Утром я проснулся в ужасном настроении. Я понял: нужно что-то делать, срочно помочь Иоле. Иначе спать спокойно мне не придется никогда.
Был выходной день. Отца, правда, не было дома, в последнее время он постоянно пропадал у себя на фирме. Мама на кухне возилась с кастрюлями, готовила обед на всю неделю. Я подошел к ней сзади, подергал за завязки передника и попросил:
– Мама, поговори со мной пару минут!
Она обернулась и глянула на меня как-то очень подозрительно:
– В чем дело, Алеша? Опять неприятности в школе?
– Да нет…
– Тогда, пожалуйста, займись чем-нибудь до обеда. Ты видишь, у меня очень много дел.
Но я решил, что не отступлю, пока не поговорю с мамой. Тем более я знал, что в больницах суббота и воскресенье – приемные дни. Я надеялся, что мать поверит мне и я уговорю ее завтра навестить вместе со мной Иоланту.
– Это очень важно, – сказал я.
Тогда мама опустилась на табуретку и посмотрела на меня тревожными глазами. И я, чтобы не пугать ее еще больше, поскорее начал рассказывать:
– Мам, помнишь, я тебе говорил, что мне каждую ночь снится одна и та же девочка? Ну, когда был еще маленьким. Так вот, теперь я точно знаю, что эта девочка действительно существует!
Мама улыбнулась. Лицо у нее вдруг стало такое молодое – давно такого не видел. И спросила:
– Ты влюбился, сынок?
Кровь шибанула мне в лицо. Захотелось рявкнуть на мать и убежать с кухни, но не бросать же такое важное дело на полпути.
– Нет, при чем тут это! Зачем ты выдумываешь? Если бы ты ее видела, то никогда бы так не сказала! Она все время ругается или плачет!
– Ну и хорошо в таком случае, что я ее не видела и никогда не увижу, – усмехнулась мать и снова встала к плите. – Постарайся смотреть в своих снах на каких-нибудь других девочек.
– Ты не понимаешь, мам! – вспылил я. – Она плачет, потому что ей очень плохо! Она просыпается, когда я сплю, и засыпает, как только просыпаюсь. Но я могу сам проснуться, а она – нет. Поэтому ей нельзя ходить в школу, гулять во дворе и вообще… жить дома. Теперь ее отдали в больницу, просто ужасную. Может быть, навсегда, на всю жизнь отдали! Понимаешь?
Мама больше не смеялась, а смотрела на меня очень внимательно. Мне показалось на мгновение, что она действительно меня поняла… но только показалось!
– Не понимаю, сынок, что я могу для тебя сделать? – спросила мама. – Чего ты от меня ждешь?
– Помоги мне! – взмолился я. – Я знаю, что ее привезли в наш город, значит, она где-то рядом. Мы можем обзвонить больницы, найти и навестить ее. Потом ты бы могла написать ее родителям, и вообще…
– Что вообще, Алеша? – тихо спросила мама.
– Ну, как-нибудь помочь, – пробормотал я, уже понимая, что ничего не вышло.
– Сыночек, послушай меня… Давай с тобой договоримся, что это всего лишь сон. Потому что, если ты еще будешь говорить об этом, я стану очень бояться за тебя. Ты же не хочешь, чтобы я переживала, правда?
– Не хочу, – согласился я. – Но, мама, она угрожает меня убить, между прочим! Если я ей не помогу, она когда-нибудь доберется до меня! Ты ведь тогда будешь еще больше переживать, разве нет?
– Иди в свою комнату, Алексей, – сказала мама усталым голосом. – Сейчас я больше не хочу говорить об этом. Думаю, и в будущем не стоит возвращаться к этой теме.
И я, как оплеванный, поплелся в комнату. Днем зашел Иван, позвал меня в гости. Он хотел познакомить меня с родителями, чтобы они увидели меня и разрешили заходить в любое время.
