Мужчина исторгнет!
 

Вокруг восторженно закричали, раздались рукоплескания, одобрительные выкрики.

Лаис, открыв лицо, обвела гостей смеющимися глазами.

– Великолепно, даже Эринна^[23] не управилась бы с гекзаметром лучше, чем ты, и даже Сафо, некогда обучавшаяся в той же школе, что и ты, не воспела бы лучше ремесло гетеры! – воскликнул Клеарх, хлопая в ладоши.

Впрочем, Лаис хлопали все, даже Порфирий хохотал от удовольствия.

– Беру все свои слова обратно! – закричал он. – Давно я так не тешился острой поэтической импровизацией! Тебя ждет блестящее будущее, Лаис! И, клянусь, если бы не был верным поклонником мужской красоты, я непременно искал бы радости в твоих объятиях!

Лаис еле сдержалась, чтобы не скорчить гримасу – велико ли удовольствие иметь такого неприглядного поклонника?! – однако она понимала, что Порфирий ей немало польстил, а это было весьма великодушно с его стороны.

Поэтому она благодарно улыбнулась, снимая хламиду и с поклоном возвращая ее Неоклу.

– Очень жаль, что уже послезавтра мы с дочерью должны взойти на корабль и покинуть Коринф, – пробормотал он. – Неотложные дела призывают меня обратно в Эфес, хотя я бы с удовольствием задержался до окончания твоих испытаний!

– Ты отправился в такое долгое и нелегкое путешествие с дочерью? – удивилась Лаис. – Сколько же ей лет?

– Пятнадцать. Видишь ли, моя мать умерла, родив меня на свет. Вырастила и воспитала меня ее сестра. Теперь она живет в Коринфе и служит в храме Асклепия, вернее, в лечебнице, которая открыта при нем. Она стара и слаба, за ней самой нужен уход… я хотел бы забрать ее в Эфес, но она отказалась покинуть храм, желает умереть в его стенах. Однако она мечтала повидать внучку – быть может, в последний раз. Вот я и воспользовался случаем и взял с собой дочь, поехав сюда по своим торговым делам. Тем более что я не хотел оставлять девочку рядом с ее матерью без моего присмотра.

Лаис хотела спросить, чем же провинилась его жена, однако не решилась и перевела разговор на другое:

– Понравился ли Коринф твоей дочери?

– Мелисса в совершенном восторге, – улыбнулся Неокл, с явным усилием прогоняя какие-то неприятные воспоминания. – Не пропустила ничего! Любопытна, словно птица каракакса^[24], которая всюду сует свой нос, вернее, клюв! Думаю, она и сейчас следит за нами откуда-нибудь с галереи.

– Ты позволил своей дочери видеть мужской симпосий? – изумилась Лаис, невольно поднимая голову к верхней галерее, которая окружала всю пиршественную залу, и в самом деле замечая там скорчившуюся под прикрытием перил тонкую фигурку. – Но ведь… но ведь могло случиться…

– Клеарх клятвенно заверил меня, что, пока в его доме живет невинная девушка, моя дочь, ничего непристойного не произойдет: служить за столом будут только его рабы, а украшать пир будет самая скромная и прекрасная аулетрида, которую только можно сыскать в Коринфе. И он сдержал слово! Ты в самом деле красива, умна и скромна. К тому же, оказывается, ты посвящена в тайны хорошей кухни… Как, говоришь, называлось то дивное рыбное кушанье?

– Саламис, – подсказала Лаис. – Я бы рассказала, как его готовить, если тебе угодно. А дома ты научишь своего повара.

– Я сразу все забуду, – махнул рукой Неокл. – А ты можешь подняться на галерею и рассказать это моей дочери?

– Конечно, – пробормотала растерянная Лаис. – Но ведь я аулетрида… ты не сочтешь позором, что…

– Что она познакомится с тобой? – усмехнулся Неокл. – Ничуть. У меня очень умная дочь, в отличие от своей матушки, которая просто помешана на приличиях! Ее глупость уже погубила мою старшую дочь, Мелисса – это все, что у меня осталось! Жена чуть не удавилась, когда я решил взять Мелиссу с собой. Но желание моей тетушки для меня священно.

