Елена Фили

Instagram: @fili_elena_

elenafili.ru

Авария

– А я однажды был свидетелем страшной аварии.

Парень, сидевший в автобусе на заднем сиденье, встал и перебрался поближе к рассказчикам.

– Машина сорвалась с дороги, понеслась и врезалась в дерево. Люди, кто видел, выскочили из своих авто, хотели помочь. Бесполезно. Это… страшно, когда на твоих глазах погибает человек, а ты бессилен. Я потом всё думал об этом, а перед глазами постоянно стояла картина несущегося к гибели автомобиля. Даже на похороны сходил. Думал, узнаю подробности. Рядом со мной мужчина был в толпе. Такой немолодой, неприметный. Украдкой слёзы вытирал. Мы разговорились. Оказалось, он врач и о том, из-за чего авария случилась, знал. Считал себя виноватым. А я слушал и думал: а как бы я поступил?

– Будете слушать? – парень оглядел людей в автобусе. Увидев кивки, он начал рассказывать.

* * *

Впервые в жизни Полина заснула на работе. Вот только что смотрела на экран монитора и в следующее мгновение раз – и отрубилась. Хорошо, что в офисе был обеденный перерыв и отдел пустовал. Со стороны, наверное, это выглядело, как будто сложилась тряпичная кукла. Просто упала на клавиатуру с громким щелчком клавиш. Клац!

Она почувствовала, что голова её повернута набок, ухо трется о знакомую ткань, а по виску стекает что-то тёплое. И, кажется, во сне она была не одна. Точно, не одна. На соседнем сиденье полулежал её Гоша. И смотрел прямо на неё. Полина поняла, что они с Гошей сейчас в машине. Гоша, живой, невредимый, а не то страшное нечто, в которое превратился муж после автомобильной аварии и которое она похоронила две недели назад в закрытом гробу. Сначала Поля чуть не задохнулась от радости. Гошенька… А потом она замерла. Гоша был… странный. Не шевелился. Может, тоже не мог, как и она? Может, свидания на небесах так и происходят? Нельзя дотронуться. Запрещено. Можно только смотреть. Ну и что? Поля судорожно выдохнула. Ей и этого хватит! Смотреть, смотреть в любимые глаза. Ещё побыть вместе. Близко… Погладить… Дотронуться… Только руки почему-то не шевелятся.

Внезапно Гоша заговорил. Не своим голосом, тёплым, мягким, а механическим, будто каркал.

 
«На златом крыльце сидели
Царь Царевич и я – Королевич,
Убитый или живой?
Кто я теперь такой?
Говори поскорей, видишь – очередь из людей?
Не скучай… скоро сама придёшь…»
 

Поля вынырнула из кошмара внезапно, как и заснула. Подняла голову и огляделась. Коллектив заполнял рабочие места. Никто на неё не смотрел. Может, подумали, что человек устал и решил вздремнуть. Её вообще старались не трогать в последнее время. Знали о похоронах. Молча принесли и пристроили на краешек стола конверт с деньгами. Разве ей нужны деньги? Зачем ей деньги? Ей нужен Гоша. Хоть какой. Даже странный, говорящий механическим голосом и похожий на робота. А то, что она уснула… Так она уже и забыла, когда нормально спала. С того дня, как ей позвонили и сказали, что Гоши… что Гоша…

Поля провела ладонью от виска вниз по лицу и уставилась на окровавленную ладонь. Наверное, поранилась, когда голова упала вниз. Рядом с клавиатурой стояла кружка с кофе. А теперь лежали осколки, и сладко-тягучая коричневая жидкость пачкала поверхность и распечатанные недавно листы.

– Давай помогу! – новенькая, Поля не помнила её имя, сидевшая за соседним столом, решительно схватила Полину руку, оттёрла кровь салфеткой, а потом сгребла то, что осталось от кружки, грязные листы и унеслась по коридору в туалет. Когда она вернулась, Полина сидела всё так же и недоуменно улыбалась.

Оставшееся время на работе Полина старательно делала вид, что ничего не произошло, перепечатала заново всю статью, испорченную кофе, и всё думала: а почему Гоша пришёл к ней именно сюда, а не домой? Дома всё привычное и свидетелей нет. Да какая разница, куда и когда он пришёл! «Лишь бы приходил», – шептала она, дрожащими руками запирая ящики рабочего стола, подхватывая плащ, сумку и торопливо спускаясь на стоянку.

«Пусть приходит, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», – твердила Поля, когда завела машину и потом, когда выехала на дорогу. «Хочу опять его увидеть!» – лихорадочно пробормотала, поворачивая из пригорода на дорогу, ведущую к дому. И… снова отрубилась. На мгновение. А очнулась возле поворота, недалеко от тополя, в который врезался на машине её Гоша. Поля вгляделась. Кто-то пристроил похоронный венок к основанию дерева, небольшой, но видно издалека. Это… правильно. Чтобы никто больше не погиб. Чтобы издалека видели и тормозили заранее.

