8

И вот теперь, через пять лет после всей этой истории, Рина снова влюбилась.

– Ринка, я тебя умоляю. Ты должна выйти за него замуж. Замуж – и точка. Слышишь, по-другому – не соглашайся!

– Да он ничего от меня не хочет, как ты не понимаешь, – взвизгнула сестра и залилась горючими слезами.

Капа не выдержала, сунула ребенка в коляску, выгнала Ринку сморкаться в ванную, а сама тихонько сняла трубку телефона:

– Мам, с Регинкой опять начинается… У меня, у меня… Конечно, задержу.

Через полчаса, охая на каждой ступеньке, Ольга Карловна вышла из такси и поднялась по лестнице на третий этаж «сталинского» дома, где жила Капа.

– Ой, и говорила я тебе селиться внизу, ты ж меня не слушала, вот и прешь теперь на такую высь! Где она?

Капа молча показала матери пальцем на дверь гостиной. Ольга Карловна поплакала с дочерью для порядка, минут пять, и, как ни в чем не бывало, стала сыпать вопросами. Кто такой? Начальник? Это хорошо, что начальник. Женат? Вдовец? Давно? Два года – это срок. Двое детей? Ринка, да ты очумела, на что тебе такая обуза? Ладно, ладно, хорошо, отец не слышит, земля ему пухом. Как зовут? Да ты что, Марк? Он… Нет? Что за девки у меня, что за девки… А теперь слушай внимательно, Ринка, мне с тобой хлопот хватило, теперь слушай…

На следующий день в обеденный перерыв в здание управления, кряхтя и переваливаясь с боку на бок, как уточка, вошла пожилая женщина с большой хозяйственной сумкой. Вахтер открыл рот, но она взглянула на него грозно, и он отворил перед ней дверь в приемную.

Ольга Карловна вошла в тот момент, когда Марк отдавал Регине последние распоряжения. Вошла и молча начала распаковывать сумку. Марк замер, глядя на нее.

– Это моя мама, – робко пояснила Регина.

– Ольга Карловна.

– Здравствуйте.

– Вот кормить вас пришла, дочка совсем доходягой стала…

Марк взглянул на пышные формы Регины, ничего ровным счетом не понял, но кивнул и направился в свой кабинет.

– Куда? – схватила его за рукав Ольга Карловна. – Вы ее начальник?

– Вроде, – осторожно сказал Марк.

– Так вот и садитесь тоже. Если вы ее так загоняли, то сами, значит, и вовсе того…

Женщина говорила смешно и малопонятно, Марк едва сдерживал улыбку. Ольга Карловна крепко держала его за рукав и ничего не желала слушать. Не драться же с ней.

– Успеете наработаться…

Она постелила на столе салфетку, закрыла дверь. Пока они ели, она успела рассказать историю своей семьи от пятого колена. Между делом она упомянула, что похоронила недавно горячо любимого мужа. Марк выразил ей искреннее сочувствие.

– Но жизнь продолжается, – внушала Ольга Карловна. – О детях нужно думать. Одна я теперь у них. Дети – это самое главное в жизни. Дети – это прежде всего…

Марк кивал задумчиво и возил ложкой по дну тарелки. Щеки Регины все это время то наливались ярким румянцем, то полностью теряли всякий цвет…

На следующий день, собираясь на обед, Марк посмотрел на Регину.

– Ты идешь обедать? – спросил он, памятуя просьбу Ольги Карловны присматривать за дочерью, которая «собирается себя совсем уморить».

– Не знаю.

– Пойдем, пойдем, – засмеялся он, – а то снова мама явится.

Она засмеялась, встала. Он оглядел ее фигуру гораздо более внимательно, чем вчера, но так и не понял, отчего ее мать бросилась вдруг бить тревогу. В самом соку женщина… И они отправились в кафе. Он рассказывал о перестройке стадиона, а она жадно ловила каждое его слово. Марк так воодушевился, что спросил, может ли он рассчитывать на ее помощь в несколько щекотливом деле? На помощь и на полное молчание? Регина была сама искренность. Разумеется, может. Разумеется, никому она ничего не расскажет. Да и некому ей рассказывать. Нет у нее никого: ни подруг, ни друзей.

Марк притащил Регине кучу смет и попросил сделать кое-какие расчеты. Она трудилась над ними несколько дней и подсказала ему, где и как можно сэкономить. Он посмотрел на нее внимательнее.

– Ты молодец. Я и не думал.

– Брось, Марк. Чего тебе обо мне думать? – блеснула она на него взглядом, исполненным отчаяния.

Это было похоже на признание. Марк вздрогнул. Запнулся. Но решил все-таки спустить все на тормозах. Пожал ей руку, заговорил о текущих делах. Но после этого многое изменилось. Он уже знал, что Регина – большая умница, понимающая его с полуслова.

А Ольга Карловна тем временем отыскала в городе дом, вокруг которого полыхали оранжевые ноготки. Она постучала в дверь, сказала, что пришла с важным разговором. Открывшая ей женщина высоко держала голову и ждала, что скажет гостья. Такую не проведешь. И Ольга Карловна решила положиться на судьбу – будь что будет – и начать с главного.

– Моя дочь – очень положительная девушка, – сказала она. – Не молоденькая, но и не ветреная зато. С огромным уважением относится к старшим, я вас уверяю. Моя дочь любит вашего сына.

Хозяйка достала немецкий старинный сервиз, заварила чай в чайнике из чистого серебра. Разговор состоялся – к удовольствию обеих женщин.

Через некоторое время мать слегла. Закатывала глаза к небу.

– Послушай, – говорила она сыну, – чтобы за мной ухаживать, нужна женщина. Заботливая, взрослая женщина. Не нужны мне твои медсестрички за деньги. Они только о танцульках думают…

И Марк обратился к Регине. И Регина помогла.

