Глава третья

1

Ка всегда был дотошным, чего бы дело ни касалось. Вот и теперь. Он изучал психиатрию как студент, которому завтра сдавать экзамен. В ворохе психических заболеваний, симптомов и синдромов он выбирал что-нибудь подходящее для Нели. Так привередливо женщины порой выбирают платье, перемерив все, что есть в магазине, и каждый раз придирчиво качая головой: не то! Что им надо – сам черт не разберет. Они этого не знают. Только им кажется, что, примерив то, они тут же узнают его. А потом им кажется, что так же они узнают и свою любовь, стоит ей только показаться на горизонте, и своего ребенка из тысячи новорожденных младенцев. Но ведь у многих женщин, как известно, нет вкуса. Не значит ли это, что не узнают они никогда ни то самое платье в супермаркете, ни свою любовь, ни розовощекого младенца, когда их приведут в комнатку с десятком совершенно одинаковых орущих малышей.

Ка штудировал текст, листал страницу за страницей и в примерах, вместо слов «пациентка Л., 45 лет», вставлял «пациентка Н., 30 лет». Читал и понимал, что не про нее это. В какой-то момент чтение опротивело ему, и он перешел на Достоевского. Там, в учебнике по психиатрии, все выглядело так, будто люди рождаются для того, чтобы сходить с ума, тупо и жутко выставляя напоказ проявления своей болезни. А Достоевский показывал, как жизнь ломала людей и какие страсти разбивали их психику вдребезги. Больше всего из учебника психиатрии Ка поразил случай, когда пациентка «в тридцать лет неожиданно стала проявлять странную склонность: крала конфеты у маленьких детей». «Как это возможно? – думал Ка. – Она что, прокрадывалась тайком на детские дни рождения, пикники, терлась у стола и воровала сладости? Или дежурила у прилавка школьного буфета, сопровождая потом каждого ребенка, купившего шоколадку? Глупость какая! Это не Неля, совсем не Неля. В ее глазах стоит такой ужас, словно она воровала внутренности живого еще человека, а не какие-нибудь там чупа-чупсы».

Достоевский тоже мало чем помогал. У его сумасшедших было так много на это причин, что трудно было определить, с чего все началось. А уж кончалось все совсем для него неинтересно…

Ка долго курил и бесцельно шатался по комнате. Майские праздники, на несколько дней лишившие его работы, были успешно провалены. Таня куда-то укатила с подругами, к Артему он не пошел, к деду не поехал. А собственно, почему он не пошел к Артему? Вот дурак! Еще успею, решил Ка, забираясь под душ. Потом он оделся и, как-то бодро и непростительно для себя громко напевая, отправился на стоянку.

Что едет он в сторону загородного дома, а вовсе не к Артему, он обнаружил не сразу. Просто там, где нужно было повернуть вправо, повернул влево. А когда положение еще можно было исправить на следующем повороте, он его только усугубил, уверенно выбрав снова не то направление. Ему было немного страшно, немного неловко перед Нелей за свой допрос. Но его тянуло туда необыкновенно. Ведь Неля его снов была так дивно хороша. Даже нет, не была она ни хороша, ни красива. Она была самая обыкновенная. Но его, Ка, почему-то тянуло теперь к ней как магнитом. Как только память услужливо вырисовывала ее портрет, а делала она это слишком уж часто, сердце начинало кувыркаться в груди, а потом долго не могло успокоиться. Он испытывал к Неле страстное желание. Это так по-человечески называется. Но по-человечески в этом процессе должны быть задействованы еще и мысли, планы, сознание. А у него было задействовано только странное внутреннее существо, о котором он лишь недавно узнал. Поэтому выходило, что желает он ее неосознанно, то есть не сам, а как-то навязанно со стороны. Кто же ему навязал это наваждение? Да неужели она?

2

– Ты извини меня…

– Да, я понимаю.

(Понимает!)

– Хотелось хоть что-нибудь о тебе узнать.

Опускает глаза.

– Может, что-нибудь скажешь?

Он опускает голову, пытаясь заглянуть ей в лицо. Чтобы заметить чуть теплящийся в ней кошмар, закипающий страхом от его слов.

– Ты хочешь выгнать меня?

(Ага! Выгнать! Значит, сама она уходить не собирается…)

– Нет, нет!

