Брахмо Самадж

Перевод – К. Леонов

Всегда, когда мы встречаемся с нашими друзьями в Европе и Америке, нас просят рассказать что-нибудь о Брахмо Самадж. Выполняя многочисленные пожелания, остановимся на этом подробнее: фундамент этой новой теистической церкви был заложен банками Хугли пятьдесят лет назад, и в течение этого времени она распространяла свое учение через прессу и миссионерскую деятельность, а ныне отпраздновала свой юбилей в Калькутте. Среди всех религиозных движений, которыми столь изобилует наш век, это течение является одним из наиболее интересных. И нам остается лишь сожалеть о том, что кто-либо из его собственных одаренных и красноречивых лидеров не отразил его выдающиеся черты на страницах этого издания, так как наше Общество придерживается убеждения, что никакой посторонний человек не может в полной мере воздать справедливость иной вере. Наши друзья из Брахмо неоднократно обещали нам предоставить такое изложение брахмоизма, но до сих пор мы ничего не получили от них. Таким образом, находясь в ожидании этого, мы публикуем некоторые весьма ограниченные и неполные данные, содержащиеся в официальном отчете о прошедшем праздновании, который приводится в печатном органе Самадж, «Sunday Mirror», за 30 января [1881 г.]. Великолепная лекция одного из главных апостолов Брахмо, преподобного Протапа Чандра Мозумдара, которую нам посчастливилось услышать в Лахоре, поможет нам в попытке понять истинный характер этого движения. Ее темой были «Отношения Брахмо Самадж с индуизмом и христианством», и его речь была беглой и в высшей степени красноречивой. Он спокойный, сдержанный человек с приятным голосом и совершенно правильным английским произношением. До посещения Калькутты, мы не имели счастья встретиться с «главой религиозного ордена», или главным апостолом «Нового Завета», как это теперь принято называть.

Общеизвестно, что Брахмо Самадж основал ныне покойный раджа Рам Мохан Рой, архибрамин, сын Рама Кханта Роя из Бурдвана, один из наиболее чистейших, человеколюбивых и просвещенных людей, которых когда-либо производила на свет Индия. Он родился около 1774 г., получил доскональное образование в местном диалекте, в персидском и арабском языках, а также санскрите, позднее, в совершенстве овладев английским, приобрел знания в еврейском, греческом и латыни, изучал французский. По общему признанию, его интеллектуальные способности были очень велики, в то время как его манеры были весьма утонченными и обаятельными, а его моральные качества – безупречными. Добавим к этому непоколебимое нравственное мужество, удивительную скромность, пылкое человеколюбие, патриотизм и горячее религиозное чувство, и перед нами возникнет портрет человека самого благородного и возвышенного типа. Такой человек был идеален в качестве религиозного реформатора. Если бы его натура была более грубой, а его чувствительность менее острой, он мог бы достигнуть много больших плодов своего жертвенного труда, чем он получил. Бесполезно искать в описании его жизни и трудов какого-либо свидетельства его личного тщеславия или склонности строить из себя посланца небес. Он полагал, что нашел в элементах христианства высший нравственный закон, который когда-либо был дан человеку; но с самого начала и до конца он отрицал как нефилософскую и абсурдную триипостасную доктрину христиан. Миссионеры, вместо того чтобы приветствовать его как союзника в деле освобождения индусов от политеизма, который, к тому же, мог бы помочь им пройти три четверти пути в преодолении их собственного застойного основополагающего принципа, яростно обрушились на его унитарные взгляды и вынудили его опубликовать энное количество памфлетов, показывающих неубедительность их мотивов и логическую обоснованность его собственных воззрений. Он умер в Англии 27 сентября 1833 г. и был похоронен 18 октября, оставив после себя сплоченное окружение известных людей, включая некоторых из наиболее знаменитых представителей этой страны. По словам мисс Мартинье, его смерть была ускорена той болью, которую он испытывал, видя ту ужасную процветающую ложь, насквозь пропитавшую практическое христианство в его твердыне. Мисс Мэри Карпентер не коснулась этого вопроса в своих «Мемуарах» о его последних днях в Англии, но среди других проповедей, которые она опубликовала после его кончины, была проповедь преподобного Дж. Скотта Портера, пресвитерианского священника из Белфаста, Ирландия, в которой он говорит, что «преступления против законов нравственности, столь часто оставляемых без внимания в европейском обществе как тривиальные проступки, вызывали у него глубочайший ужас». И этого совершенно достаточно для придания правдоподобия утверждению мисс Мартинье, ибо всем нам известно, в чем заключается мораль христианского мира.

