Глава 5

На рассвете я проснулась с чувством обычной легкости, но потом вспомнила о контракте. Я его все-таки прочла от корки до корки и убедилась, что Иосиф – психологический садист.

Выбравшись из теплой кровати, сбегала в душ, а потом надела бледно-розовый джемпер и черные джинсы в обтяжку. Перед сном я, ни на что ни надеясь, тщательно исследовала свою вчерашнюю одежду и нашла на косухе волос Егеря, намотанный на металлическую пуговицу на манжете. Наглец утерял это «добро» во время короткой схватки в приемной Сатаны.

Волос пепельного цвета, выдранный с корнем, лежал в плотно закрытом пластиковом пакете.

Я набрала номер Бори.

– Боги всех времен и народов, – прохрипел друг. – Франкенштейн, сейчас еще ночь или уже утро? У меня голова раскалывается…

Первым порывом было извиниться, но нельзя. Вспомнив об этом, я захлопнула рот.

– А тебе лишь бы спать, – отчитала друга. – Мне нужно сделать анализ ДНК, в наличии волос, который я с корнем вырвала у врага.

– Молодец, поздравляю. Давай так. Три дня, и будет тебе счастье.

– Нужно быстро, сегодня.

Боря тяжко вздохнул и кому-то рядом пробормотал, что звонят по работе.

– Так и быть, прогуляю ради тебя пару и съезжу в лабораторию. Привезешь материал.

– Через час буду у тебя.

– Издеваешься?! Дай досмотреть сны.

Я больно укусила себя за руку, зажмурилась и заявила:

– Н-нет!

– Ого! – Боря присвистнул. – Все так плохо?

– Говорю же, очень срочное дело.

– Ну ладно. Приезжай. Ненормальная.

Я собралась поблагодарить, но вспомнила, что и «спасибо» теперь в списке запретных слов.

– До скорого, – пробубнила, испытывая жуткие угрызения совести.

Задание на первый день контракта было описано как легкое, для раскачки: отправиться на ужин в 17:00 в ресторан «Дакота». Сказать официанту, что он нищеброд. Попросить сменить бокалы, с которых не отмыли отпечатки. Не оставить чаевых. Обвинить соседа по столу (Бориса Денных) в том, что он украл деньги из моей сумочки. Не произносить слов извинений или благодарности. Университет прогулять. На работе всем звонящим по грантам отказывать в грубой форме. Вообще всех, кто просит что-либо, посылать на три буквы. К счастью, на какие именно буквы, не уточнялось, и я решила посылать на АБВ.

Казалось бы, мелочи, но обычному человеку исполнить подобные приказы – как танком по себе проехать.

Преодолев путь в сорок минут под моросящим дождем и прибыв в «Константу» верхом на Афелии, я старалась избегать людей и даже отключила коммутатор в кабинете, но потом со скрипом раненной совести вернула провод на место. Злобный аппарат тут же затарабанил, и помощница ласковым голосом отчиталась, что звонят из Фонда поддержки креативных инициатив гуманоидов… э-э…

– Что? – переспросила я, и помощница, прочистив горло, ответила:

– Ой, я не так записала. Инициатив гуманов.

– Кого? – Я даже насупилась и глаза прищурила, чтобы лучше слышать.

– Франсуаза Константиновна, я правда не знаю. Говорят, вы согласились пообщаться.

– Соединяй.

Я сняла зубами колпачок с черного маркера, которым рисовала скетчи в перерывах, и приготовилась сделать пометки.

– Добрый день, Франческа, это говорит Марина, глава Фонда поддержки креативных инициатив «Гуттенберг».

– Здравствуйте, – улыбнулась я.

– Мы выслали вам на почту проект и надеемся, что вы его одобрите. Это проект по созданию детских полос с препятствиями для бедных дворов.

– А какого рода препятствия?

– Ну, знаете, все, что детям интересно. Горки без бортов, скользкие отрезки, песочница не с песком, а со щебнем… В общем, новый писк моды, неординарный подход к развитию реакций и моторики у ребенка.

– Вы собираетесь моторику развивать или делать инвалидами?

Собеседница засмеялась.

– У вас есть дети? – спросила она.

– Нету.

– Я так и подумала… Не судите наш проект безосновательно, пожалуйста. Вы же не мать. Поверьте, наш проект очень перспективный.