– Тогда что?

– Я хочу помочь тебе.

Сказал и удивился. Неужели это он сказал? И как искренне! Сам же и поверил! Как будто это шло изнутри. Опять изнутри!

– Я хочу помочь тебе.

Начинавший клубиться черный туман вдруг замер и пополз назад. «Помочь» – слово это упало в давно приготовленное гнездо ее сердца. Вот что ей нужно. Помощь. Нет, не там, где она будет разделываться со злом. Здесь и сейчас, чтобы встать наконец на ноги, чтобы перестать бояться за свой рассудок, за свою жизнь. Вот он стоит и ничего не боится. Не боится, потому что не знает. Сильный, потому что его это не коснулось. Она тоже когда-то считала себя сильной. Но ведь ей нужна помощь. Даже если для того, чтобы истребить окончательно зло, требуются сразу две жизни. Пусть будет маленький ад для двоих, но пусть не будет больше зла.

– Я была замужем, – сказала она. – Но муж – он сумасшедший. Но это давно и неважно. Моему сыну сейчас полтора года, и он живет у бабушки в другом городе. Я жила в Токсово, Комендантская гора, дом 1. А зло поселилось в Песочном…

Эта скороговорка запомнилась ему как молитва. Неля замолчала, и, откуда ни возьмись, спешит уже дед. Глянул на внука из-под нахмуренных бровей, посмотрел потом на Нелю и, уловив в ней какую-то не виданную ранее черту, позвал к столу.

– Я сейчас, сумку из машины достану, – пообещал Ка.

В машине он достал блокнот и судорожно записал все, что сказала ему Неля. Он принес продукты, пили чай, болтали о погоде. Неля почти не смотрела на него и не разговаривала с ним. А вот когда дед к ней обращался, даже смеялась. Удивительно она смеялась. Только какая-то трещинка была в ее смехе. Едва заметная, но если заметить и задуматься – такая тягостная. Когда Ка прощался, Неля посмотрела ему прямо в глаза и протянула руку. От ее руки не било током, как в его сумасбродных снах, но ее руку совсем не хотелось отпускать, хотелось притянуть ее к себе и сказать: «Ну, хватит валять дурака, мы ведь тысячу лет знакомы. Мы еще с той, прежней жизни знакомы. Ну расскажи, что с тобой стряслось, пока мы были в разлуке, пока не нашли друг друга…» А она смотрела на него, словно они заговорщики. Словно нельзя произносить вслух тех слов, которые они говорили друг другу в снах, или там, в другой жизни. Словно надо таиться до времени, а потом только окажется, что это действительно она, та Неля, из его снов и из его предыдущей жизни.

3

Он поднимался по лестнице, не дождавшись лифта, и держал в руках записочку, написанную самому себе: «Была замужем… зло поселилось в Песочном».

В принципе, конечно, можно рассматривать это как бред сумасшедшей. Но он почему-то рассматривал как шифровку резидента, он должен был подобрать шифр, он должен был понять смысл и прийти на помощь. Но ведь если это показать какому-нибудь психиатру, например Тамаре Петровне, тот безусловно решит, что Нелю необходимо госпитализировать. И его вместе с ней заодно. Тут он расхохотался, полез за ключами, а дверь его вдруг распахнулась: на пороге стояла Таня.

Трудно сказать, какой у Ка при этом был вид. Очевидно, такой, словно его накрыли с поличным. Таня стояла и грустно улыбалась.

– Ты совсем забыл обо мне.

– Ну как ты могла подумать? Я просто… Просто я…

– Не придумывай. Ты просто забыл.

– Да не о тебе я забыл, – все еще пытался оправдаться Ка. – Я про все на свете забыл..

Ну и сказал! Еще хуже стало.

– Таня, прости, я же никогда раньше…

– Раньше – никогда.

– Это случайность.

– Ты уверен?

Таня все-таки оставляла ему шанс.

– Ну конечно! – ухватился он за него. – Еще не поздно все исправить!