Она вышла из машины, подошла к тополю, прижалась к холодному стволу головой, замерла. Как ты там один, Гоша? Поля вспомнила, как муж сегодня в офисе каркал какие-то странные стихи. Хоть и такой… Пусть приходит. Нельзя ей без него. Вон что получается.

И только потом до неё дошло, что она проехала километр как бы… без сознания? Это же ненормально? Может, у неё из-за нервного срыва что-то с головой? И никакая это не Гошина душа скучает, а просто глюки? Начало сумасшествия? Шизофрения?! Она вздрогнула от сигнала проехавшей мимо машины, протяжного, прощающегося, съёжилась, ощутив, как прохладный ветер пытается забраться под плащ, и вернулась в салон. Завела двигатель, тронула машину и медленно, вдоль обочины, контролируя себя, поехала домой.

Дома Поля бесцельно побродила по квартире, включила и выключила телевизор, выпила горячего чаю, чтобы согреться, – отопление ещё не дали, а ночи уже стали холодными, и дома всё выстыло. На тумбочке возле кровати стояла Гошина фотография. Поля подержала её в руках, ощущая знобкий металл рамки. Почему-то вспомнилось, как они познакомились. На пляже. Стоял июль, они ели одинаковое мороженое, облизывали пальцы и строили друг другу рожицы, а потом весь вечер целовались. Там же, на пляже. Под шум набегающих волн.

– Ты приходи, – прошептала она, укладываясь спать, натягивая на голову одеяло. – Я ждать буду.

Гоша не пришёл ни в этот день, ни в следующий. А Полина продолжала внезапно засыпать. На работе. Дома. Ненадолго. На пять-семь минут. И галлюцинации были. Мама, которая много лет назад умерла от рака. Измученная, худая. Бабушка, беззубая, высохшая, в белом платочке. Дед. Все, кто были в Полиной жизни раньше, а потом умерли. Вроде и сон, но как будто наяву. Она видела, чувствовала, а двинуться не могла.

Гоша пришёл на третью ночь. Она ощутила, как кровать прогнулась, – кто-то тяжелый лег рядом. Поля открыла глаза. Гоша смотрел не мигая, открывал черный провал рта, будто снова читал дурацкую считалку. Но слов не было слышно. И только в конце она услышала быстрый страшный шёпот: «…Я убитый или живой?» и через паузу всхлипнул: «Это ты не проверила тормоза…». Полина хотела отвернуться, закричать, что проверила, проверила, и не тормоза виноваты, так сказали в транспортной полиции, а ты сам заснул за рулем, но потеряла сознание. Очнулась утром. Тихо собралась, вызвала такси и поехала на работу.

Когда Полина зашла в офис, её вызвал к себе начальник.

– Поля, я всё понимаю, но так нельзя!

Он кинул на стол последние Полинины статьи, исчёрканные красным фломастером. Листки разлетелись широким веером.

– Я вижу – горе. Возьми отпуск. Не мучай себя, не подводи коллектив. Говорят, у тебя с нервами проблемы? Теряешь сознание, отключаешься?

Поля виновато опустила голову:

– Немного накосячила, простите. Я переделаю.

– Нет, дорогая. Давай-ка к врачу. К психотерапевту. У меня знакомый есть. Все хвалят. Я договорился, скажешь, что от меня.

И шеф протянул Полине визитку.

* * *

– Вам не ко мне, – знакомый психотерапевт шефа с сожалением протянул Поле бланк истории болезни, заполненный с двух сторон её рассказом о том, что с ней происходит в последнее время. – Сомневаюсь, что это шизофрения. Идите-ка вы к сомнологу.

И Поля, обрадованная, что приходы Гоши – это «не шизофрения», почти выбежала из кабинета психотерапевта, а потом и из клиники на улицу. Вдохнула свежего воздуха и задумалась. Идти или нет ещё куда-то? Кто это – сомнолог? А вдруг этот непонятный сомнолог докажет, что Гоша – это всё-таки просто больное воображение? И что нужно лечиться? А нужно ли вообще дальше разбираться? Пусть Гошенька приходит. Правда, последний раз было… страшно… Поля вытащила мобильник и забила в поисковой строке: «Какие заболевания лечит сомнолог?» Прочитала, прижав к щекам похолодевшие ладони, и вызвала такси.

…Сомнолог, поджарый, невысокий, в очках с толстыми стёклами, долго её выспрашивал, а затем сложил на коленях руки с длинными хирургическими пальцами и тяжело вздохнул.

– Нарколепсия. И сонный паралич. Таков предварительный мой диагноз. Нужно сделать полисомнографию. Вот направление. Дам вам пока из своих запасов таблетки. Их трудно достать, вы аккуратнее, ладно?

Полина, оглушённая непонятными словами, уцепилась за знакомые: «таблетки». То есть если выпить таблетки, Гоши больше не будет?

