Глава 2

Ноябрь выдался очень холодным, а последний его день был как никогда серо-унылым. Надев потертую куртку из искусственной кожи с нашивками и эмблемой байкерского клуба «Вонг», я водрузила на голову шлем и умчалась в «Константу». Новый мотоцикл Ducati, стилизованный под винтажную модель 1979 года, я купила себе всего четыре месяца назад, но уже прикипела к нему душой.

На байках я гоняла с шестнадцати лет, а два последних сезона даже участвовала в гонках. Отец никогда не запрещал заниматься экстремальными видами спорта, наоборот, одобрял.

– Экстремальный спорт отсеивает слабаков. Если ты слабачка, то и тебя отсеет. Это даже хорошо, планете легче будет, – мудро объяснил он.

В прошлом году меня приняли в байкерский клуб «Вонг», и глава клуба по прозвищу Сайгон иногда по-дружески помогал доставить моего брата Роберта домой с какого-нибудь стремного гаражного концерта. В свою очередь, я стала одним из спонсоров клуба и взяла на себя производство фирменной продукции.

Мотоциклу я выбрала очень подходящее имя: Афелий. На нем я добиралась на работу и на учебу в МГИМО, на факультет прикладной экономики и коммерции. Я изучала международные экономико-экологические процессы и собиралась стать экологом, чтобы превратить «Константу» в международный технологический рай, который станет производить, не разрушая природу. Я училась на первом курсе, приближалась моя первая в жизни, зимняя, сессия. Но сейчас это показалось мелочью: какая сессия! Семья может лишиться «Константы»!

Мой прапрадед, Константин, назвал компанию в честь себя. На эмблеме была изображена лемниската – символ бесконечности, он пересекал поперек латинскую букву U, намекая и на Уваровых, и на счастливую подкову. Отец часто повторял, что это не случайность и он действительно родился в рубашке. Мол, удачливость – наша семейная черта.

В общем, пафоса много, но психи не дремлют, в частности, отец. Его трудами «Константа» уплывала к этому козлу-живодеру Максиму Езерскому.

Только через мой труп.

Мне стало до жути обидно, и я гнала наперекор ветру, благо слякоть на дорогах разъездили за день.

Огромная эмблема компании сияла неоном на вершине небоскреба, и я заметила ее издалека, как всегда.

Поскольку отец – личность специфическая, то и небоскреб был обнесен бетонной стеной, а проезд охранялся. По утрам образовывались страшные пробки, но «Константа» хорошо платила сотрудникам, и те закрывали глаза на неудобства.

Сейчас наступило обеденное время понедельника. Обычно люди предпочитали питаться внутри здания или заказывать доставку еды, чтобы не мучиться с движением, и я удивилась, заметив у ворот змейку из автомобилей, которые не могли проехать в «Константу».

Я обогнула их и притормозила рядом с охранником.

– Привет, Глеб, а что тут происходит?

– Франциска Константиновна! Объясните хоть вы человеку, что он здесь персона нон-граната!

Многие не могли запомнить мое имя и называли то Франциска, то Февронья. Были и те, кто гордо именовал меня Францией.

Персона нон грата? Кто ж там такой?

Я припарковала мотоцикл у будки охранника, сняла черный шлем, оставив его болтаться на ручке руля, и прошла к автомобилю, который блокировал проезд. Постучала в стекло двери со стороны водителя и, когда оно опустилось, оперлась локтями на нижнюю грань, чтобы попросить человека съехать в сторону. Но слова застряли в горле.

– Фрэнки, солнце, соскучилась по мне? – Наглый голос принадлежал Максиму Езерскому, главе «Дола». Мужчина ехидно улыбался, разглядывая меня с интересом заядлого коллекционера. – Меня не пропускают. Видимо, спутали с опасным преступником.

Максим был потребителем, охотником с черной душой.

Я сжалась внутри и посмотрела надменно, хотя хотелось зажмуриться и представить себя далеко отсюда.

– Добрый день, господин Езерский. Вы один, без охраны… Как беспечно.