Идти мне никуда не хотелось. Я переживал, что мама все еще ходит с таким лицом, будто я рассказал ей о себе что-то постыдное и ужасное. И за Иолу – вдруг ее прямо сейчас обижают соседки по палате, а она не может проснуться и разогнать их. И мне не хотелось, чтобы Тася видела меня в таком жалком состоянии. Но все-таки Иван настоял на своем.
Родители его мне понравились. Они были веселые, подшучивали друг над другом, накормили нас обедом так, что встать было невозможно. Тася в своей комнате играла на пианино, по-моему, совсем как взрослая музыкантша. Она вышла к чаю, улыбнулась мне приветливо, как хорошему другу. И мне ужасно захотелось, чтобы так оно и было.
Правда, тут выяснилось, что Иван должен садиться за уроки и на улицу больше не пойдет. Я растерялся, не зная, как себя вести: нужно ли уходить сразу или посидеть еще немножко. От волнения прилип к стулу. И вдруг Тася спросила:
– Сходишь со мной за хлебом? А то после дождя земля скользкая, я боюсь упасть и повредить пальцы.
Я тут же отклеился от стула, вскочил и сказал:
– Конечно, пошли!
По пути к магазину Тася шагала впереди, а я плелся за ней. Сам не знаю, что мне мешало просто идти рядом, но ей приходилось всякий раз поворачивать голову, чтобы задать вопрос. А вопросов было много.
– А ты правда учишься в восьмом классе?
– Ну да, – сказал я. – А что?
– Родители сперва подумали, ты из Ванькиного класса. У нас в классе, например, нет таких высоких парней.
Я покраснел от удовольствия и опустил голову, чтобы румянец не был заметен.
– А почему ты дружишь с Ванькой?
– Что, нельзя? – удивился я.
– Ну, не знаю… Ведь он старше тебя. И он хулиган. Родителей даже в полицию много раз вызывали.
– А я тоже хулиган! – вдруг заявил я и сам удивился своим словам. Это уж точно была распоследняя ложь.
– Ты? – Тася развернулась ко мне и удивленно заморгала. – Вот никогда бы не подумала!
Мне показалось, что она посмотрела на меня с отвращением и тут же немного ускорила шаг. Я был готов откусить себе язык! Надо же ляпнуть такое девочке, которая мне нравилась. Я плелся следом за Тасей, не зная, как исправить положение. А она больше не поворачивала голову.
Вдруг, когда мы уже почти были у магазина, девочка поскользнулась на краю большой лужи и отчаянно замахала руками, стараясь удержать равновесие. Я бросился к ней, схватил за плечи и держал, пока она не встала ровно. Потом поспешно отступил назад.
– Спасибо, – чуть задыхаясь, сказала Тася. И добавила задумчиво: – Знаешь, приходи к нам почаще. У Ваньки хоть один нормальный друг появится.
У меня отлегло от сердца. На обратном пути я уже шел рядом с Тасей, и хотя и не касался ее, но держал руку согнутой в локте и всем видом выражал готовность поддержать, если она снова поскользнется.
Вечером я рано уснул и увидел Иоланту в каком-то странном виде. Она лежала на кровати, плотно закрыв глаза, хотя я точно знал, что она никак не может спать сейчас, когда спал я. Поэтому позвал ее:
– Иола!
Сначала она даже не шевелилась, и я всерьез испугался. Но потом тихонько встала и выскользнула из палаты. Прижимаясь к стене, девочка на цыпочках шла в сторону пищеблока. Сестра, к счастью, дремала на своем посту и даже не открыла глаза, когда Иола пробиралась мимо.
Забившись в закуток за кухней, Иола наконец заговорила. Голос ее звучал хрипло и как будто испуганно:
– Чего тебе?
– Просто хотел спросить, как ты.
– Плохо! – прошипела она в ответ.
– Что еще случилось?!
– А ты сам не понимаешь? – спросила она таким голосом, как будто я издевался над ней. – Не видишь, куда я попала? Вчера ночью слышала разговор двух медсестер.