– Доктор, а после таблеток перестанут приходить мои… галлюцинации?

– Видения погибшего мужа? Да, перестанут.

– А… вот эта сонливость… тоже уйдет? А то я за руль боюсь садиться.

– Ну, нет, девушка. Пока наука так далеко не шагнула. В гипоталамусе секретируются гормоны бодрствования, и их дефицит является причиной врождённой нарколепсии. Редкое неизлечимое заболевание. Обычно врождённое. А может, как у вас, развиться после тяжелой психологической травмы. Или из-за опухоли. Увы. Мучают кошмары при засыпании и пошевелиться невозможно, да? Но попробуйте перебороть этот страх. Если вы научитесь расслабляться, то сонный паралич будет появляться реже. Можно, можно приспособиться.

Но Полина не хотела «расслабляться», «перебарывать страх», избавляться от кошмаров. Она хотела, ждала каждой галлюцинации, призывала её. Гоша. Если Полина начнёт пить лекарства, то Гоши не будет. А она… не хотела больше жить одна.

Дома Полина перед сном посмотрела с сомнением на таблетки, открыла ящик стола и засунула их подальше, в самый угол.

Утром она написала заявление о переходе на «удалёнку», то есть работу из дома. Стараясь не замечать любопытных взглядов коллег, быстро собрала вещи в большую картонную коробку и почти выбежала из офиса, боясь расспросов.

Целый день слонялась по дому, ждала ночи. Ей хотелось попробовать поговорить с Гошей. Рассказать о болезни, посоветоваться, спросить, идти ли завтра на непонятную процедуру по подготовке к этой… полисомнографии. Ну и что, что паралич и не двигаются мышцы? Гоша поймет, как всегда понимал. Когда приходила расстроенная с работы, когда болела, когда умерла мама. Без слов понимал, что случилась беда или неприятность. Подходил, распахнув широко руки, обнимал, прижав к плечу её голову, и надолго замирал. Боль как будто просачивалась сквозь одежду и впитывалась в Гошу. В его кожу, душу, сердце. И Полину «отпускало».

Почувствовав, как под тяжестью тела колыхнулась кровать, Полина открыла глаза и отпрянула. Гошина голова, окровавленная, разбитая, безглазая оказалась слишком близко. И продолжала приближаться. Полина закричала. Но горло, мгновенно пересохшее, не издало ни звука. Голова остановилась, почти упираясь в глаза Полины, которая не могла даже зажмуриться, и каркнула: «Я – убитый!». И дребезжаще засмеялась, раскрыв рот с выбитыми зубами.

Очнувшись, Полина босиком, в мокрой от пота ночной рубашке кинулась к столу, выгребла таблетки и сразу насухо проглотила две. Только потом добрела до кухни, налила воды из крана и запила горечь во рту. И не спала до утра, боясь повторения кошмара.

На следующий день в клинике её всю облепили специальными датчиками, наговорили кучу инструкций и отправили домой. Полина медленно, перебирая ногами, как старушка, брела к машине и всё думала, думала. Как дальше жить? Как? Гоша теперь будет приходить такой… жуткий… не родной. Она перестанет его любить, а со временем начнет ненавидеть. Ей придется жить одной, потому что никому не нужен инвалид, кричащий по ночам от кошмаров и засыпающий по несколько раз за день. Останется только работа. Обычная. Копирайтер. Ей всего тридцать. Жить такой жизнью ещё сорок или пятьдесят лет? Без Гоши? Без подруг? Без будущего? Как овощ?

И когда садилась в машину, думала. И когда выезжала со стоянки.

* * *

По дороге, ведущей под уклон, мчалась на огромной скорости красная «ауди». Встречные машины с опаской объезжали нарушительницу. Из открытого окна несся звонкий Полинин голосок:

 
«На златом крыльце сидели
Царь Царевич и я – Королевич,
Убитый или живой?
Кто я буду такой?
Говори поскорей, видишь – очередь из людей?»
 

За поворотом машина съехала с шоссе и устремилась вниз, прямо к обугленному тополю, искореженному последней аварией. Разогнавшаяся «ауди» на полном ходу врезалась в дерево, взорвалась и загорелась. С дороги бежали люди, кто с аптечкой, кто с огнетушителем, кто просто помочь. Они остановились в бессилии перед горящим автомобилем. Никого уже нельзя было спасти. Трещал огонь, пожирая плоть машины и пассажирки. Откуда-то сверху замершие от ужаса люди услышали каркающий шёпот, принесённый ветром: «Не скучай, я скоро приду…»

* * *

…Завершив рассказ, парень протяжно выдохнул и обвёл взглядом людей в автобусе. Никто не смеялся. Женщина в сером платке плакала, опустив голову на сиденье. Парень вытер широкой ладонью лицо и пробормотал, уставившись в пол:

– Вот так всё и было. Не могу забыть. Никак.