Черт! Я подскочила, как солдат при виде генерала. Нужно ведь отказать! Причем сходу и в грубой форме. «Простите, Марина, но…» Ох, без извинений же нужно.

– Марина, обратитесь со своим проектом… к гуманоидам! И щебнем свою заявку присыпьте для солидности. Всего хорошего! То есть, нехорошего. Разговор окончен. Вам отказано.

Бросив трубку, я плюхнулась в кресло. У меня тряслись руки, пальцы не разгибались, а в ушах отзывалось эхом собственное хамство.

О боже.

Я выпила воды из бутылки, которую вытащила из стола, а потом побрызгала себе лицо.

Если так и дальше пойдет, то к концу месяца я стану неврастеником.

Трень-трень. Опять телефон.

– Франсуаза Константиновна, вам Борис Денных звонит.

– Соединяй!

Пара мгновений, и голос друга:

– Фрэнки, крошка, твоя просьба исполнена. Я в лаборатории, результаты готовы.

– И-и?

– А тебе какие нужны? Положительные или отрицательные?

– Настоящие.

Боря хмыкнул, раздался треск, и голос стал удаляться.

– Але, Борь!

– Это я смартфон переложил на другое плечо. Документы в руках держу.

– Так брат он мне или нет?

– Кто?!

– Не скажу.

– Тогда и я не скажу.

Боря иногда становился жутко вредным. Обычно я начинала хвалить его, и он оттаивал, но сегодня этот прием был под запретом. А вот если рассердить Борю в таком состоянии, то он и правда не скажет. Злопамятный. Пришлось зайти с другой стороны:

– Приглашаю тебя на ужин в «Дакоту» в пять вечера.

Наглая ухмылка друга картинкой Чеширского кота повисла перед глазами, когда тот протянул:

– Вот там и отвечу, даже документ дам подержать.

– Ах ты!..

Но Боря уже отключил звонок. Жизнь – боль. Мне предстояло до вечера страдать, гадая, быть или не быть. Я пока не поняла, как относиться к Егерю в случае родства. Это нарушило бы картину мира, появился бы сильный соблазн рассказать ему о контракте стервы и планах отца. Вдруг Максим помог бы найти лучший выход?

Та-ак! Стоп. Это что за мысли?! Егерь – и помочь? Да он посмеялся бы надо мной, растоптал и пошел дальше.

Говорят, что у него дома пол устелен шкурами лично им убитых животных, включая редкого медведя-губача. Как вообще можно убить кого-то с такой хорошенькой мордашкой, как у губача?!

Тре-е-нь!

– Кто на этот раз?

– Фонд разочарованных писателей.

– Черт… Ладно, давай.

Если хотелось выпустить пар, то обычно я не использовала людей, а садилась на байк и гнала по трассе до посинения. Сейчас я тоже была взвинчена, и меньше всего на роль жертвы моего дурного настроения подходил любимый преподаватель.

Оказалось, он звонил, чтобы извиниться и – снова напроситься на яхту, когда ту отремонтируют. Почувствовав, как немеют губы от необходимости отказать, я уткнулась лбом в стол и шумно втянула воздух. Это же был мой препод, хороший человек, потерявший вдохновение.

Эх…

– Вы в своем уме, Виталий Иванович? Отец меня чуть не убил. Скажите спасибо, что страховка покрыла основную часть расходов на ремонт. – Закрыв ладонью трубку, я шепотом добавила: – Идите на АБВ.

– Что? Не расслышал.

– До свиданья.

Сгорбившись, я закрыла лицо ладонями. Привыкать к грубости не хотелось: я боялась того побочного эффекта, который сделал маму стервой навсегда.

Лучше жить впроголодь, чем жить, как мама.

Я позвонила брату, пригласив его на ужин, а после обеда, закончив дела, отправилась домой переодеться. В контракте уточнялось, что в свободное от работы время я должна одеваться вызывающе.

Колючий ветер бил в лицо, и казалось, что я лечу, расправив крылья, которые всю жизнь прижимала к бокам, боясь взмахнуть и нечаянно задеть кого-то. Горечь от собственной несвободы давила на сердце, но с каждым километром становилось легче.

За поворотом показалась аллея, ведущая к высоким воротам Тары.

