Спустя некоторое время, изрядно забрызгавшись в крови конкурентов и разбойничков с большой дороги, Климов умыл руки от дел, исхитрившись перевести все нахапанное, заработанное и награбленное в деньги и положить в некий спокойный европейский банк, не суливший мгновенных огромных процентов, но зато крепко стоявший на ногах уже вторую сотню лет и не собиравшийся даже покачнуться, не то что упасть. Климов, который никогда не отличался склонностью к авантюрам и в душе своей оставался простеньким провинциальным купцом, наконец-то зажил спокойной, благополучной, быть может, чуточку скучноватой, но надежной жизнью европейского рантье, изредка разнообразя свою жизнь скромными путешествиями на Балканы: некогда, еще в советские времена, он побывал в Болгарии, и она стала его первой любовью в забугорном мире. С тех пор он, голубоглазый, слегка веснушчатый блондин, питал особенную склонность к мрачноватым чернооким брюнеткам с густыми бровями и твердыми, темными губами, к приторно сладкому вину «Варна» и тяжелому запаху розового масла. Если он в своем благополучном европейском бытии и позволял себе небольшие приключения, которые в старину называли альковными, то именно с девушками южнославянского типа, которые как нельзя больше соответствовали его идеалу. Иногда Константин вспоминал жену, с которой давно развелся и которая осталась в России, и диву давался, как его угораздило жениться на совершенной противоположности его излюбленному типажу… его извиняло то, что он сначала женился, а потом съездил в Болгарию. Может быть, отчасти из-за Болгарии они и развелись. А может, из-за перестройки, теперь никто точно не знал, да и не слишком интересно им было вспоминать прошлое.
Время шло. Шло и шло неумолимое, прекрасное и подлое время… Климову исполнилось шестьдесят два, и однажды он осознал, что наиболее частой статьей его расходов стали вовсе не мрачноватые красотки с густыми бровями и темными губами, а врачи. Причем, несмотря на гонорары, они все как один выдавали прогнозы, которые отнюдь не радовали Константина Климова.
Его бывшая жена была несколько моложе. С тех пор как они расстались, она дважды побывала замужем, в первый раз даже сменила фамилию, потому что не хотела быть Климовой, хотя сын по-прежнему фамилию отца носил; один раз развелась, другой – овдовела… Словом, жизнь у нее была довольно бурная, и она очень редко вспоминала инструктора райкома партии, который когда-то казался ей не просто выгодным женихом, но идеалом, человеком, в которого она была отчаянно влюблена и к которому бегала на свидания в старый, заросший сиренью и умопомрачительно благоухавший по весне парк.
И вот однажды, к своему несказанному изумлению, она получила от Константина Климова письмо…
– Все еще не убрали? – недовольно говорит Олег, на ходу надевая пиджак и глядя сквозь Асю. – Я бы хотел поскорей расплатиться. Я спешу!
– Ну конечно! – подливает масла в огонь высунувшаяся из кабинета Наталья. – Уберет она! Это же Снегирева!
– Сейчас, сейчас, минуточку, – бормочет Ася, со страшной скоростью сметая осколки. Руки у нее дрожат, и осколки снова высыпаются из совка.
– Ну, это, кажется, надолго, – вздыхает красивая брюнетка.
– Я, я приму деньги! – суетится Марина Сергеевна. – Пожалуйста, прошу вас.
Олег вынимает из кармана пиджака бумажник, оттуда банковскую карту, подает Марине Сергеевне. Та достает из-под прилавка терминал, проводит картой. Однако соединения не происходит. Марина Сергеевна пробует еще раз. Снова ничего…
– Ох, – говорит она недоуменно, извлекая из терминала карту и разглядывая ее, – да ведь она у вас просрочена!
И смотрит на Олега не то растерянно, не то подозрительно. Анализ ДНК – процедура дорогая, под тысячу евро тянет. Именно поэтому в лаборатории не топчется хвост досужих папаш, желающих выяснить, от кого его жена на самом деле родила как бы его ребенка. И в кредит ни одна лаборатория этот анализ не делает…
– А, черт, – бормочет Олег, – старую карту взял! Как же я новую дома-то забыл?! Ничего не понимаю! Вроде выбрасывал эту…
Марина Сергеевна смотрит на него сузившимися глазами. Теперь на ее лице ни следа доброжелательности или растерянности. Одна сплошная подозрительность!
Хотя что тут такого, на самом деле? Ну, забыл человек карту, ну, напутал что-то. Все равно кровь и мазок со щечки ребенка еще только взяты. Анализы-то пока еще не сделаны! Все эти образцы еще в Москву будут отправлены в специальном чемодане, с курьером! И никто с места не сойдет, пока заказ не будет оплачен. Вполне можно Марине Сергеевне не строить такую физиономию, а подождать, пока Олег сходит домой, принесет другую карту и все уладит. Даже Наталья глядит сочувственно, а Марина Сергеевна что-то разошлась!
– Алина, может, заплатишь? – в эту минуту поворачивается он к жене.
