Книга вызвала у меня особенный интерес, потому что я, как и её автор, давно увлечена личностью Николая Гумилёва и даже тоже рискнула сделать его героем одной своей повести. И хотя сам поэт в романе Чудиновой не присутствует, но свет его поэтического дара и его человеческих качеств, вдохновившие автора на этот текст, ощутимо мерцает на каждой странице.
Роман Чудиновой состоит из двух частей. Первая «В тени анчара» - это Ленинград тридцатых, с его всё нарастающим мороком репрессий, вторая «Костяная длань» - блокада.
В центре повествования – семья Энгельгардтов-Гумилёвых. Энгельгардты – старинный дворянский род, в числе представителей которого директор Царскосельского Лицея, подаривший пушкинскому выпуску знаменитые чугунные кольца. Анна Энгельгард – вторая жена Николая Гумилёва. Юная Елена Гумилёва, их дочь, и является героиней романа.
Кстати, о «второй Анне», как и о Елене Гумилвой, никто из современников доброго слова не сказал. И серенькие они, дескать, и ничем себя не проявили, и, конечно же, абсолютно меркнут в сиянии «первой Анны». Как говорит сама Чудинова, цель романа – защитить вторую семью поэта от нелестной шаблонной оценки, во многом инициированной Ахматовой. Любопытно в этом плане читать завуалированные, но вполне понятные выпады в сторону поэтического божества. Например, сразу после жуткой сцены несостоявшегося каннибализма в блокадном Ленинграде мы видим Ахматову с Фуфой ( Раневской) на достаточно изобильном ташкентском базаре. И, надо признать, в этом противопоставлении автор прав. Ведь Ахматову вывезли из осаждённого города спецрейсом 28 сентября 1941 года, то есть через 20 дней после начала блокады. Однако впоследствии она не постеснялась принять медаль «За оборону Ленинграда».
В интерпретации Чудиновой Лена Гумилёва – средоточие горнего света, ведь на ней скрестились две мощных духовных составляющих. С одной стороны, это культурный пласт наследия Энгельгардтов, с другой – поэтический дар отца. И этот загадочный свет не только притягивает к дочери поэта окружающих, но и является частью чарующего сияния её родного Петербурга.
Первая часть романа очень похожа на «Лебединую песнь» - большую полу мемуарную книгу Ирины Головкиной. Впрочем, Чудинова этого и не скрывает. В одном эпизоде даже мелькает как действующее лицо репрессированный князь Дашков-Казаринов, герой «Лебединой песни».
Да, чувствуется, что Чудинова, много взяла у Головкиной: от выражения «du простой» до особого самоощущения петербургских аристократов. Здесь автор «Колдовского ребёнка» успешно скопировала как привлекательные стороны «бывших»: глубокая культура, умение вести себя с достоинством в самых унизительных обстоятельствах, так и отрицательные: глубочайшее презрение к пролетариям, а также всяким там евреям и латышам.
Заметим в скобках, что Чудинова настолько сроднилась со своими героями-аристократами, что временами начинает уже заигрываться. Например, сноски с переводом французских стихов и выражений в тексте отсутствуют - видимо, по принципиальным соображениям. Типа: «Не знаете французского? Это ваши проблемы, потомки шариковых!». Так и хочется ляпнуть: «Премного благодарны, ваше сиятельство, что хоть латынь растолковали нам, тёмным»)))
Если продолжить сравнение романов Чудиновой и Головкиной, то в «Лебединой песне» все герои очень живые, со своими не только прекрасными чертами, но слабостями и недостатками. У Чудиновой же все аристократы (счастливо исключая дедушку Лены) – на одно лицо. Все они рыцари без страха и упрёка, все одинаково мыслят и одинаково говорят. Я постоянно путала Митю с Петей, а Юрия Задонского отличала по единственному признаку - он биолог и вавиловец.
Прекрасная история вавиловцев, умиравших от голода в блокадном Ленинграде, но сохранивших бесценную коллекцию злаков, идёт в романе как бы параллельным сюжетом. Как по мне, она привязана к основной линии несколько искусственно и, может быть, достойна отдельного произведения. Но автору, видно, очень хотелось поведать её именно здесь, и спасибо ему за это.
Несомненным плюсом книги является обширная эрудиция автора. Особенно приятно меня поразило доскональное знание Чудиновой антуража и быта представленного в романе времени – вплоть до фантиков конфет («Шары Шуры», например) и рисунка на «агитационном» текстиле! Даже эпизодически появившийся на страницах романа немецкий шпион не мелькает условной фигурой. На его лице – следы популярного у немецких студентов «мензурного фехтования» ( правда, сразу возникает протест: шпион? с такими кричащими приметами? да ладно!), без свидетелей он намазывает на хлеб сырой фарш и сетует на привычку русских жарко топить в помещения – баловство!
Тем более досадно, что автор со столь мощной эрудицией прокалывается на мелочах. Например, петербуржцы говорят не «параднОЕ», как часто мелькает в тексте, а «параднАЯ». И, как ни глобален символ, что Большой дом стоит на фундаменте разрушенной Артиллерийской церкви, это не соответствует действительности.
Но это, конечно, мелочи, которые я легко прощаю автору, ведь сама знаю, какой это труд – писать исторический текст.
Тем более, что образ Петербурга – фантастического города, наполненного и живыми людьми, и персонажами легенд, и много значащими призраками умерших, в том числе расстрелянного поэта – москвичке Чудиновой, я считаю, удался.
Необходимо отметить, что Елена Чудинова – человек глубоко верующий, поэтому роман насыщен религиозными идеями и символами. Одна из основных – идея святости хлеба, которая поднимает работу вавиловцев с образцами пшеницы до символа причастия, где хлеб олицетворяет плоть Христову. Судить об этой составляющей текста не берусь, ибо не специалист.
Что же касается светской составляющей, то роман не вполне оправдал мои надежды.
Рассказывая о семье Энгельгардтов-Гумилёвых, автор не сказал ничего нового, а просто собрал все актуальные штампы: аристократы – соль земли, пролетарии – злобные сволочи и быдло, безусловно достойные своей рабской доли.
Но за высокую тему, за вавиловцев, за прекрасное знание матчасти и замечательный русский язык – хорошо.