– Некоторое время дом стоит пустой, ты угадал, – сказала сводня, и глиняный лампион в ее руке покачнулся, словно кивнул в подтверждение ее слов, так что Панталеон испугался своей страшно изломившейся и заплясавшей тени. – Хозяйка – вдова, она отпустила слуг и уехала к заболевшей матери, но велела мне присматривать за домом. Я открываю его, когда одной красивой госпоже приходит желание немного поразвлечься.

– И часто к ней приходит такое желание? – спросил Панталеон, чувствуя, как возбуждение овладевает его чреслами.

– Часто-то часто, да ведь удовлетворить его она может, только когда уезжает ее супруг, – рассудительно ответила Родоклея. – Ты можешь быть уверен, господин: моя Кора скромна, чиста и нежна, как истинная девушка. ^[34]

– А как ее зовут на самом деле? – ухмыльнулся Панталеон.

– Спроси ее, – предложила сводня. – Если она тебе скажет, значит, непременно пожелает встретиться с тобой и в другой раз.

– Еще надо, чтобы я этого захотел! – заносчиво проговорил Панталеон, и Рококлея покладисто кивнула:

– Конечно, господин!

Вслед за этим она дважды стукнула в ставню, и Панталеон увидел, что там мелькнул огонек, а затем приоткрылась дверь.

– Иди навстречу своему счастью, господин, – напутствовала Родоклея, подтолкнув гостя вперед, однако Панталеон не расслышал, как сводня ехидно хихикнула, едва прикрыв дверь за его спиной.

Комната была хорошо освещена лампионами, стоявшими по углам, и роскошь убранства поразила и обрадовала Панталеона. У шлюх комнаты куда проще и грязней!

Но еще больше поразило его роскошное одеяние хозяйки. Она была облачена в тончайший искристый шелк возбуждающего алого цвета. Такой шелк иногда привозят в Афины восточные торговцы, и он расходится по баснословной цене. Он настолько дорог, что самые богатые горожане берут его для своих жен на платки и покрывала, на отделку гиматиев, но ни разу Пантолеон не видел, чтобы женщина была одета в наряд из этого шелка. Да и наряда такого он не видел… Ткань не ниспадала складками, скрывая фигуру, а, напротив, обливала стан женщины, оставляя открытыми плечи, груди и руки и расходясь снизу плавной волной. Впрочем, плечи и верхнюю часть груди трудно было разглядеть под ворохом черных мелко вьющихся волос, которые благоухали столь сладостно и маняще, что у Панталеона голова пошла кругом.

Панталеон не верил своим глазам. Вот это женщина! Ухоженная, словно египетская кошка, нарядная, словно дочь персидского царя, соблазнительная, словно дорогостоящая коринфская гетера, изящная, словно критская статуэтка, загадочная, словно сфинкс… И никаких следов краски на лице, и скромно опущены глаза, и руки боязливо стиснуты, и голос дрожит…

– Приветствую тебя, господин, – пролепетала красавица, не поднимая длинных ресниц. – Позволь предложить тебе освежиться…

Она повернулась и подошла к низкому столику, на котором теснились кувшины с вином и блюда со сладостями. Здесь же стояли два канфара.

У Панталеона помутилось в голове от ее танцующей походки и плавных движений обнаженных рук. И голос его прозвучал хрипло:

– Благодарю, Кора, я не люблю этого варварства – пить перед едой. Я сначала желал бы насладиться тобой, как самым лакомым блюдом, а потом мы вместе освежимся вином.

Как ни был Панталеон возбужден, он все же не хотел бы угодить в ловушку. Опытные люди рассказывают множество историй о красотках, которые, притворясь благонравными очаровательницами, опаивают доверчивых любовников снотворными зельями, а потом обирают их до нитки! Слуги этих девок уносят бедолаг на большую дорогу и бросают там голых и спящих. А то и убивают, чтобы не навели на след паршивой шлюхи!

Самое обидное, что, по рассказам, незадачливые искатели приличной любви погружались в сон столь быстро, что ничего не успевали найти!

И сейчас Панталеон намерен был ни за что не позволить себя одурачить! Сначала он получит то, за чем пришел. А потом…

Ему внезапно явилась великолепная мысль: а почему бы потом, когда он волю насладится этой восхитительной женщиной, не уйти, не заплатив? Конечно, его мешок с деньгами набит под завязку, но чертова сводня назвала какую-то несусветную сумму, которая почти ополовинит этот заветный мешок… А если Панталеон уйдет, женщина вряд ли сможет его остановить. И поднимать шум она не будет, конечно: иначе выйдут наружу все ее проказы, а за прелюбодеяние в Афинах и впрямь карают строго. Панталеон слышал ужасную историю о том, что какую-то изменницу и ее любовника сначала выставили на всеобщий позор на агоре, причем каждый мог плюнуть в них, кинуть камнем или грязью (большинство предпочитало пустить в ход содержимое отхожих мест), а затем женщине в лоно, а мужчине в задницу воткнули по огромной черной редьке.