Эти подробности об основателе индийской теистической церкви необходимы, если мы хотим понять, каким был задуман брахмоизм. Мы говорим с оглядкой, исходя из желания не допустить никакой несправедливости, опираясь на наше нынешнее представление о нем, составленное согласно тому, как он отображен в его собственном печатном органе, «Mirror». Как уже было сказано, Рам Мохан Рой никогда не провозглашал себя апостолом или спасителем; сам дух тех доказательств, которые содержатся в книге мисс Карпентер, показывают нам, что он был воплощением скромности. А теперь мы обратимся к официальному отчету о праздновании юбилея Брахмо 14 и 27 января, в кратком изложении.

22 числа бабу Кешаб Чандр Сен обратился в здании городской ратуши примерно к трем тысячам человек, и все отчеты единодушны в том, что его выступление было исключительно красноречивым. Следующим утром состоялся утсаб, или молитвенное и совещательное собрание в Брахмо Мандир, или доме для богослужения. Веди, или место вознесения молитв, было украшено гроздьями бананов и вечнозелеными растениями, а «аромат благовоний распространялся повсюду», – напоминая нам, скажет кто-то, католический храм. Служба началась в 9 часов и окончилась в половине первого, после чего наступил получасовой перерыв, чтобы подкрепить силы «пури и конфетами». В час началась служба на бенгали, в 2 часа на хиндустани, затем последовало чтение отрывков из Нового Завета, гимнов, а затем – час йоги, или молчаливого созерцания. После этого последовали полтора часа песнопений (санкиртан) и арати, восхвалений. В 7 часов пополудни произошло событие всего дня, которое со всей очевидностью совершенно затмило лекцию м-ра Сена. Это было освящение «Флага Нового Завета», малинового шелкового стяга, поднятого на серебряный шест, «который по этому случаю был установлен на мраморном полу перед кафедрой». Церемония поднятия флага началась на закате; пусть сама «Mirror» расскажет нам о том, как это было.

«Новый вид вечернего богослужения, названный арати, был совершен впервые… Члены Брахмо сложили величественный гимн для прославления многочисленных атрибутов Великой Матери в проникновенном слоге и духе. Каждый участник богослужения держал в своей руке горящую свечу, производя восхитительный и живописный эффект. Десятки музыкальных инструментов, от английского рожка и гонга до традиционных раковин, звучали одновременно и громко. Разнообразные и оглушительные звуки, издаваемые этими инструментами, сочетались с голосами множества людей, которые стояли и ходили вокруг с горящими тонкими свечками в своих руках, усердно провозглашая гимн арати, что производило на находящуюся там огромную толпу народа такое воздействие, которое проще почувствовать, чем описать».

Любому, кто знаком с индийской национальной культурой, покажется уместным сравнить малиновый стяг членов Брахмо со знаменем сходного цвета и из такого же материала, которое поднимают на золотом флагштоке храма Патманабхан в Тривандруме в начале Арати, или праздника омовения. Если последнее является атрибутом идолопоклоннического культа, к которому основатель Брахмо Самадж питал явное отвращение, то не является ли таковым и первое? И меньшее ли язычество праздник огней в Брахмо Мандир, чем тот же праздник в индуистском храме? Подобные вещи в принципе могут быть невинными сами по себе, ибо многие, безусловно, усмотрят лишь наличие эстетики в раскачивающихся пальмовых листьях, дымящихся благовониях, поющих участниках службы, марширующих со своими горящими свечами вокруг поднятого на серебряном шесте шелкового знамени. Но будут и такие, которые, стремясь к распространению чисто теистической религии, увидят во всем этом очевидные знаки приближения к напыщенному ритуализму, который с течением времени задавит все духовное в новой церкви и оставит вместо него лишь витиеватый формализм. Именно это и произошло с христианством и буддизмом, как это можно увидеть, если сравнить великолепие и пышность римской и греческой церквей с предполагаемой первоначальной простотой апостольского века, а также витиеватый церемониал современного экзотерического ламаизма со строгим аскетизмом и сдержанностью первоначальной буддийской практики, которую пытаются возродить сегодня многие из наиболее ученых лам. Остается надеяться, что лидеры нового направления сохранят в своих умах благоразумный совет Рам Мохан Роя:

«Если некая организация людей пытается нарушить систему учений, укоренившихся по всей стране, и ввести другую систему, они, по моему скромному мнению, обязаны быть готовы доказать истинность, или по крайней мере превосходство своей собственной системы».^[117]

В своей юбилейной речи м-р Сен протестует против того, чтобы его считали пророком или посредником между Богом и Человеком, и все же в то же самое время он провозглашает себя и некоторых своих единомышленников апостолами Нового Завета, избранными и облеченными полномочиями возвещать его. Рассматривая своих коллег, окружающих его, в свете нового религиозного объединения, он, как единственный обладатель высшего авторитета, наделяет их божественной миссией.

«Вас избрал», – говорит он, – «Господь Небесный, чтобы вы проповедовали миру его спасительную истину. Смотрите на флаг Нового Завета перед вами, в тени которого происходит всеобщее примирение… Идите, проповедуйте, распространяйте дух всеобщего единства, который представляет этот флаг, что перед вами… В знак обещания вашей преданности коснитесь этого знамени и склонитесь перед Богом, чтобы он дал вам силу и свет веры». После этого, по словам «Mirror», – «Все апостолы прикоснулись к знамени и склонили свои головы перед Богом».

Все это, кроме тех противоречий, которые мы выделили курсивом несколькими строками ранее, является драматическими элементами некой сверхструктуры божественной инспирации, дарования апостольских полномочий, непогрешимого учения и догматической веры, – которые возникнут, может быть, даже при жизни нынешнего «главы религиозного ордена». По сути дела, м-р Сен как бы уже предсказывает это, ибо, отвечая на им же поставленный вопрос о том, является ли Брахмо Самадж «просто новой религиозной системой, которую выработал человеческий разум», он ясно претендует на некое много более высокое положение для себя.

«Я утверждаю, что он находится на том же уровне, что и Еврейский завет, и Христианский завет, и Завет вайшнавов, полученный через Чайтанью. Это Божественный Завет, имеющий полное право занять место среди различных заветов и откровений в мире. Но является ли он столь же божественным, сколь и авторитетным?» – спрашивает он, и сам же отвечает: «Христианский завет, говорят, является божественным. Я утверждаю, что и этот Завет равным образом божественен. Вне всякого сомнения, Господь небесный послал это Новое Благовестие миру». И снова: «Вы видите в этом особое Божественное Провидение, решающее задачу спасения этой страны при помощи совершенного завета со всеми необходимыми для него апостолами, священной книгой и инспирацией».

Это слишком серьезное заявление, чтобы увидеть в этом всего лишь красивый оборот речи. М-р Сен – знаток английского языка и, безусловно, должен понимать значение и вес каждого этого слова. И потому публика совершенно справедливо рассматривает его как еще одного претендента на почетный титул вдохновленного свыше апостола и посланника Бога на земле, короче, аватара. Если его церковь поддержит такую претензию, тогда будущие поколения сторонников Брахмо могут склонять свои головы и приносить дары к ногам потомков раджи Кутч-Бехара, как это делают сегодня правоверные мусульмане в отношении прямых потомков из семьи Пророка, и как это делают сикхи в отношении бабу Кхейм Сингх Веди в провинции Равалпинди, который является шестнадцатым потомком гуру Нанака по прямой линии.