Он говорил, а сам прятал записку куда-то за спину, да так неловко, что вряд ли это ускользнуло от ее внимания, от ее шарящих глаз… Нет, она не обнаружила в нем ничего такого, что подтверждало бы его слова про случайность, про то, что он не забыл о ней. А потом подтверждало бы этот долгий поцелуй, начавший долгую певучую ночь, его желание, его ненасытность…

4

Ночь была долгой. Ему казалось, что конца ей не будет. Таня спала рядом, он ворочался с боку на бок, а ночь затягивала каждую минуту в вечность. Завтра – последний выходной. Потом – работа. Значит, только завтра он сумеет проверить… Что там она такое наговорила?

Он потихоньку встал, пытаясь не разбудить Таню, вышел на кухню и включил свет. Вот она – шифровка. И что мы имеем? Ненормальный муж? Чтобы проверить, нужна фамилия. Желательно – его. Значит, пока – не выйдет. Сын очень маленький и почему-то у мамы. Лишили родительских прав? Или как? Жила в Токсово! Вот это уже теплее.

– Таня, – сказал он, как только она открыла утром глаза, – это кофе.

– В постель? – в ужасе воскликнула Таня.

– А что? – он заглянул в чашку. – Мечта каждой женщины…

– Каждой женщины, которая не любит чистить зубы! Ни за что! Допинг принес, чтобы я скорее пришла в себя и убиралась? – спросила она то ли в шутку, то ли всерьез.

– Нет, нет, нет, – он был готов ко всему. С таким азартом он обычно вел самые сложные переговоры на работе. – Я собираюсь провести весь день, помогая ближним своим. И тебя бы с удовольствием приобщил. Звонил Артем. Он интересуется дачами. Хочет снять на лето. Сегодня они с детьми едут в Белоостров, а мы двинем в Токсово.

– Зачем?

– Чтобы сэкономить им время. За один день убьем сразу несколько зайцев в разных местах. Поедем?

5

Он ехал со скоростью сто километров в час, но ему казалось, что они не успеют. Что, как только подъедут к дому номер 1, его образ задрожит в воздухе и медленно растает.

Ровная дорога понеслась с горы на гору, что и означало Токсово. Лыжи, трамплины, что-то еще такое снежное и деревянно-палочное. По обе стороны дороги стояли группками игольчатые деревья: сосново-еловые. Мелькнула мысль: «А почему бы Артему действительно не снять здесь дачу? Места – чудесные, хвои – сколько хочешь, детям полезно».

Он несколько раз выходил из машины и расспрашивал прохожих, какая из здешних гор будет Комендантская. Практически никто ничего не знал. Прохожие оказывались такими же дачниками, рыскающими в поисках уютного гнездышка на лето. А местные жители объясняли все настолько путанно, что Ка несколько раз заезжал в тупики. У озера какой-то рыбак ткнул пальцем в нужную гору и вдруг задумался:

– Да вроде нет там первого дома…

И действительно. На Комендантской горе первого дома не было. Вот так! И выходной пропал. Понимал же – бред! Но на всякий случай он вышел, прогулялся по улице. Таня тоже вышла и спрашивала теперь у женщины из соседнего дома, где здесь поблизости сдают дачи.

«Значит, девушка бредила. Просто бредила, – решил он. – Просто бредила. Или издевалась? Сумасшедшие не издеваются, они живут и ежечасно бредят…»

Когда ехали обратно, Таня спросила:

– Ты недоволен? Мы ведь им пять адресов нашли. И места красивые, и цены смешные.

– Доволен.

– Устал?

– Да, наверно. Я уже весь целиком в завтрашнем дне.

– А кто дал тебе тот первый адрес на Комендантской горе?

– Какая разница. Пошутили люди.

– Может быть, они просто давно здесь не были? – спросила Таня.

– Что значит «давно не были»?

– Мне соседка рассказала, что первый дом еще два года назад существовал…

Он сильнее сжал руль и сосредоточился, чтобы не повернуть вот так сразу назад, а сначала придумать для Тани какое-нибудь более-менее убедительное объяснение. А Таня между тем продолжала:

– В этом доме жила семья. Хозяин умер лет пять назад. Остались мать и дочь. Дочь через какое-то время вышла замуж, а мать не захотела жить одна, бросила все и уехала к сестре в Подмосковье. А рядом в то время решили больницу строить и, представляешь, по ошибке начали ломать не старый домик, где фельдшер помещался, а этот, первый. Как разнесли крышу и стены да увидели, что там еще мебель кое-какая осталась, так и поняли, что ошиблись.