– Я тоже слышал, – сказал я. – Но они же просто шутили!
– Ничего подобного! Одна говорила, что ее раздражают мои шатания по ночам. А вторая сказала, что в таком случае надо сразу делать мне укол, чтобы я, как нормальная, спала по ночам. А днем – это уж мое дело, их не касается. Она сегодня дежурит, гадина. Мне надо вернуться в палату, пока она не заметила, что я встала. Иначе точно иглу мне всадит. Таблетки я давно научилась выплевывать, но это…
– Подожди! – крикнул я. – Иола, ты знаешь точно, где находишься? Ну, адрес больницы? Мы с мамой обязательно навестим тебя и придумаем, как тебе помочь!
Тут Иола засмеялась – невесело, злобно. И сжала ку лаки.
– Вы с мамой? – протянула она. – Совсем идиот? Твоя мама никогда тебе не поверит. Я видела, какое у нее было лицо, когда ты с ней говорил. Да тебя самого сплавят в больницу!
– Никуда меня не сплавят! – заорал я, возмущенный таким предположением. – Мама просто была занята, но потом она обязательно выслушает и мне поверит!
Иола побледнела так, что даже в полутьме было заметно. Потом проговорила тихо, но голос ее вибрировал от ненависти:
– Ну и не смей со своей мамочкой сюда соваться! Мне ваша помощь не нужна! Лучше общайся с той белобрысой уродиной, которая на пианино играет!
– Тася – не уродина, – возразил я из чувства справедливости.
– Исчезни! – рявкнула Иола.
Как будто я мог! Я только хотел это напомнить, когда услышал чужой раздраженный голос:
– Андреева! Где шляешься? Живо отзовись!
Иола оцепенела от ужаса. Я посмотрел в сторону коридора и увидел тощую, морщинистую медсестру, спешащую к девочке по коридору. Вид у нее был такой злобный, что я дернулся – и проснулся.
…Я вскочил с кровати и зажег настольную лампу. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его слышал весь дом. Я даже удивился, как это никого не разбудил.
Все было ужасно! Я пытался представить, что сейчас происходит с Иолой. Она уснула, и медсестре пришлось тащить ее в палату на руках. Теперь совсем взбесится. Но хотя бы не станет делать Иоле укол, ведь она и так спит. Или станет?
На всякий случай я решил больше не засыпать в эту ночь. Вдруг злобная тетка сейчас стоит над Иолой со шприцем в руке и ждет, когда та откроет глаза?
Я распахнул окно, пытаясь окончательно проснуться. От сквозняка дверь заходила ходуном, и я тут же прикрыл створку, боясь разбудить родителей. И уже через пять минут мне ужасно захотелось спать. Я стал ходить на цыпочках по комнате, стараясь взбодриться. И продолжал гнать сон до самого звонка будильника.
К этому времени я уже устал так, будто всю ночь рыл землю. Машинально натянул на себя школьный костюм и поплелся в другую комнату.
Удивительно, но в этот раз за завтраком собралась вся наша семья: папа, мама, Кира.
– Как спал, Алеша? – спросила мама, когда я рухнул на табуретку.
Я пожал плечами. Да никак!
– Кошмары не беспокоили?
Мне показалось, что они с отцом как-то странно переглянулись. Я отрицательно помотал головой.
– Ну и хорошо, – сказала мать вроде как с облегчением. А отец очень внимательно посмотрел на меня.
На следующую ночь мне не удалось узнать, обошлось ли у Иолы с медсестрой, – она просто не стала со мной разговаривать. А может, не могла – если ей ввели лекарство, то все, связь потеряна. И так продолжалось всю следующую неделю.
В понедельник первым уроком была алгебра. Я знал, что меня могут спросить: был конец триместра, а в журнале у меня четверки чередовались с тройками. Поэтому просидел полночи, повторяя параграфы и решая задачи.
