Здесь следует сделать одно замечание об особенностях нашей героини. Не то чтобы она страдала топографическим кретинизмом, скорее нет, чем да, в лесу, например, ориентировалась интуитивно-безошибочно, а вот в городах порой… терялась. В буквальном и переносном смысле этого слова. Она неплохо знала Париж, и все же иногда из памяти вылетали некие местные реалии. Вот, например, сейчас она не могла вспомнить, с какой стороны от Мальзерба находится Осман. Возвращаться на площадь и обходить ее не хотелось, Алёна решила сократить путь и пройти улицами, но в какую сторону двигаться, налево или направо?

И она решила поступить так, как всякий заблудившийся путник, у которого нет карты местности (или путеводителя): спросить дорогу у туземца.

Как назло, бульвар в обозримом пространстве был пуст… только у дверей какого-то отеля маячила фигура высокого осанистого мужчины в черной куртке с блестящими пуговицами.

«Ага, – решила Алёна Дмитриева, – швейцар уж наверняка знает, с какой стороны Осман!»

Недолго думая, она двинула к гостинице, которая носила название «Bon chance», то есть удача.

Судьба иной раз шутит совершенно по-дурацки. Шанс-то, может, и добрый, но… в это время на небесах происходило неведомо что, очень возможно, срочная летучка ангелов-хранителей, или какой-нибудь междусобойчик по случаю профессионального праздника. Что бы ни было, Алёнин персональный ангел отвернулся и прозевал тот момент, когда его подопечная подошла к швейцару. А вот интересно, на небесах за халатность карают или списывают все чохом на «mal chance», то есть на неудачу?..

– Извините, скажите, пожалуйста, – начала было Алёна, однако немедля спохватилась, что изъясняется на языке родных осин, и поправилась: – Экскюзе муа, мсьё…

– Да лучше по-русски, – махнул рукой мсьё. – Что вы ищете?

– Ой, ну надо же! – обрадовалась Алёна.

Она почему-то всегда по-детски радовалась, когда встречала в Париже русских. Вот именно – почему?! Не такая уж это редкость, скорее, наоборот, тем паче что далеко не все русские проявляли аналогичный восторг при встрече с нашей героиней. Вот швейцару она явно не понравилась: мельком глянув на Алёну, он озирался по сторонам и вид имел крайне настороженный. С другой стороны, такая их швейцарочья служба: быть постоянно настороже.

– Скажите, с какой стороны бульвар Осман? – спросила Алёна с виноватым видом. – Там или там? – И она помахала руками налево и направо.

Швейцар, казалось, даже растерялся от такой глупости. Глаза его заметались – за плечо Алёны, в сторону, снова за ее плечо, к ней… потом он вспомнил, видимо, что надо быть снисходительным к слабостям ближнего своего, тем более что это – не ближний, а ближняя, да еще очень даже симпатичная, – и отрывисто бросил:

– Направо. Вон туда!

И так резко махнул рукой в указанном направлении, что чуть не заехал Алёне в нос. Она едва успела отпрянуть.

Впрочем, наша героиня не обиделась, напротив, она была очень благодарна за конкретику. Дело в том, что она с детства туговато ориентировалась в правой и левой сторонах. Ну вот бывает такое… даже и с умными людьми, а Алёна Дмитриева вполне может к ним быть причислена. Может быть, она и не знала, что такое эквалайзер, и до сих пор не могла уразуметь, шутки шутил Александр Блок или всерьез писал об интеграле, который дышит в каких-то там стальных машинах, – но в некоторых житейских, весьма запутанных ситуациях разбиралась весьма не худо. Если только не нужно было отличать правую сторону от левой! Впрочем, Алёна все же усвоила: левая сторона та, которая соответствует руке, на запястье коей часы; рука противоположная, с колечком и браслетом, – правая. Но ведь нужно время, чтобы сообразить, где что находится! Поэтому Алёна только радовалась, когда кто-то брал на себя труд указывать направление. И, одарив швейцара ослепительной улыбкой и сияньем своих прекрасных – нет, ну правда, это многие могут подтвердить! – глаз, она сказала «спасибо» – и резво двинулась… навстречу своей участи.

Ангел же хранитель, вернувшийся в это время с летучки или междусобойчика, ринулся вслед, пытаясь ее остановить… но поздно, поздно… и ему теперь ничего не оставалось, как безвольно наблюдать за неостановимым развитием событий и ломать руки, вернее, крылья, поскольку его подопечная шла прямиком к закату дней своих – и произошло это исключительно по его недосмотру!