Тара… Каждый раз, возвращаясь домой, я испытывала невероятный душевный подъем. Это место было светлым и большим, как отдельный мир, и даже присутствие Столетовых и Сатаны не портило атмосферу.

Я запарковала байк в гараже и направилась к конюшне.

– Привет, Фрэнки, я думал, ты о нас забыла, – поздоровался дядя Тим, который ухаживал за нашими лошадьми уже пятнадцать лет.

И снова пришлось себя оборвать на вдохе, чтобы не извиниться, не объяснить ситуацию.

– Дел полно, – отмахнулась и подошла к своему любимцу, Ацтеку, который лоснился даже в полусвете. Вороной начал перебивать копытами, учуяв мой аромат, и я улыбнулась. Ткнулась ему носом в нос и огладила его по лбу, где горела белая звезда. Ацтек был огромный, длинноногий, гордый. Красавец… Я скормила ему морковку и, не прощаясь, выбралась во двор. Постояла минуту в трансе и медленно побрела к дому, размышляя о предстоящем ужине.

– Детка, это ты? – раздался голос мамы, и Зоя Уварова показалась из золотой гостиной в пеньюаре, с модным журналом в руке. – Я помогу тебе выбрать наряд в ресторан.

– Иди на АБВ, – ответила я развела руками, когда мама резко вскинула брови. – У меня контракт, так что привыкай.

Мама рассмеялась.

– Как знаешь, но выбери что-нибудь покороче.

– Ценный совет, – хмыкнула я, поднимаясь по широкой лестнице с белыми резными перилами. – В смысле, плевала я на твои советы.

– Умничка, – ответила довольная мама.

В итоге я выбрала прямое короткое платье без рукавов, ниспадавшее слоями золотистой бахромы от лифа вниз. Приложила одежку к себе и посмотрелась в зеркало. Слишком короткое, и спина открыта. Замёрзнуть можно в декабре-то. Но для дела сойдет.

Я распустила волосы и подколола передние пряди, чтобы не лезли в глаза. Сапоги выбрала черные, замшевые, выше колен. Толстый слой бесцветного бальзама для губ, дымчатые тени для век, скулы подчеркнуть…

– Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье, – сказала я своему отражению и сглотнула нервный смешок. Кто вообще так с людьми разговаривает? Придется потом извиниться перед каждым, кто пострадает в декабре от драконихи Франсуазы.

Смирившись с грядущим, я вызвала такси и отправилась в центр Москвы, в ресторан «Дакота», который находился неподалеку от Красной площади. Брат добрался туда прямо из гимназии. Он учился в выпускном классе и собирался стать великим музыкантом, гитаристом, как Брайан Мей.

  Отец не замечал Роберта, не строил на него планов и не пытался переубедить в выборе профессии. Казалось, Сатана вычеркнул сына из жизни как бракованный продукт.

Роберт был очень популярным парнем в гимназии, учился хорошо и ненавидел «Константу». Любил он меня, Тару и музыку.

– Привет, Фрикаделька! – Он обнял меня, как котенка, благо, что высокий, метр девяносто, и взлохматил мои уложенные волосы. – Ты на панель собралась?

Я вмазала ему сумочкой по плечу и вовремя вспомнила, что не имею права разглашать информацию о контракте. Врать брату было странно, противоестественно.

– Решила найти себе парня.

– В таком виде ты его найдешь только на одну ночь, сестричка.

– Отстань. Вон, Боря идет… А с кем это он?

Брат выругался и шикнул мне на ухо:

– Не могла предупредить, что она с нами будет?!

Оказалось, Боря привел с собой младшую сестру, которая училась с Робертом в одном классе. Я часто слышала о ней, но встречаться нам еще не доводилось.

– Привет, – мелодичным голосом поздоровалась она. – Меня зовут Юля.

– Привет, – процедила я, состроив лицо стервозы и вызвав недоумение у Бори.

Гурьбой мы направились в ресторан.

– Франческа, ты выглядишь… анатомически, – сухо сказал Боря, когда я сбросила короткое пальто, чтобы оставить его в гардеробе. – Никогда не видел столько тебя.

– А ты выглядишь кошмарно, – ответила пафосно, рыдая про себя. – В ресторан все же пришли, а не в общагу к провинциалам.

