Глава 2. Не ждали

Воздушное судно мягко коснулось земли, и нежный женский голос сообщил, что они прибыли в Алма-Ату. Из динамиков полилась бодрая мелодия вперемешку с сообщениями о температуре воздуха и пожеланиями летать всегда побольше и куда подальше именно этой авиакомпанией. Пассажиры начали лихорадочно хватать сумки, шляпы, пиджаки и пытаться протиснуться к еще закрытому выходу.

В иллюминаторе виднелись горы, и настроение у Кати помимо воли слегка улучшилось. Ее папа был военным, и она прожила в Алма-Ате несколько счастливых детских лет. Этот город был ей родным, почти таким же родным, как Москва, где прошла юность.

Девушка выбежала из здания аэропорта, выбрала из толпы атакующих таксистов наименее наглого, и они помчались на стареньком Фольксвагене по знакомой дороге в центр города. Свежая майская зелень вдоль улиц, политая ночным дождиком, радовала глаз, особенно после Астаны с ее суровыми степными пейзажами и обилием серого цвета.

Беспокойство Кати возрастало по мере приближения к нужному адресу. В голову лезли пугающие предположения. Что мог Борис сделать со своей женой? Почему телефоны по-прежнему не отвечают? Не мог же он ее, в самом деле?…

Машина остановилась перед Люсиным домом, и Катя выскочила из нее, поспешно расплатившись с водителем. Солнце спряталось за набежавшие тучки, и громоздкое трехэтажное здание выглядело мрачным, как будто его накрыла тень тревоги, волнами исходящей от девушки. Высокие окна холодно и безжизненно отражали серое небо. За открытой дверью подъезда царила пугающая темнота. Катя тряхнула головой, решительно прогоняя жутковатые ассоциации, и стремительно рванула вперед.

Запыхавшаяся, с бешено колотящимся сердцем, она влетела на последний этаж и изо всех сил вдавила кнопку звонка. Тут в голову пришла запоздалая мысль, от которой девушка похолодела:

"Боже мой! А если Борис опасен?"

Она отшатнулась от двери, лихорадочно порылась в сумке, но не нашла ничего, кроме складного зонтика. За неимением лучшего она выдвинула зонт на всю длину, выставила его перед собой и еще раз позвонила.

Долгое время за дверью не было слышно ни звука. Напряжение в Катиной груди достигло максимума. Она выдохнула и, полная решимости, рванулась пинать, колотить и царапать гладкое дерево двери руками и ногами, кричать, звать на помощь… Но в этот момент за дверью послышались шаги: тяжелые, неспешные и неумолимые. ТУМ… ТУММ… ТУМММ!…

В памяти мигом всплыла картинка из детства: четырехлетняя Катя сидит в третьем ряду театра и, умирая от страха, смотрит на сцену, где под мрачную музыку из темноты кулис грозная статуя Командора идет, чтобы забрать в ад грешную душу любвеобильного дона Жуана. Бабушка Кати весьма заботилась о ее культурном воспитании и с малых лет водила девочку на выставки, в музеи и театры, хотя со знакомством с некоторыми великими творениями она явно поторопилась.

Скрипнул замок, дверь наконец распахнулась, и у девушки перехватило дыхание. К ее ужасу и изумлению в проеме стояла она – статуя командора! Огромная монументальная фигура в просторном одеянии до пола и лавровым венком на голове. Полумрак коридора мешал рассмотреть детали. Статуя наклонилась вперед и угрожающе нависла над Катиными чахлыми ста шестьюдесятью сантиметрами. Девушка присмотрелась и обмерла от страха – в руках у командора был нож!

–А-а-а-а-а-а! – завопила она от ужаса и замахала зонтиком перед собой в жалкой попытке за него спрятаться.

Больше всего на свете ей хотелось убежать отсюда, но ноги словно приросли к полу.

– А-а-а-а-а-а! – могучим басом заорала в ответ статуя, отпрянула вглубь квартиры и хотела прикрыться дверью, но не дотянулась до дверной ручки.

Поспешно отступая назад, она наступила пяткой на край своего балахона, покачнулась и, не переставая вопить, стала заваливаться на спину.

