Доркион не сомневалась, что, как только она взберется по веревочной лестнице и ступит на палубу галеры, отец сразу заключит ее в объятия, однако Леодора поблизости не было видно.
– Где отец? – спросила с тревогой.
Кутайба кивнул:
– Пойдем. Вон он. Под навесом.
Доркион огляделась.
Они стояли на плоской, дочиста выскобленной палубе. Посредине возвышалась мачта с опущенным парусом. Вдоль бортов сидели гребцы, которые придерживали на весу весла и с откровенным любопытством рассматривали девушку. Какой-то довольно молодой толстяк с добродушным бритым лицом сидел поблизости и обмахивался большим веером из пальмовых листьев. В отличие от прочих мореходов, одетых в одни лишь хитоны или короткие, до колен, штаны, как Терон и Кутайба, этот носил темно-синий гиматий[6] с видневшимся из-под него хитоном, что сразу изобличало в нем горожанина.
На корме был построен некий помост, над которым натянули большой холст. Получилось что-то вроде шатра.
Доркион решила, что отец ждет ее там, и бросилась вперед, но, еще не добежав, споткнулась, едва не наступив на человека, который лежал у самого борта, в тени его, на овечьих шкурах. Они были там и сям запятнаны красным, и Доркион сразу поняла, что это кровь. Человек был ранен, бледен, словно овечья шерсть, его могучая грудь, перехваченная несколькими полосами окровавленного холста, вздымалась, и при каждом вздохе на повязке пузырилась пена.
О боги, о небожители, это был Леодор!
Серые затуманенные глаза смотрели на Доркион, бледные губы дрогнули:
– Лаис… ты пришла…
– Я же обещал, что привезу твою девочку, побратим, – сказал Кутайба. – И я это сделал. Смотри, какая она красавица!
– Красавица… – эхом отозвался раненый, и Доркион робко коснулась полуседых спутанных волос:
– Отец! Я так ждала тебя!
Леодор слабо кивнул, хотел что-то сказать, но кровавая пена теперь вспухла не только на его груди, но и на губах, и Доркион вскрикнула:
– Нет-нет, не говори ничего, побереги себя!
Леодор на миг прикрыл глаза, что означало согласие, а потом взглядом указал на ее пальцы и на свою бессильно откинутую руку.
Впрочем, Доркион и без этой безмолвной просьбы уже сидела рядом с ним, перебирала его пальцы и с нежностью всматривалась в бледное, с заострившимися чертами лицо.
– Его ранили финикийцы третьего дня, – угрюмо рассказывал Кутайба. – Хотели взять нас на абордаж по пути на Икарию. А у нас хороший груз, который надо привезти в Афины. Его хозяин обещал за благополучную доставку столько, что нам было за что драться… И мы дрались как звери, ты уж мне поверь! Любой наш мореход смог бы выстоять даже против обученного воина этого забияки Филиппа Македонского! – хвастливо бросил сарацин. – Однако пираты, знаешь, смерти тоже не боятся… Они уже почти взяли нас на абордаж, но тут твой отец перескочил на палубу их судна и одним ударом меча снес голову капитану. А финикийцы хоть и свирепы, и смелы, а все равно как слепые: им обязательно нужен поводырь, который будет стоять на мостике своего корабля, орать, браниться, подбадривать их молитвами да указывать, куда бежать, кого убивать и какой груз грабить. Сами они совершенно безмозглы, так что со смертью капитана мигом растерялись. Мы их быстренько всех перебили и пошвыряли в море. Однако Леодору не повезло. При капитане была девка… Она пряталась в шатре среди вороха ковров и подушек, а когда ее любовник погиб, выскочила – проворная и злая, как пантера! – с мечом, дважды рубанула Леодора поперек груди, а потом лезвием меча чиркнула себя по горлу, да и померла. Сбежала в Аид – знала, что за своего товарища мы шкуру с нее, сучки кровавой, заживо сдерем, если раньше не сдохнет, пока мы ее будем валять по палубе, и не поодиночке, а вдвоем или втроем! – Кутайба с досадой стукнул себя кулаком в ладонь. – А наша плоть здорово изголодалась… Теперь спускай семя в ладонь или знай терпи аж до Афин! Надоело!