– Меня тоже воспитала сестра моей матери, – сказала Лаис. – И я тебя понимаю. Если угодно, я поднимусь на галерею и расскажу твоей дочери, как готовить саламис.

Лаис была немного смущена при этой встрече, но Мелисса, и в самом деле похожая на хорошенькую птичку своей черноволосой головкой, быстрыми движениями и остреньким носиком, держалась просто и взирала на аулетриду с таким восторгом, словно встретилась с самой Афродитой. Постепенно Лаис успокоилась.

Мелисса оказалась очень сметлива, внимательно выслушала, как готовить саламис, бормоча, чтобы лучше запомнить:

– Рыбу очистить от косточек… Шесть ложек оливкового масла и одну – винного уксуса, один килик терпкого белого вина, один большой ангури или два маленьких, черный перец не добавлять, чтобы не перебить вкус… Так, соль, красный перец, лук и чеснок, зелень…

В благодарность Мелисса открыла Лаис секрет, как правильно готовить яблочные китро^[25].

Оказывается, перед тем, как сварить дольки яблок в меду, их надо замочить в подсоленной воде! Тогда они сохранят красивый бело-розовый цвет и не будут разваливаться при варке. Вот и весь секрет.

Словом, девушки почти подружились.

– Приезжай к нам в Эфес, – пригласила Мелисса. – Теперь, когда великий Александр освободил наш город от персов, это очень просто сделать! Я покажу тебе, где стоял храм Артемиды, разрушенный Геростратом… Говорят, после этого Эфес утратил половину своей красоты, но, по-моему, там и сейчас прекрасно. В Эфесе много храмов, а святилище Пана в прибрежных скалах…

Но тут же она умолкла, явно не желая рассказывать дальше, и лицо ее омрачилось, а на глазах показались слезы.

– Моя лучшая подруга давно мечтала побывать в Эфесе, – сказала Лаис, вспоминая, как ей недавно говорила об этом Гелиодора. – Может быть, мы когда-нибудь приедем к вам вдвоем.

– А моей лучшей подругой была моя сестра, – всхлипнула Мелисса. – Она была всего лишь на два года старше меня, но мы выросли вместе и не чувствовали этой разницы. Нас даже звали похоже: я – Мелисса, а она была – Мелита. Нас назвали в честь матери, которую зовут Мелина, однако мы обе пошли в отца. Мы были удивительно похожи с сестрой и очень любили друг дружку. – Девушка снова всхлипнула. – Не прошло дня, чтобы я не оплакивала ее гибель! Отец считает, что во всем виновата наша мать, но она ведь хотела как лучше… Она тоже не перестает корить себя и рыдать над участью бедной Мелиты. Было бы легче, если бы мы могли приходить туда, где стоит урна с ее прахом или зарыто ее тело, однако сестра исчезла около года тому назад… Говорят, Пан покарал ее за бесчестие, но я не могу в это поверить! Она не могла быть бесчестной!

Мелисса с тяжелым вздохом утерла слезы:

– Прости, что я так глупо веду себя. Умоляю, не говори отцу, что я рассказала тебе о сестре. Он не забыл этого горя и не простил мать, которая настояла на том, чтобы Мелита пошла в грот Артемиды…

Лаис очень хотела расспросить, что же это за грот, где пропадают люди, но понимала, что любопытство сейчас неуместно и оскорбительно.

– Я понимаю, – тихонько сказала она, – конечно, я ничего не скажу Неоклу…

Девушки простились; Мелисса ушла в свою спальню, а Лаис снова спустилась к гостям.

Клеарх сделал ей знак подойти.

– Послушай, Лаис, – сказал он. – Тебе пора возвращаться. Жаль тебя отпускать, но Галактион уже пришел за тобой. Однако тут довольно долго ждет один человек, который клянется богами, что у него есть для тебя важное известие. Поговоришь с ним?

– А кто он? – удивилась Лаис.

– Я его не видел. Слуги говорят, он уверяет, будто ты его знаешь. Позвать его? Встретишься с ним?

– Хорошо, – согласилась девушка, недоумевая.