Ангел чувствовал себя отвратительно. Ощущение беспомощности и для людей-то тяжело, а для существ, практически всемогущих, просто невыносимо. Утратить власть над событиями, лишиться возможности взять их в свои руки, вернее, крылья, пальчиком, вернее, перышком не шевельнуть, тупо ждать, когда снова выпадет шанс вернуть власть над вверенной судьбой, а ведь он может и НЕ выпасть…

Ужас. Нет, честно, ужас! Ангелу-хранителю Алёны Дмитриевой можно было только посочувствовать. А уж ей-то, бедняжке…

– Да вон он, я его вижу. Торчит на автобусной остановке. В своих дурацких синих наушниках.

– Можешь его снять?

– Обалдел, что ли? Стрелять я не буду, там многолюдно. Наверное, давно автобуса не было.

– Ты что, только стрелять умеешь? Подойди поближе и… Сам говоришь, народу много, на тебя никто внимания не обратит.

– А может, не надо? Мы ведь уже сделали, что хотели. Зачем их дразнить?

– Именно этого мне и хочется! Одну потерю они могут расценить как случайность. А вот если практически одновременно мы и этого снимем, тут сразу станет ясно: мы идем на две головы впереди, мы их обставляем играючи, нас не обойти. Иди и делай.

– Ну ладно, только я не хочу в толпе, я что-нибудь другое придумаю.

– Будь проще, ну что тут еще думать?! А впрочем, как хочешь, только не упусти его.

Алёна прошла один квартал по узкой улице Рокепин, однако оказалась не на просторном бульваре Осман, а на еще более узкой рю Д’Астор. «Наверное, бульвар впереди», – подумала Алёна и миновала еще один квартал, после чего оказалась на улице Камбасере и даже прошла квартал, после чего оказалась на крохотной площади, которая, судя по табличке на одном из домов, называлась Соссе. Никаких признаков Османа по-прежнему не наблюдалось. Но этого просто не может быть! Он где-то здесь! Швейцар же не мог перепутать!

А может, лучше снова кого-нибудь спросить?

Навстречу шла дама в бежевой норковой шубке, высоких сапогах, но без головного убора. У нее был красный нос, которым она беспрестанно пошмыгивала. Конечно, замерзла она до крайности. Сразу видно. Ну и чего форсить – без шапки-то?!

– Извините, – робко обратилась Алёна к даме, – в какой стороне бульвар Осман?

Момент для обращения оказался выбран крайне неудачно. Именно в эту минуту дама решила больше не мерзнуть, сунула руку в сумку и вынула оттуда вязаную шапку. Алёна немедленно уставилась на диковинный предмет, потому что более нелепой расцветки в жизни не видела: ну натурально серо-буро-малиновая. И это предполагается надеть в сочетании с бежевой норкой? А как насчет хваленого вкуса парижанок?!

Перехватив взгляд Алёны, дама покраснела, сунула головной убор в сумку, отчаянно шмыгнула носом и кинулась через дорогу, махнув рукой в каком-то неопределенном направлении.

Черт, неловко вышло!

Пробормотав вслед извинение, Алёна огляделась. Она стояла неподалеку от автобусной остановки, на которой толпились люди. Зрелище это для французской столицы, где автобусы ходят как часы, а впрочем, даже еще лучше, настолько необычно, что Алёна сначала глазам не поверила и подумала: не заблудилась ли она настолько, что вообще в другом городе оказалась? В самом ли деле она находится в Париже?!

– Да, – прозвучал в это время мужской голос, и Алёна с ошарашенным выражением – неужели кто-то читает ее мысли?! – повернулась.

Но тут же поняла, что ошиблась: никому ее мысли совершенно не понадобились, просто рядом стоял молодой человек, который разговаривал по мобильному телефону. Хотя создавалось впечатление, будто он беседует сам с собой, потому что трубки в руках у него не было, а наушник был скрыт обворожительными пушистыми штучками цвета электрик, призванными защищать уши от лютого мороза.