Панталеон знал, что с помощью большой редьки обычно наказывают злостных кинедов, насилующих мальчиков против их желания. Но за то, чтобы переспать с женщиной, которая сама просит тебя об этом, – это, конечно, чересчур!

Пока Панталеон был поглощен всеми этими мыслями, Кора смотрела на него чуть исподлобья, и он видел, как вздымается ее обнаженная грудь. Соски не были обведены краской, как у той девки на пиру, а розовели столь нежно и даже, можно сказать, девственно, что Панталеон больше не в силах был ждать совокупления. Он торопливо сбросил хламиду, начал развязывать пояс, однако Кора протянула к нему руки:

– Позволь помочь тебе, господин.

Панталеон с трудом сглотнул, так вдруг перехватило горло. Оказывается, в ожидании крылось наслаждение не менее сильное, чем в торопливом утолении похоти!

Наконец Кора совлекла с него все одежды и, взглянув на жаждущий фаллос, проворковала:

– Я вижу, господин, ты изнемогаешь от желания. Однако мне не хотелось бы спешить. Я была бы счастлива, если бы ты оказал мне ту же услугу, какую я оказала тебя. Раздень меня!

– Я больше не могу ждать! – прохрипел Панталеон, и тогда Кора, толкнув его на ложе, коснулась его плоти обнаженными грудями.

Панталеон с блаженным стоном излил семя на покрывало и некоторое время лежал, бессильно раскинувшись и переводя дыхание.

Наконец он ощутил возвращение сил и привстал:

– Теперь я готов раздеть тебя.

– Только не спеши, господин, не порви мой наряд, – шепнула Кора и положила его руку на пояс, обвивавший ее тонкую талию.

Панталеон наслаждался прикосновений тонкой ткани, а Кора продолжала смотреть на него исподлобья, изредка вздыхая, словно от нетерпения, а ее напряженные соски дрожали, сводя Панталеона с ума.

И вот наконец алый шелк упал, и Панталеон издал восторженный стон при виде этого совершенного, по-девичьи стройного и изящного тела.

И в то же мгновение он услышал испуганный крик Родоклеи, доносившийся с улицы:

– Господин, господин мой!

– Кто там? – насторожился Панталеон.

– Не знаю, – пролепетала испуганная Кора, делая слабые попытки снова одеться, но у нее вдруг так затряслись руки, что скользкая ткань упала на пол.

– Спаси свою жену! – продолжала панически кричать Родоклея. – Спаси ее, господин мой Атамус!

– Атамус?! – простонала Кора. – Мой муж! Нет, нет!

Панталеон замер, пригвожденный к ложу страхом, а в следующий миг дверь распахнулась, и в покои ворвался широкоплечий, длиннорукий и длиннорукий мужчина, который немедленно набросился на Панталеона и вцепился в его горло с криком:

– Ты меня обесчестил, негодяй! Обесчестил!

Все поплыло перед глазами Панталеона, вожделение покинуло его мгновенно, и все существо было заполнено только одним – страхом смерти. Он слышал крики Коры (или как ее там на самом деле зовут, эту пакостницу, поглоти ее Аид трижды или даже четырежды!), которая клялась всеми богами, что этот дом принадлежит одной ее подруге, богатой вдове («Ты не знаешь ее, супруг мой!»), которая отправилась к ложу умирающей матери в Элевсин, и Кора иногда заходит сюда наряжаться в ее платья, потому что завидует красоте этих одеяний и щедрости ее мужа («Прости, господин, ты никогда не дарил мне таких роскошных тканей, сандалий и драгоценностей!»). Кора уверяла, что она примеряла новый наряд, но тут ворвался этот незнакомец и набросился на нее. Он сорвал с нее одежду и швырнул на ложе, однако она успела увернуться – и незнакомец спустил семя на покрывало («Ты видишь, господин, вот это пятно, а на мне нет следов его похоти, я не изменила тебе!»). Кора поведала, как она стала звать на помощь. Очевидно, это услышала Родоклея, которая случайно проходила мимо, подняла крик – а тут каким-то чудом Атамус оказался рядом.

– Какое счастье, что ты спас меня, супруг мой! – с рыданием выкрикнула Кора.

Даже полузадохшемуся Панталеону история, поведанная Корой, казалась совершенно неправдоподобной. А впрочем, какая разница, поверит ли Атамус своей блудливой женушке? Ему-то, Панталеону, в любом случае худо придется. Уж не наврать ли, что он был приятелем покойного мужа этой выдуманной подруги Коры – и тот оставил ему в наследство все свои одежды? Нынче он зашел полюбоваться наследством, а тут вдруг и Кора явилась примерить одежды подруги… ну, и они так увлеченно помогали друг другу управиться со складками хитонов и гиматиев, что Панталеон и не заметил, как из него истекло семя… А может, заодно соврать, будто у него бленорагия?..

Нет, тогда Атамус наверняка пришибет его на месте. Или окончательно придушит!

Ох, да что же он лежит пластом, словно его уже придушили, почему не брыкается, не сопротивляется?!