Катина рука с зонтиком замерла в воздухе, крик захлебнулся на высокой ноте. Как в замедленной съемке она смотрела на плавное и неумолимое падение памятника. Командор взмахнул руками как крыльями, ухватился за стоявшую в углу вешалку и потянул ее за собой. Разлапистая деревянная рогатина с парочкой плащей и шляп заскрипела, наклонилась и устремилась следом. Один из ее торчащих крючков, пролетая мимо комода, зацепил край ажурной салфетки и лихо сдернул вниз все, что на ней стояло и лежало, включая здоровенную хрустальную вазу. Могучий и раскатистый грохот от поочередного соприкосновения всего этого добра с паркетом потряс весь дом и отразился многократным эхом в высоких потолках. Маленькие искрящиеся кусочки хрусталя весело брызнули во все стороны.

От громкого звука Катя частично оглохла и потеряла ощущение времени и реальности. Во мгновение ока чистая и аккуратная прихожая превратилась в место, как говорят политические обозреватели: "…боевых действий с множественными разрушениями." Девушка не спускала глаз с опасного, но неустойчивого Командора и была безмерно удивлена тем, что он не развалился на большие гипсовые обломки при падении. Статуя лежала на полу целиком и издавала странные звуки. Катя опустила зонтик и обессилено привалилась к дверному косяку.

Коридор квартиры внезапно ожил: захлопали двери, пространство наполнилось людьми. Первым навстречу погрому поспешил лысый крепкий старичок, которого Катя сразу узнала. Его звали Семеном Степановичем и он вроде бы приходился новому Лосиному мужу дядей. Из других дверей появились две пожилые женщины. Катя сразу вспомнила, что маленькую толстушку зовут Нонна Пална, а тощую и высокую – Изольдой с непроизносимым отчеством. Последними в коридор из своей комнаты выбежали Борис и Люся – ЛЮСЯ!– целая и невредимая!

Статуя с помощью Семена Степановича уже кряхтя поднималась на ноги, и при ближайшем рассмотрении оказалась домработницей Маргаритой – женщиной немалого роста с пышными формами и косой вокруг головы "а-ля Юлия Тимошенко", а совсем не лавровым венком. Ее обычно невозмутимо-суровое лицо пылало гневом и всеми оттенками красного. Она подхватила нож, валявшийся неподалеку, и подскочила к Кате, потрясая руками.

–Дык, что ж это делается! – возмущенно взревела Маргарита, тыча острым тесаком в гостью.

Катя опасливо отодвигалась, а домработница продолжала наступать.

– Звонят в дверь, я открываю, а она на меня с палкой кидается и орет! – голос Маргариты дрожал от праведного возмущения.

Девушка попыталась оправдаться:

– Но вы же с ножом были! Я испугалась!

– Дык, я тесто на кухне раскатываю! Как раз кусок отрезала, чтобы в холодильник убрать, ножик и взяла! Откусывать мне его, что ли? А она как заорет, как кинется, чуть меня палкой своей не проткнула!

– Это всего лишь зонтик, – робко защищалась Катя.

Вид живой и здоровой Людмилы разом отмел все мрачные предположения о ее судьбе, терзавшие девушку всю дорогу. На смену им пришли сначала радость от того, что все в порядке, а потом острая досада на свою мнительность. Получается, что она мчалась в Алма-Ату сломя голову, полная самых ужасных предчувствий, спасать злополучную тетку из рук мужа-негодяя только по вине своего разыгравшегося воображения!

– Ах, это же Катариночка приехала, – выплыла вперед Люся со сладенькой улыбочкой на ухоженном лице.

В отличие от остальных обитателей квартиры, имевших заспанный и растрепанный вид, Людмила выглядела шикарно: в бежевом пеньюаре и домашних туфлях того же цвета с пушистыми помпонами. Она поспешно подошла к Кате и подставила щеку для поцелуя. Не настоящего поцелуя, упаси Бог! Только легкое касание щек, как это принято у истинных леди. Поскольку Катя себя к истинным "ледям" не причисляла, у нее появился соблазн с размаху чмокнуть родственницу в тщательно напудренную и нарумяненную физиономию. Идею пришлось с сожалением оставить – это может дорого ей обойтись.

Приблизившись, Людмила сделала Кате страшные глаза и умильную гримасу, которая, похоже, означала, что про ночной звонок сейчас говорить не стоит. Другие обитатели квартиры по-разному приветствовали гостью. Маленькая и пухлая Нонна Пална гостеприимно заулыбалась; Борис неловко приобнял родственницу за плечи; тощая же Изольда как-там-ее-по-отчеству холодно кивнула Кате и произнесла, обращаясь к дверному косяку:

– Когда был жив Андрей Иванович…

Конец фразы перешел в малопонятное негодующее шипение, но смысл был и так ясен – в старые добрые времена в этом доме никто по коридорам домработниц не валял и вазы не колотил.