Что-то нынче советский граф Алексей Николаевич Толстой часто вспоминается! На сей раз на ум Алёне пришел не «Гиперболоид инженера Гарина», а повесть «Аэлита». В том смысле, что вид у мужчины в синих наушниках был совершенно марсианский. А впрочем… может, только в извращенном воображении нашей писательницы. На самом же деле это был весьма привлекательный и вполне земной человек лет тридцати пяти, с четкими, правильными чертами смугло-бледного лица, очень стройный, в элегантном, хоть и не по погоде легком пальтеце и узехоньких джинсах, заправленных в забавные ботинки на толстой подошве. Шея его была обмотана бежевым шарфом в белую, черную и красную клетку. Это фирменный дизайн шарфов из весьма элитного магазина «Burberry». Стоят там такие кашемировые изделия около пятидесяти евро. Впрочем, большая часть парижан и туристов, прельщенная барберийскими красотками, решает вопрос их приобретения проще и радикальней, покупая нечто подобное, хотя и отнюдь не кашемировое, на лотках уличных торговцев сувенирами, каковые в Париже натыканы на каждом углу, иногда по несколько штук. Алёне было совершенно все равно, за сколько «синие ушки» купил свой шарф, уж очень приятный был парень. Черные жесткие волосы его были острижены довольно коротко и торчали смешным таким ежиком. Невероятный симпатяга! Даже то, что точеный нос сильно покраснел от мороза, его не портило!

– Жоэль так и не пришел, – проговорил в это время симпатяга, и Алёна спохватилась, что неприлично так пялиться на незнакомого человека.

– Почему? – спросил парень, и Алёна подумала: а в самом деле, что тут уж такого неприличного? Почему бы не посмотреть на такого славного молодого человека? Почему бы даже не спросить у него дорогу? Тем паче он разговор заканчивает.

– Хорошо, все, – проговорил симпатяга, очевидно, завершая разговор, и двинулся к обочине тротуара.

– Извините, мсьё, вы не скажете… – воскликнула Алёна и тут же прикусила язык, потому что, кажется, опять влезла со своим вопросом не вовремя: юноша взмахнул рукой, подзывая проезжавшее мимо такси, и машина уже подрулила к тротуару.

Да что ж за невезуха такая! Ну что ж это все норовят сегодня покинуть в беде русскую писательницу, заблудившуюся в Париже?!

Однако парень, уже взявшийся за ручку дверцы, вдруг повернулся к Алёне и спросил:

– Да, мадам, извините, мадемуазель?

Само собой, наша героиня, красотка из красоток, весьма гордившаяся своей невероятно задержавшейся молодостью, немедленно расплылась в обворожительной улыбке. В самом деле, улыбка у нее чудесная, и мало кто мог удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. Вот и этот, с синими ушками, не удержался.

Такси и спешка были позабыты. Теперь его мысли, как и у множества других несчастных, путь которым перешла прелестная русская писательница, были всецело поглощены только ею.

– Не могли бы вы подсказать, где находится бульвар Осман? – произнесла Алёна сакраментальную фразу.

Молодой человек посмотрел с нескрываемым любопытством и усмехнулся:

– О, это очень далеко! Минутах в десяти ходьбы.

Ну да, Алёна так и думала!

– Туда? – спросила она, махнув рукой вправо.

– Нет, туда, – молодой человек махнул рукой влево. – Короче всего получится, если вы пройдете сейчас по рю де ла Вилль, потом повернете на рю д’Анжу – и по ней, никуда не сворачивая, выйдете прямо на Осман в одном квартале от площади Сент-Огюстен.

Алёна тупо смотрела на него. Получается, она все это время шла в совершенно противоположном направлении? Получается, швейцар указал ей неправильный путь? Русский швейцар – русской заблудившейся туристке?! Ну и ну! Это до какой степени ненависти к своим соотечественникам нужно дойти? Впрочем, бытует же известная старинная поговорка: «Кто тебе выколол око? – Брат. – То-то так глубоко!» Извращенец какой-то, честное слово, этот швейцар.

– Вы поняли? – спросил молодой человек. – Не заблудитесь? А то, может быть…

Он не договорил. В глазах его на миг появилось отсутствующее выражение, как будто он к чему-то прислушивался. Например, к своему внутреннему голосу. Ну правильно, при встрече с такой красивой женщиной к внутреннему голосу прислушаться – первое дело! Иначе запросто голову потеряешь.

Алёна готова была спорить, что он собирался предложить проводить ее или даже подвезти на такси, которое все еще терпеливо стояло рядом. Но внутренний голос оказался более громким, чем голос мужского сердца. И фраза осталась неоконченной.

– Я все поняла, спасибо, – сказала она, благодарно улыбаясь. Молодой человек рассеянно улыбнулся в ответ – и