– Беспокоишься за меня, солнце? Это знание согрело бы мою живодерскую душу, если бы не факт, что раньше вы обходились только промышленным шпионажем, а теперь опустились до ложных доносов, рейдеры проклятые!!!

Буквально выплюнув жесткие слова, Егерь резко открыл дверь серебристого «мерседеса», и меня едва не отбросило в сторону. Езерский сжал мои предплечья и силой втолкнул в салон. Я упала на водительское кресло из черной кожи и, обернувшись, увидела, что охранник на всякий случай достал табельное оружие.

– Все в порядке, Глеб! Пропусти посетителя. Я с ним поеду, – закричала я, подумав, что обвинения в шпионаже и рейдерстве не для ушей сотрудников, которые, возмущенные, прислушивались к разговору.

Езерский был в ярости. Последний раз мы сталкивались, когда я легла на дороге вместе с другими протестующими, не пропуская фуру с товаром «Дола». Нас снимало ТВ, и отец потом долго хохотал, довольный ростом рейтинга «Константы»… Но даже тогда враг не был таким злым, как сейчас.

Егерем называли Максима не зря. Охотник он и есть. Пришел на чужую территорию и набрасывается на людей.

Я перебралась на пассажирское сиденье, обомлевшая от необходимости оставаться с этим человеком наедине, и пристегнула ремень. Нам еще не случалось находиться настолько близко, когда можно рассмотреть врага в мельчайших деталях, и я внимательно разглядывала его, пока мы ехали.

Он был смазливым, этот Езерский, но не в моем вкусе: слишком много самомнения, слишком мало достоинства. Типичный бабник.

Он был в теннисной форме сейчас, наверное, с тренировки сорвался.

Взгляд мужчины источал ненависть. Казалось, дай волю, то и с меня шкуру содрал бы и сделал коврик. У меня глаза были насыщенного синего цвета, в вот у Езерского – серые, и отражали те цвета, что царили у него в душе. В общем, мрачная гамма бездушной личности. Его короткие темно-русые волосы отливали свинцовым оттенком; верхние пряди и челка достаточно отросли, чтобы торчать в разные стороны. От этого Егерь казался моложе, хотя ему и так еще тридцати не было.

– Не прожги меня лазерными линзами, лицемерная ты мать Тереза. Все вы тут – куча лицемерных торгашей! – процедил он, въезжая на аллею, которая вела к подземной парковке.

– У меня не линзы, это природный цвет.

– Да ладно, у вашей семейки все искусственное. И эмоции, и товары, и глаза. – Он с таким осуждением посмотрел на меня, что я даже захотела оправдаться, но вовремя вспомнила, кто передо мной.

Максим заглушил двигатель и выбрался из машины. Неожиданно вспомнив о вежливости, он обогнул «мерседес» и открыл для меня дверь.

– Отец вышвырнет вас отсюда, вы ведь знаете. Зачем приезжать лично? Отправили бы адвоката, – сухо сказала я.

– Мне нужно выплеснуть агрессию, а передавать ее через адвоката не гуманно.

Я поправила эластичный пояс джинсов, одернула топ под курткой и усмехнулась:

– Идемте, гуманный вы наш.

Мы молча вошли в лифт, и я нажала кнопку с цифрой «двадцать». Было неуютно в обществе непрошеного гостя, который поленился даже пальто надеть в конце ноября. Впрочем, хладнокровным верхняя одежда ни к чему.

Егерь пристально смотрел на меня, и я чувствовала тяжелый взгляд всей своей напуганной душой. Ну зачем я его впустила?! Пусть бы лучше случился скандал, чем вот это.

Я ненавидела скандалы и всегда пыталась уладить дело миром. Но сейчас, нервно покусывая губы, винила себя за чрезмерную податливость. Отец наорет на меня, снова обзовет «тряпкой». Но разве могла я спокойно проехать мимо «пробки» у ворот, будто ничего не случилось?!

«Можно было вызвать полицию», – подсказала логика.