Боря от удивления не нашелся, что ответить, а его сестра закашлялась.

– Еще и больную сестру с собой привел, молодец.

Друг нахмурился. Роберт тоже.

– Крошка, если у тебя красные дни календаря, то это твои проблемы. Я могу и уйти, вместе с документами, – обиделся Боря.

Я расстроилась и взяла его за руку.

– Помолчи уже, идем.

Столик был забронирован заранее, в отдельной кабине; перегородки тонкие, громкие голоса соседей слышны, но если говорить шепотом, то можно и посекретничать.

Мы прошли внутрь и закрыли дверцу. Черно-бардовый диван дугой вился вокруг столика, на котором в теплом свете зажженной свечи мерцали хрустальные бокалы. Тихая спокойная музыка из фильма «Амели» доносилась из динамика, встроенного в стену.

Боря запоздало фыркнул, так и не ответив на мою грубость, и ободряюще подмигнул сестре, Юле. Та улыбнулась и присела на краешек дивана, напротив Роберта, заправив длинные русые волосы за ухо. У девочки были красивые руки, и вообще она казалась очень милой. Бледноватой, правда, зато глаза сразу ярче стали.

Роберт слишком резко взял меню и раскрыл его, едва не порвав. Он так и не поздоровался с одноклассницей, продолжая ее игнорировать.

Но вот настал момент искаженной истины: официант подошел и поинтересовался, какие напитки принести.

У меня от сожаления во рту пересохло. Очень не хотелось оскорблять человека. Но пришлось набрать побольше воздуха в легкие и выдать заготовленную фразу:

– Замените мне бокал.

Я понадеялась, что официант молча выполнит требование, но тот, естественно, поинтересовался, в чем заключается недовольство.

– Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье.

Официант разволновался, униженный, но выдавил улыбку, извинился и молча унес бокал.

Мои щеки налились горячим румянцем. Но я специально заштукатурила их своим лучшим тональником, под которым кожа могла хоть позеленеть, все равно не заметно.

На меня уставились все. Первым заговорил Роберт:

– Не понял. А что случилось? – Голос у него был низкий, глубокий и участливый.

– Ничего, все прекрасно. Только жизнь – дерьмо, и официанты своей работы не знают.

Боря застыл на пару мгновений, потом подвинулся ближе к сестре и с наигранным весельем поинтересовался:

– Юла, ты выбрала, что будешь заказывать?

Меньше всего та походила на юлу. Она сидела неподвижно, будто закованная в невидимые кандалы. Девочка робко кивнула и ткнула пальцем в строчку меню.

– Родители попросили сестру из школы забрать сегодня, у нее до репетиции еще два часа.

Ну вот. Значит, Боря почувствовал себя не в своей тарелке, раз начал оправдываться.

– Чаевых не оставлю, – выпалила я, задыхаясь.

– Ты точно в порядке? – уточнил брат, а я потянулась к сумочке, порылась в ней и воскликнула:

– Кто украл мои деньги?! Ни карточек, ни налички. Боря!

Тот аж подпрыгнул на месте. Его карие, почти черные от гнева глаза под мелированной челкой недобро загорелись.

– Что, Франциска?

– Ты сидел рядом со мной, а потом передвинулся. Ты украл мои деньги!

Боря медленно поднялся, достал из своей сумки документы и бросил их на стол.

– Я сыт. Юла, мы уходим. А ты, Уварова, позвони мне, когда успокоишься. Но разговаривать с тобой я буду только после того, как извинишься.

Мне хотелось плакать. Боря никогда раньше не обращался ко мне по фамилии. Дурной знак.

– Боря, – печально позвала я. – Извиниться смогу не раньше января.

– Вот через месяц и созвонимся. И кстати, сумка у меня – производства «Дола». Отличная сумка, если хочешь знать. Пока.

В носу защипало от слез, и я едва сдержалась, чтобы не остановить друга. Роберт же злым прищуром проводил Юлю. Но спрашивать, какая кошка между ними пробежала, не было сил. Брат поднялся и сказал:

– Знаешь, я тоже домой. Наелся. – И ушел, пнув на прощание диван.

Вечер был испорчен, и я уже собралась открыть папку с результатами анализа ДНК, когда ко мне вдруг заглянул неожиданный гость.