Семен Степанович ободряюще улыбнулся Кате, умело погасил остатки пожара в Маргарите и спровадил ее на кухню. Потом он вернул вешалку на место, принес веник и принялся выметать осколки стекла, весело насвистывая: “В нашем доме появился трам-тарам-пам-пам сосед!”

Люся быстро подхватила племянницу под руку, громко объявила о том, как замечательно, что она решила приехать, и потащила ее за собой по коридору в одну из гостевых комнат.

Войдя внутрь, Катя устало опустилась на кровать. У нее уже не было желания придушить заполошную родственницу. В конце концов, та ведь не просила ее приехать, и только разгулявшаяся Катина фантазия нарисовала Люсин хладный труп рядом с молчащей телефонной трубкой. В других обстоятельствах Людмила бы, конечно, получила свое за то, что не перезвонила сама, но встреча с вооруженным командором в прихожей девушку подкосила.

– Люся, что произошло ночью? Твой звонок… – только и могла вымолвить она.

Людмила, которая в процессе ссоры с мужем и одновременного разговора с Катей случайно смахнула телефонный аппарат со столика, и подумать не могла, что ее вопли и внезапный обрыв связи поднимут такую бурю беспокойства в душе племянницы. После того, как телефон развалился на отдельные части, между супругами наступило бурное примирение, и про то, чтобы перезвонить Кате, а тем более про разрядившийся сотовый красавица и не вспомнила.

Теперь ее слегка беспокоило что-то вроде угрызений совести, и она чувствовала, что должна сделать для племянницы что-нибудь приятное. В доказательство своего раскаяния она пообещала немедленно по возвращении в свою спальню включить и зарядить свой сотовый и с энтузиазмом предложила:

– Раз ты уже здесь, давай мы с тобой устроим маленький праздник. Прошвырнемся по магазинам, в парикмахерскую пойдем, в баню, на массаж…

Людмила отлично знала, на что давить. Астана, где последние два года работала Катя, была городом новым, и найти в нем хорошего парикмахера или массажиста было примерно так же реально, как встретить Аллу Пугачеву в трамвае.

Катина челка при слове "парикмахерская" немедленно полезла в глаза, правое плечо сладко заныло, мечтая о массаже, а пробежка с теткой по магазинам – это и вовсе отдельная песня. Люсино присутствие волшебным образом действовала на самых самоуверенных продавщиц, превращая их в дрессированных болонок.

К тому же девушка знала, что следующая делегация, с которой она должна будет работать, приезжает только через три дня, и ее присутствие в офисе до этого времени не обязательно. В общем и целом все складывалось очень удачно для того, чтобы провести пару чудесных дней в Алма-Ате, посвященных себе любимой.

– Ладно, – вздохнула девушка и начала разбирать свою сумку. – Все, что ни делается – к лучшему.

Она взяла с тетки три обещания: записать как минимум десять номеров телефонов, по которым можно будет найти ее или ее родственников-друзей-знакомых в случае форс-мажорных обстоятельств; торжественную клятву держать собственный сотовый всегда заряженным; и честное пионерское, что та больше никогда не будет так ее пугать. Людмила легко поклялась во всем, что требовалось, и Катя заподозрила, что все обещания она моментально забыла.

"Люся есть Люся,” – обреченно подумала девушка и наметила для себя узнать телефонные номера у Бориса или Семена Степановича, поскольку из всех родственников эти двое внушали наибольшее доверие.

Людмила радостно побежала к себе в спальню и уселась за телефон, чтобы записаться на прием к трем волшебникам – косметологу, парикмахеру, массажисту – которые за пару часов могут легко скинуть с тебя от трех до пятнадцати лет возраста. Оставшись одна, Катя почувствовала, что ужасно проголодалась, к тому же с Маргаритой надо было как-то налаживать отношения.

Она вышла в просторный коридор и осмотрелась. Домочадцы попрятались по своим комнатам, и огромная квартира выглядела пустой. Девушка миновала несколько закрытых дверей и осторожно вошла в кухню. Домработница в том же длинном балахоне продолжала месить тесто. Она бросила на вошедшую сердитый взгляд, но ничего не сказала.

На плите стояла сковорода со шкворчащим беконом, распространяя восхитительный запах. Катя пристроилась на краю большого кухонного стола и робко кашлянула в надежде привлечь ее внимание. Маргарита продолжала молча лупить несчастный кусок теста, видимо представляя себе на его месте непрошеную гостью.

Девушка еще раз кашлянула и растянула губы в дружеской улыбке.