– Зачем терпеть? – послышался насмешливый голос Терона. – У нас ведь есть красавчик-женишок. Разве ты не для этого заманил его на галеру?
Доркион недоумевающе взглянула на Терона и обнаружила, что он разглядывает стоявшего неподалеку Орестеса.
– О, да я совсем забыл про него! – радостно воскликнул Кутайба. – Ну что ж, поставим парус – и порадуем себя!
– Погодите, – растерянно сказала Доркион, не вполне понимая, о чем они говорят, однако насторожившись при словах о поставленном парусе. – Вы уже отправляетесь? Но ведь отец должен вернуть долг Агазону…
– Это сколько? – ухмыльнулся Кутайба. – Талант? Или шестьдесят мин? Ха! Эти несчастные дураки пытались нас надуть, но даже соврать не сумели толком! Ведь шестьдесят мин – это и есть талант!
И тотчас тон его стал серьезным:
– Не строй из себя дурочку, Лаис! Неужели ты не поняла, что я соглашался со всеми, потому что не хотел, чтобы твои односельчане начали потасовку? Конечно, мы бы пробились к лодке, но неизвестно, сколько этих глупцов осталось бы лежать на берегу бездыханными, а Леодор просил не окроплять кровью его родную землю… Эй, вы! – махнул Кутайба рукой нескольким мужчинам, сидящим около мачты. – Распускайте парус! Попутный ветер!
Те поспешно начали разматывать огромный свиток грязно-белого холста, прикрепляя его по обе стороны борта. Парус затрепетал и надулся: Нот и Эвр, боги южного и восточного ветров, вмиг наполнили его своим дыханием, уже готовые гнать судно к северо-западу, в Афины.
Галера дрогнула… Несколько мореходов с правого и левого бортов втянули со дна огромные камни, прочно опутанные канатами, – якоря. И тотчас взлетели, опустились и снова взлетели и опустились весла гребцов – галера понеслась по волнам!
Доркион испуганно оглянулась на отца, но тот лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал.
Она выпустила его руку и вскочила:
– Орестес! Спасайся! Прыгай за борт! Ты еще успеешь доплыть до берега!
– Или ты прыгаешь со мной, или я остаюсь здесь, – неуступчиво ответил Орестес, который обводил восторженными глазами корабль. – А вообще-то я совсем не хочу возвращаться! Вижу, что эти два хитреца обвели всех на берегу вокруг пальца и хотят увезти тебя в Афины. Ну что ж! Я отправлюсь с тобой в Афины.
– Так ты появился здесь из-за моей дочери? – слабым голосом спросил Леодор. – Тот самый противный Орестес, который когда-то колотил ее? – Он усмехнулся, с трудом шевельнув губами. – Я предсказывал, что она когда-нибудь расквитается с тобой – так и вышло. Но послушай меня и ее, Орестес: прыгай за борт и спасайся, пока не поздно, не то…
И тут же Леодор горестно сморщился, потому что к ним подошел Терон:
– Мне надо потолковать с этим юнцом!
Он ловко поймал Орестеса за руки, заломил их ему за спину и задрал хитон так высоко, что стали видны нагие чресла юноши:
– Хорошенький козленок, а?
Мореходы, свободные от вахты на веслах, радостно заорали.
Сильным тычком в спину Терон заставил Орестеса упасть на колени, а потом толкнул ногой в спину так, что юноша оказался стоящим на четвереньках.
Терон принялся развязывать свой пояс, и в это мгновение перепуганный Орестес попытался вскочить. Однако Терон новым пинком заставил его рухнуть ничком и наступил одной ногой ему на поясницу:
– Не дергайся, козленочек, не то я сломаю тебе хребет. Эй, друзья, подержите-ка нашего красавчика.
В ту же минуту Орестес оказался схваченным и прижатым к полу, однако один из тех, кто его держал, оттолкнул Терона, который уже начал спускать свои короткие штаны:
– Погоди, друг. Почему ты хочешь быть первым? Надо бросить жребий! Чтобы все было по справедливости.