В сопровождении Клеарха она прошла в отдельный покой, куда через мгновение слуга ввел невысокого и немолодого, но очень крепкого для своих лет человека.

Клеарх деликатно стоял в стороне, но не упускал ни слова из разговора.

Когда свет лампиона упал на лицо вошедшего, Лаис изумленно отшатнулась.

Это оказался Мавсаний, раб Артемидора!

– Ты узнала меня, госпожа? – спросил он.

– Нет, – стремительно соврала Лаис. – В жизни тебя не видела!

– И ты не была минувшей ночью в усадьбе Главков? – не без ехидства спросил раб.

– Конечно, нет! – со всем возможным возмущением вскричала Лаис.

– Если так, откуда мне известно, что именно той ночью ты потеряла одно из украшений для своих ногтей? – спросил Мавсаний. – Зеленое, с серебром… Изволь показать руки!

Лаис невольно спрятала за спину руку с дактило на указательном пальце.

Мавсаний держался без тени смущения и подобострастия. Так мог вести себя только человек, который совершенно уверен не только в себе, но и в том, что хозяин непременно заступится за него и ни в коем случае не позволит причинить ему зло.

– Что все это значит, Лаис? – настороженно спросил Клеарх, подходя ближе.

Лаис взглянула на него c мольбой:

– Это из-за моего испытания… ты же знаешь, мне выпал жребий соблазнить неприступного…

– Да, я слышал об этом, – кивнул Клеарх. – Жалею только, что это не я, тогда тебе не пришлось бы тратить силы! Но мне так и неизвестно, на кого именно указал жребий. Погоди… да ведь это раб Главков, вернее, раб Артемидора… Неужели тебе выпало совратить самого Артемидора?! Бедная моя девочка, совратить Артемидора невозможно, это всем известно! Это примерно то же самое, что искусить Демосфена, который ненавидит и презирает всех гетер!

Лаис скорчила брезгливую гримасу.

– Ого, – усмехнулся Клеарх, – я вижу, ты знакома с этим афинским краснобаем! Между прочим, он должен прибыть на ваше открытое испытание по общим знаниям, а потом остаться на искушение по жребию.

– Надеюсь, он в пути сломает ногу, – буркнула Лаис.

– Чем он перед тобой провинился?! – изумленно спросил Клеарх.

Лаис пожала плечами. Рассказывать об их с Демосфеном единственной мимолетной встрече в Афинах не было ни малейшего желания. Так же, как вспоминать, что неприязнь к знаменитому омилитэсу^[26] в ней посеяли рассказы о его трусости во время боев афинян с македонцами.

– Ну хорошо, – покладисто кивнул Клеарх, – не хочешь говорить – и не надо. Вернемся к Артемидору… Еще раз повторяю – его совратить невозможно!

– Позволь тебе возразить, господин! – низко кланяясь, возразил Мавсаний. – Есть для этого путь, и я пришел подсказать его госпоже.

Услышав это, Лаис онемела от изумления.

– Ты?! – недоверчиво проговорил Клеарх. – Возможно ли такое? Мавсаний, подумай только, что ты говоришь? Ты пришел, чтобы предать своего господина?! За это ты достоин смерти!

– Я служу не только этому прекрасному, но неразумному ребенку, которому дано прозвище Апрозитос, но и всему роду Главков, – тихо сказал Мавсаний. – Мой отец служил Главкам и мой дед. И вот теперь я вижу, что этот древний и могучий род может пресечься из-за упрямства моего молодого властелина. Если бы вы знали, до чего его нежелание жениться и зачать наследника довело его несчастную мать! Она едва не лишила себя жизни! Артемидор вырвал нож из ее рук и дал клятву, что женится… если будет совращен женщиной, перед которой он не сможет устоять. Но это было два года назад, а Артемидор по-прежнему продолжает предаваться своей безумной страсти, не глядя ни на одну женщину.

– А как же наряды, украшения, сандалии, парики? – с любопытством спросила Лаис. – Для кого они?

– Это тайна, в которую я помогу тебе проникнуть, госпожа, – сказал Мавсаний. – И если с твоей помощью нам удастся сломить Артемидора, я готов буду понести кару за предательство, ибо я исполню свой долг перед родом Главков!