– Маргарита, вы знаете, я… Хотела извиниться, что там, в подъезде, закричала. Я увидела нож и испугалась.

В ответ слышалось только недовольное сопение. Контакта не получалось.

– Я увидела у вас в руках нож и хотела прикрыться зонтиком, – Катя очень старалась оправдаться.

Поджаренный бекон издавал такое дивное благоухание, но Маргарита не сдавалась и продолжала сурово пыхтеть.

Катина бабушка всегда учила ее: "Когда не знаешь, что сказать, то молчи или говори правду", и девушка в отчаянии брякнула чистую правду.

– Я подумала, что вы – статуя командора с лавровым венком!

Маргарита перестала месить тесто и остолбенело уставилась на девушку.

– Х-хто??? – брови ее поднялись высоко вверх.

– А ведь в самом деле, Маргарита, сходство налицо. Ты просто вылитый Командор! – в кухню, посмеиваясь, вошел еще один обитатель академической квартиры – родной брат Бориса, Аркадий Андреевич Бакчеев.

Младшего брата смело можно было назвать красавцем: высокий лоб, черные вьющиеся волосы, пронзительные черные глаза и ухоженная бородка. Демоническую внешность местного лорда Байрона слегка портил маленький рост, но бездна обаяния, излучаемая родственником, легко компенсировала этот недостаток.

Аркадий изобразил на лице предельное восхищение и, не моргнув глазом, выдал Маргарите складную историю о том, что Командор почитался еще среди древних курчмеков, как символ великолепия, богатства и мудрости, а статую его проносят в дни летнего солнцестояния по улицам Брахмапурдама для повышения благосостояния жителей всей страны.

После сообщения о том, что сравнения с этой статуей удостаиваются только самые достойные курчмеки, Маргарита не устояла и расплылась в довольной улыбке, но тут же с подозрением взглянула на Катю. Та энергично закивала головой, подтверждая весь этот бред, и заискивающе улыбнулась. Еще немного возмущенно посопев, домработница сменила гнев на милость.

– Исть будете? – грозно спросила она, махнув локтем в сторону плиты.

–Конечно, будем! – радостно ответил Аркадий, присаживаясь по другую сторону стола, пока Маргарита разбивала на ветчину яйца и щедро посыпала все это зеленью.

Катя одарила его взглядом, полным признательности. Вкус у яичницы с беконом оказался так же хорош, как и запах, и вдвоем они быстро прикончили содержимое сковороды.

– Спасибо, – прошептала Катя родственнику, когда Маргарита отвлеклась на телефонный звонок.

– Не за что, – радушно улыбнулся Аркадий и так же тихо добавил, кивая на широкую спину домработницы: – Командор – не командор, но что-то монументальное в ней определенно есть!

Девушка расхохоталась, но, напоровшись на Маргаритин вопросительный взгляд, подавилась чаем и закашлялась. Аркадий услужливо похлопал девушку по спине, но она раскашлялась еще сильнее. Маргарита отложила телефон и, в качестве окончательного примирения, предложила свою помощь.

Ее могучий хлопок по спине привел к временной остановке дыхания. Прекратился не только кашель, но и доступ кислорода в легкие. Катя с выпученными глазами только и могла, что благодарно кивнуть, от всей души надеясь, что второго хлопка не последует. Маргарита, удовлетворенно крякнув, вернулась к тесту и телефонному разговору:

– Дык ить, это… Воняить на весь двор, Анна Сагитовна… Вторую неделю мусор не вывозють!

Неведомая Анна Сагитовна, ответственная за дворовую вонь, видимо уверила Маргариту в скорейшем решении проблемы, потому что положив трубку, та окончательно пришла в хорошее расположение духа. Задержав оценивающий взгляд на выпирающих Катиных ключицах, женщина жалостливо поцокала языком и велела девушке приходить через час "кушать оладьи". Катя поняла, что полностью прощена и поспешила убраться из кухни, восстанавливая дыхание и заикаясь на словах благодарности.

У Аркадия в кармане зазвонил мобильный, и он тоже заторопился встать и уйти, на прощание дружески помахав девушке. На смену им в кухне тут же появились Нонна Пална с Изольдой и хором потребовали зеленый чай с ванилью.

Катя вернулась к себе в комнату и только сейчас почувствовала, как устала. Сказались раннее пробуждение, тревога и напряжение последних часов, и она без сил рухнула на кровать. В голове робко шевельнулась мысль о ванне, но крепкий, здоровый сон взял верх.