– Спятил? – презрительно покосился на спорщика Терон. – Да ведь это мы с Кутайбой приволокли его сюда! Разумеется, мы будем первыми, как иначе? А после вы бросайте какой угодно жребий! Единственный, кому я готов уступить, это Кутайба. Эй! – обернулся он к сарацину. – Может быть, ты начнешь?
– Не люблю нехоженые тропы, – ухмыльнулся тот. – Начинай, храбрый Терон, а я потом.
– Кутайба! – отчаянно воскликнула Доркион. – Что вы хотите с ним сделать?!
– Сиди тихо и не мелькай тут своими хорошенькими ножками, Лаис, – отмахнулся сарацин. – Не то тебе придется их раздвинуть, на радость нашим удальцам, и не один раз.
– Думай, что говоришь, побратим, – чуть слышно сказал Леодор. – Никто не посмеет коснуться моей дочери! Да и парнишку не надо бы поганить. Он попал в ловушку из-за Лаис, а значит, из-за меня. Ты опозоришь меня в его глазах…
– Побратим, – серьезно произнес Кутайба, склоняясь над раненым, – ты знаешь, я обещал беречь твою дочь, как собственную жизнь. Но я ничего не обещал насчет этого мальчишки. Парни оголодали. Мы столько дней в плавании… Ты убедил их не сходить на берег и не трогать женщин в твоем родном селении – ладно! Но теперь дай им поразвлечься. Эка важность, что будет о тебе думать какой-то жалкий кусочек сладенькой плоти!
Леодор тяжело вздохнул, Доркион поняла, что ее отец смирился. Погасшими глазами он равнодушно наблюдал, как бился Орестес, пытаясь вырваться из рук мореходов, но это было бессмысленно: Терон снова наклонился над ним, готовый к насилию.
Доркион в ужасе стиснула руки: вот оно, сбывается пророчество незнакомки! Снова сбывается!..
Она хотела закричать, броситься на помощь Орестесу, но Леодор с неожиданной силой удержал ее, вцепившись в щиколотку.
– Ты погубишь себя! – прошипел он.
– Погоди, мореход! – послышался вдруг спокойный, мягкий голос, который, однако, легко перекрыл гвалт возбужденных мужчин.
Толстяк в синем гиматии, только что полулежавший в тени борта, обмахиваясь веером, неторопливо поднялся на ноги и, отбросив веер на палубу, воздел руку, призывая к тишине. Край гиматия соскользнул с его левого плеча, и стало видно большое родимое пятно. Поправив одежду и прикрыв пятно, толстяк заговорил с приветливой улыбкой:
– До Афин и их порта – Пирея – осталось всего ничего, о слуги Посейдона, покорители волн! Пара дней пути при попутном ветре! Можно немножко и потерпеть, а в самом крайнем случае вспомнить, что великие боги дали мужчинам руки не только для того, чтобы налегать на весла, верно?..
Он слегка приподнял гиматий, обнажив чресла, и сделал выразительный непристойный жест.
Моряки так и покатились со смеху! А толстяк продолжал:
– Там, в Пирее, в порту, к вашим услугам будут какие угодно девки и самые нежнозадые мальчишки. Но если вы беспокоитесь, что у вас недостанет денег заплатить за их ласки, то не стоит тревожиться: я увеличу долю каждого за перевозку моих грузов на двадцать драхм. А за шлюху вы заплатите пару-тройку оболов[7]. Так что я помогу вам разбогатеть. Только отдайте мне этого мальчишку!
– Стойте, друзья! – вскинул руку Кутайба. – Да подождите же вы! Тихо!.. Что это ты говоришь, Фаний? По двадцать драхм каждому из нас?! Неплохо, очень даже неплохо! Теленок стоит всего пять драхм, а хороший плащ – десять! Ты мастер швыряться деньгами, Фаний! И что, это будут настоящие совиные драхмы, не какие-нибудь там яблочные или розовые?[8]
– Даже не сомневайся, – приложил руку к сердцу Фаний. – Самые подлинные афинские драхмы. Пусть сожрут меня летающие акулы, если я изрек хоть одно слово лжи!
О проекте
О подписке