Глава 4

До Смольного новости, обсуждаемые обществом, доходили с опозданием. Но Таня чувствовала тревогу, ей казалось: вот-вот должно случиться что-то серьёзное. И это произошло. Яков Карлович передал письмо, в котором Серж сообщал о зачислении в полк, что пока возле столицы стоит, а после (все, мол, ждут этого) должен отправиться в поход. Таня поняла, что решается и её судьба. Но из Смольного по уставу девушки лишь восемнадцатилетними выходят. Неужели Серж без неё поедет? Эта мысль ужасала, Тане стало мерещиться, что Серёжу ранят, будет он лежать на поле боя, истекая кровью, и никто к нему не подойдёт, не поможет, чудилось, как он призывает её, а она в это время в Смольном будет тихо-мирно кружева плести иль новые танцы разучивать. Днями отвлекалась за занятиями, а по ночам от кошмаров не могла отделаться, всплывали в её воображении картины одна другой ужасней: как милый Серёженька упадёт с коня, как дёрнется его тело в предсмертной агонии. А если он погибнет, то и ей – не жить! Таня чувствовала себя, как будто между двумя огромными пластинами тисков, которые сжимаются медленно-медленно, но неотвратимо. Надо успеть выскочить, пока они не сжались и не раздавили их обоих, этими тисками были стены института. Доктора она попросила передать Сержу записку, в котором умоляла того приехать в Смольный в первый же после Великого поста приёмный день. Сама молилась, молилась истово, чем даже удивила отца Викентия.

Чтобы свиданию никто не помешал, накануне приёмного дня постаралась всех самых строгих надзирательниц устранить. Таня слишком долго скрывала свои способности, хватит, пришла пора показать, что она может. И словно эпидемия по Смольному пронеслась: расчихались, раскашлялись, не могли от насморка избавиться многие надзирательницы. Потому, когда пришёл Сергей, в зале для гостей дежурили самые благожелательные дамы, Таню вызвали без лишних расспросов.

После Таниного пятнадцатилетия молодые люди встречались редко, и лишь в присутствии старшего Лапина, сейчас Серж был один. Девушка как будто впервые увидала суженого, и словно током пронзило её, вдруг поразило то, на что раньше внимания почти не обращала: что Серж до головокружения, до безумия хорош собой. «Как он красив и элегантен!» – промелькнуло в голове, когда он усаживался на стул напротив, когда поднял на неё свои синие очи. Был он в тёмно-зелёном драгунском мундире фрачного покроя с красными выпушкой и подбоем по воротнику и фалдам, с золотыми чешуйчатыми эполетами без бахромы. (Обер-офицерские эполеты офицеры в шутку называли сковородочками).

К юноше и девушке приблизилась чужая классная дама, прислушиваясь настороженно; Таня оглянулась на неё, про себя несколько раз повторила: «Ты нас не видишь и не слышишь! Здесь ни меня, ни офицера нет! Ты нас не видишь и не слышишь!» И дама, словно вспомнив что-то, отвернулась, ушла к дверям. Там остановилась, вернулась в зал, однако присматривала за другими гостями. А к ним подошла Екатерина Дмитриевна, улыбнулась доброжелательно. Мадемуазель Кати не подслушивает чужие разговоры, считая это низостью. И Таня стала убеждать друга – негромко, но с жаром:

– Серёженька, если ты пойдёшь в поход, я должна быть с тобою. Мы обязательно должны быть вместе!

Сказала, что запросто может выйти из Смольного: для неё нетрудно через всех охранников пройти незамеченной, все запоры открыть. Серж сразу же отверг этот вариант.

– Если ты сбежишь, мне не позволят тебя в жёны взять. Если офицер женится на даме, чье имя очернено скандалом, он будет вынужден в отставку подать – репутация жены офицера должна быть безупречна.

– Значит, проси отца, настаивай, чтобы он помог. Пусть что угодно директрисе говорит, лишь бы мне из института выйти. Мы ж договаривались, что я всегда тебя сопровождать буду! …Поверь, я здесь с ума сойду от страха, как мама моя. Не доживу до твоего возвращения, умру от горя. Умоляю, придумайте что-нибудь с Александром Петровичем.

Сергей верил каждому её слову. В их роду иногда появлялись сильные чародейки, однако, словно платой за это, кому-то из женщин выпадала и другая участь – безумия. Он вспомнил сестру бабушки, Софью, и как та наказывала ему не бросать Таню. Представил, что его милая стрекозка может стать на неё похожей, и от ужаса похолодел. Тем же вечером с отцом поговорил. Александр Петрович, когда сын передал ему слова Тани, переспросил:

– Вы уверены, что с ней беда может случиться?

– Да. Она сказала, что с ума сойдёт, как и её мать.

– Не сходила её мать с ума. Вздор это, – сердито оборвал отец. Помолчал и пояснил. – Хотя… надо признать, очень боялась этого, верила. Боялась, и сама себя от страха сего голодом уморила.

– Но это одно и то же! – воскликнул Сергей.

– Не совсем одно, – возразил отец. – Анна была гораздо упрямей, чем Анастасия. Из-за этого и с Андреем ссорились, а после его смерти как вбила себе в голову, что она одна во всём виновата, никто переубедить не смог… Мда… К сожалению, у Тани её характер, такая ж упрямица… К тому ж она сильнее матери, и всех, кого я помню, сильнее… Не исключено, что если втемяшит, внушит себе, что без тебя с ума сойдёт, именно так всё и содеется. Она в одном сильнее других, а в чём-то слабее гораздо… Да-с, да-с… Значит, вытаскивать её из Смольного надобно, – посокрушался Александр Петрович, поразмышлял вслух и пообещал сыну. – Что ж, буду просить, чтобы Татьяну проэкзаменовали и выпустили досрочно. Молитесь, Сергей, просите, чтобы Господь помог. Без Его милости ничего у нас не выйдет.

Потом весело окинул взглядом сына с головы до ног, хмыкнув, сказал:

– Выходит, Сергей, Вас женить надобно? Уверены, что не пожалеете?

– Не пожалею, отец. Она должна быть со мной. Если Таня разболеется, значит, я никогда ни на ком не женюсь.

– Не надо столь мрачными мыслями голову забивать. Сделаю всё, что в моих силах. Если директриса будет против, к императрице обращусь.

– Спасибо Вам, – сказал Сергей, у него от волнения на глазах даже слёзы выступили.

– Меня тревожит, что ждать-то от вашего супружества? – пустился в размышления – воспоминания Александр Петрович. – Прасковья Евдокимовна супругу своему тётушкой четвероюродной приходилась, в детях их соединилась кровь двух ветвей целищевского рода… Помню, в те давние годы женщины нашего рода от Анны и от Анастасии многого ожидали… Дочери не оправдали надежд, зато внучка всех превзошла. Во что же это у вас выльется?

– Во что бы ни вылилось, Таня – это моя судьба!