Ой… ну какая полиция? Не настолько важный повод. Пускай отец сам решает вопросы со своими врагами.

…А Езерский продолжал изучать меня, даже не пытаясь проявлять уважение.

Какой назойливый, наглый взгляд…

Вдруг мужчина крепко сжал мое плечо и развернул к себе. Я растерялась, а тот высокомерно обхватил мой подбородок на удивление теплыми пальцами и заглянул мне в глаза. В его жестах было столько небрежности, словно рабыню выбирал на средневековой площади.

– Хм, – заключил он, нахмурившись, но руку так и не убрал. – Не соврала.

…Двери лифта раскрылись, а сотрудники, которые работали в отгороженных ячейках офисного «лабиринта», разом смолкли. Еще бы! До сих пор я не давала повода для сплетен – и вдруг воркую в лифте… да с кем!

Я в ужасе хлопнула ладонью по руке Езерского и прошипела:

– Как вы смеете! – У меня даже пульс участился от возмущения. – Ведите себя уважительно!

Я развернулась на низких каблуках черных сапог и прошла по просторному этажу в коридор, который вел в приемную отца. Егерь следовал за мной. У стола секретарши, которая тут же поднялась, я стянула тонкие перчатки и попросила:

– Передайте, что пришел господин Езерский. Его пришлось впустить, иначе началась бы забастовка у ворот. А потом твоего начальника хочу видеть я.

Сотрудница испугалась и перевела взгляд на владельца «Дола», который остановился рядом со мной.

– Но… но… – Она не могла закончить предложение, и я сама нажала кнопку на коммутаторе.

– Отец, добрый день, это Фрэнки. Здесь Максим Езерский, сможешь ли ты его принять?

– Вызови охрану, чтобы его выставили вон, – был ответ.

Езерский рассвирепел и промаршировал к двери, которую попытался открыть. Но отец блокировал вход «голосовым» ключом. Без позволения Сатаны никто не мог к нему войти.

Гость вмазал кулаком в железную преграду.

– Уваров, я все равно доберусь до тебя!

Нет, ну каков хам! Врывается, угрожает…

Я вдруг прозрела и увидела смысл в контракте стервы. Почему бы не попрактиковаться сейчас, еще до подписания?

А может не надо?

Надо, Фрэнки, надо…

Я расстегнула косуху и глубоко вдохнула, глядя на бледную секретаршу. Собравшись с ошметками слабого духа, я взяла со стола графин с водой… Какой тяжелый!.. Подойдя к Егерю, окликнула и, сжав челюсти, выплеснула содержимое в лицо врагу.

Мне аж самой холодно стало, особенно когда поняла, что не сбегу, ибо ноги задеревенели. Тут же захотелось извиниться, но я лишь вздернула подбородок от безысходности, с затаенным ужасом наблюдая, как звереет промокший противник.

Езерский, откашлявшись, ошарашенно процедил:

– Ты… ты-ы-Ы-ы!

Я резко развернулась, но он обхватил меня одной рукой со спины, оторвав от земли легко, как котенка, и потащил обратно к столу секретарши. Я взмахнула руками, и заклепка моей черной манжеты зацепилась за челку Егеря. Он взвыл и дернул головой. Мужская ладонь коснулась моей обнаженной талии под задравшимся топом – и от неожиданности я выронила пустой графин; тот грохнулся о паркет, разлетевшись на части.

Не выпуская меня из хватки, Егерь снова ударил по кнопке связи и проорал:

– Клянусь, я сверну шею твоей дочери, если не откроешь! Я вас всех ко дну пущу! Считаю до одного. Раз!

Замок в двери щелкнул, и Егерь, тесно прижимая меня к себе, насмешливо шепнул на ухо:

– Вечно я получаю все, что хочу. Даже обидно за остальной мир.

С этим он грубо оттолкнул меня и вошел в кабинет владельца «Константы».

…А у меня бешено билось сердце. То ли от приятной прохлады, которая исходила из облитого водой Езерского, то ли от его шепота. Но точно не от страха.