Конечно, классная вызвала меня к доске первым. Сунула мне в руки карточку с заданием. Я прочел условие и удивился. Задача совсем не показалась мне сложной, наоборот, просто смешной: в последнее время я множество таких перерешал.
Я быстро и уверенно записал на доске условие, потом повернулся к учительнице и твердо произнес:
– Здесь нужно составить уравнение!
– Составляй, – кивнула учительница, и в ее глазах я заметил скрытое одобрение.
Я окончательно приободрился, четко, изо всех сил налегая на мел, записал уравнение на доске, а затем приступил к решению.
Все уже было почти готово, оставалось только написать ответ…
«Идиот! – насмешливо произнес до чертиков знакомый голос. – Здесь надо умножать, а не делить!»
От неожиданности я дернулся, прижался спиной к доске и в ужасе обвел глазами класс. Нет, конечно, никто ничего не слышал, все спокойно занимались своими делами. Я попытался взять себя в руки: все нормально, просто Иола никогда раньше не разговаривала со мной, когда я не спал. Значит, вот как она слышит мой голос. Как будто кто-то стоит рядом с тобой и говорит в самое ухо.
Я уставился на свое уравнение, проверил каждую цифру, каждый знак. Нет, кажется, составлено верно. Но на всякий случай быстро стер ладонью последнюю формулу.
– Леша, что с тобой? – спросила учительница. – Ты так уверенно начал. Почему сейчас застыл?
Я потянулся к доске, собираясь вывести окончательную цифру.
«Условие перечитай! – хихикнула Иола. – Или даже читать нормально не научился?»
Я снова отскочил от доски и уткнулся носом в карточку. Но условие, которое только что казалось таким четким и ясным, теперь утратило всякий смысл. Какие-то туристы куда-то идут… навстречу друг другу… или в разные стороны?
«Что, понял, какую ерунду написал? – спросила Иола. – И таблицу умножения ты не знаешь. Ну, сколько будет семь умножить на семь?»
Действительно, сколько? Сорок семь? Сорок девять?
– Отстань от меня, – прошипел я себе под нос. Мне так хотелось, чтобы этот голос перестал звучать в моей голове! Тогда бы я еще смог все исправить.
– Что? – спросила учительница, которая, оказывается, подошла совсем близко. – Что ты там шепчешь?
В классе уже начались смешки. Я на мгновение обернулся и заметил, что все смотрят на меня с любопытством и веселым ожиданием. И от этого растерялся еще больше.
– Ну давай, заканчивай, ты почти решил!
Издевалась учительница надо мной, что ли? Видела, что уравнение записано неправильно, и только ждала, когда я закончу, чтобы разнести мое решение в пух и прах?
Я еще раз попытался взять себя в руки. Перечитал условие. Посмотрел на доску. И твердо вывел решающую цифру.
«Ой, какая чушь! – протянула Иола. – Все, все неправильно!»
– Отвяжись от меня! – крикнул я. И в ужасе зажал рот ладонью.
Но было уже поздно. Класс повалился на парты от хохота, а учительница смотрела странным и даже испуганным взглядом. А потом спросила тихо-тихо:
– Алеша, с кем ты говоришь?
– Ни с кем, – прошептал я.
– Хорошо, садись на место.
– Я еще не дорешал…
– Ничего, с этой задачей все понятно, у нас сейчас будет новая тема, – твердо проговорила учительница. – Иди за парту.
Я сел и до конца урока старался не шевелиться и не привлекать к себе внимания. Меня трясло. Я не понимал, зачем Иола так поступила. Действительно хотела помочь? Но ведь учительница не сказала, что задача решена неправильно, и даже дала классу минуту на списывание моего решения в тетради. Иола ошиблась? Или… сделала это специально?
Когда прозвенел звонок, я не двинулся с места. Даже не забрал свой дневник, который, выходя к доске, положил на учительский стол. Дежурный по классу швырнул его мне. Я осторожно открыл нужную страницу, гадая, какую оценку там увижу. Но там ничего не было.
О проекте
О подписке