– Вот эта, я понимаю, – говорила ему потом мать с какими-то мужскими интонациями. – Куда ты только смотришь? Помру, кто твоей Дашке будет нос утирать?..

Марк теперь реже огрызался и чаще задумывался. Он уговаривал себя, что это только ради детей, что нет тут ничего против Бога, нет никакой измены памяти. Он всегда будет помнить Ию. Регина просто будет жить рядом, растить его детей и… Иногда он будет с ней спать. От одной этой мысли Марку становилось жарко, хотелось принять холодный душ. Провести два года без женщины не так-то легко для такого, как он. Иногда, забывшись, он представлял, как касается ее большой груди и… О Господи!

– Мертвые – для мертвых, живые – для живых. Думаешь, она хотела, чтобы ты жил и мучился? Да она там, – мать тыкала пальцем в потолок, – слезами, бедная, поди, обливается, глядя, что детки ее не пристроены, что некому их, сиротиночек, приласкать…

– Кончай, мать!

Марк мучился, метался, а Регина словно ни о чем и не догадывалась. Была ровной, спокойной, понимала с полуслова, работала за двоих, не прятала взгляд. Марк кусал губы, она поднимала бровь. Он плавал в неуверенности, она была непоколебима. Она теперь казалась ему значительнее, сильнее. Она поможет ему преодолеть себя.

Он решился, привез ее домой поработать, но как-то все не мог сказать главного. А ведь стоило только сказать, он чувствовал это. Или даже нет, не сказать, просто протянуть руку – и она осталась бы с ним. Неожиданно пришел из школы Сашка. Встреча была скомкана.

Но через несколько месяцев он не выдержал. Задержался на работе дольше обычного, она тоже осталась, предложил подвезти, а в результате привез к себе. Марку не показалось удивительным, что у нее в сумке оказался и зеленый яркий халатик, и блестящие нарядные шлепанцы. Их первая встреча была бурной и короткой. Он отвез ее домой. Чмокнул у двери в щеку.

Эта встреча выпустила джинна из наглухо запаянной бутылки, и вернуть его обратно было невозможно. Как давно не было у него женщины! И как же это, оказывается, бывает… Прекрасно? Сильно? Глупые слова, это необходимо – как воздух, как земля под ногами.

В годовщину смерти Ии он выпил лишнего на поминках и поссорился с матерью, она ушла, так и не вымыв груду грязной посуды, оставшуюся после гостей. Через полчаса, кажется около одиннадцати, в дверь постучали. «Вернулась», – добродушно усмехнулся он, радуясь своей победе, готовясь к примирению. Но на пороге стояла не мать – Регина.

– Извини, что не пришла. Не хотела мешать. Давай помогу…

Но он не позволил ей идти на кухню. Сашка заболел, ни к чему греметь посудой. Он говорил чистую ложь, не понимая еще, почему дыхание становится таким тяжелым, а сам вел ее в свою спальню. Не вел, а властно тянул за руку, почти волок к кровати, задыхаясь от нетерпения…

Разумеется, все теперь было совсем по-другому. Легкость отношений с Региной, ее прямота спасали. Его одиночество было побеждено. Он мог говорить с ней часами. Недаром первая жена – от Бога, а вторая – от людей. Не играла больше небесная музыка, но кто знает, сколько лет она играет для человека?

Он еще не думал о детях, о том, как скажет им о своем намерении. Намерение созрело, он решил жениться и объявил об этом Регине. Она честно ответила, что ждала этого, что, конечно, она согласна.

Назавтра он собирался сказать об этом детям и матери. Но случилось непредвиденное. Утром к нему в комнату спустилась сонная растрепанная Даша, хныча сообщила, что «Саши нету». Они с Региной побежали наверх. В комнате было холодно, окно, выходящее на крышу, было чуть приоткрыто. Марк не в силах был пошевелиться, ему казалось, что там, под окном, непременно должно быть что-то страшное. Крыша была мокрой от дождя, у Сашки была температура и, возможно, бред. Да-да, врач сказал, возможно…

Рина выглянула вниз, дернула его за руку – нужно искать: чего ты замер? Они схватили куртки, бросились к двери. «Я одна бою-у-у-усь!» – бросилась за ними Даша. Рина осталась, взяла ее на руки, понесла одеваться. Марк бегал по парку, спотыкаясь, шаря глазами… Нет, здесь негде спрятаться. Он побежал к соседям, к одним, к другим, поднимал с постелей, тормошил, спрашивал. Никто не видел Сашку. Марк поехал к матери. Может быть, он у нее? Мать так и села в коридоре от его вопроса, оделась, заставила ехать в милицию. Там дежурный исписал несколько листов, сказал, чтобы ждали дома. Когда они вернулись, Марк застыл у телефона.

Каждый звонок выводил его из себя. Звонили с работы, все время с работы. Он наорал на Андрея, совсем расстроился, и тогда к телефону села Регина. Она быстро отвечала, что Марк болен, и просила не беспокоить сегодня больше. Мать увела Дашу на кухню, покормила. Даша напоминала потерянного щенка. Ходила, заглядывала в глаза, улыбалась вопросительно… Но никто в этот день не улыбнулся ей в ответ. В конце дня позвонили из милиции, сказали, что нашли парнишку. И хотя сказали, что волосы у мальчика светлые, а не темные, Марк поехал в отделение, а вдруг…

Все было как во сне, как в кошмарном сне. Они сидели и ждали, шли дни, прошла неделя, Марк забывал побриться, он все сидел и тупо смотрел на телефон. Иногда подходила Даша, тогда он обнимал ее крепко и твердил: «Бедные мы с тобой, бедные…»