– Ну конечно! – саркастически усмехается та. – Алина, может, заплатишь! Это была идея твоей мамаши, верно? Пусть она и платит.
– Ты прекрасно знаешь, что мама срочно улетела в Самару, а то бы я ее вызвал, – сконфуженно бормочет Олег. – Алина, заплати, пожалуйста, я тебе сегодня же деньги переведу!
Алина, недовольно фыркнув, достает из сумки свою карту. Теперь все проходит нормально, терминал бодро попискивает, из кассового аппарата выползает чек, и лицо Марины Сергеевны разглаживается, а острый блеск в глазах гаснет.
– Ах да, – говорит она с прежней доброжелательностью, – мы забыли вписать в графу, кто будет забирать результат анализа. Это очень важно – указать конкретно имя, фамилию и паспортные данные, потому что другому человеку их не дадут. И еще нужен особый секретный пароль.
– Как это, кто будет забирать! – воскликнула Алина. – Кто же еще?! Конечно я!
– Нет, – возражает Олег. – Я.
– Нет, я! – в голосе Алины звучит металл. – Я платила – я и буду забирать.
Олег смотрит на нее бешено, но крыть, как говорится, нечем.
– Не волнуйся, – презрительно произносит Алина. – Я немедленно притащу результаты в клювике тебе и твоей мамаше. Это прежде всего в моих интересах! И в его! – Она воинственным кивком указывает на сына, который в это время с величайшим любопытством наблюдает, как Ася пытается вымести особенно коварный осколок из-под кресла.
– А тебе щеточкой щечку чистили? – вдруг говорит мальчик, лукаво глядя на Асю из-под своих длинных черных ресниц, так похожих на ресницы матери.
Сбор буккальных, то есть клеток ротовой полости эпителия – одна из процедур, необходимых при анализе ДНК. Чтобы не мучить детей взятием крови из вены, у них проводят особым аппликатором с внутренней стороны щеки. Желательно – на голодный желудок или хотя бы через час после еды.
– Нет, – улыбается Ася. – Не чистили.
Мальчишка – ужасный симпатяга. Темноволосый, темноглазый – в красотку Алину.
– Никогда-никогда? – допытывается он. – Ни разу?
– Никогда-никогда, – со вздохом признается Ася, – ни разу.
– А мне чистили! – гордо заявляет он. – Аж четыре раза!
– Мишка, ну что ты врешь! – сердито одергивает его мать. – Всего два раза у тебя тетя доктор в том кабинете щеточкой по щечкам провела! Вот вечно ты приврешь! Это у него наследственное! – ехидно обращается она к Олегу. – Весь в твою маменьку! Она же слова не скажет, чтобы не присочинить! Какие вообще тут могут быть сомнения в родстве?!
Мальчишка хохочет и прикрывает рот ладонью, умолкает, подбегает к отцу и прячется за него, но украдкой выглядывает и смотрит на Асю с заговорщическим видом. Олег хмурится. А ей ужасно жалко этого Мишку… Что ж там за мать у Олега, которая не хочет иметь такого милого внука и подзудила сына сделать этот унизительный анализ? И он тоже хорош, потащился сюда… Тысячи мужчин женятся на женщинах с детьми и становятся отцами этим чужим детям, даже и не вспоминая о том, что они – чужие. А этот… даже если есть у них с матерью подозрения, какое они имеют значение, если вот он – мальчик, и он любит Олега, и льнет к нему, и прижимается, и глаз с него не сводит… а как он кричал: «Папа, ты его побил?!»
Вообще все эти анализы на ДНК – такая скользкая штука… они всегда связаны со страданием, унижением и страхом. Потому что сомнение в верности всегда – боль, страх, унижение. Сколько случаев могла бы Ася рассказать! Хоть романы пиши. Только очень грустные это будут романы. И довольно противные. Например, о том, как женщина только что выписалась из роддома, кормит своего дорогого сыночка, воркует над ним, а заботливый муж в это время украдкой тащит в «Ваш анализ» специальный – в некоторых аптеках продается – контейнер с особыми щеточками, которыми берут эти пресловутые буккальные клетки, и сдает кровь. Он не вполне уверен, что ребенок – его. Ему нужно подтверждение на бумаге со штампом. Тогда он разрешит себе любить сына, гордиться им…
Ася очень хорошо помнит случай, когда в приемной плакал горькими слезами – и не мог остановиться! – мужчина, все время повторяя:
– Неужели я точно не отец?
– Нет, – снова и снова уныло повторяла Ася. И в очередной раз объясняла ему, что у девочки, если она его дочь, половина генов должна быть его. Соответственно, половина его цифр, обозначающих совпадение с его генами, должна быть у нее. Но в этом случае было девять несовпадений! Он не мог быть отцом.
– Вы проверяли? Вы не могли ошибиться? – жалобно выспрашивал он.
Ася печально качала головой, вертя в руках репорт, который принес человеку такое горе. Господи, какой же убитый был у него вид…
И эти слезы… Человек, который все время считал себя отцом девочки, теперь оплакивал свое отцовство. Он ее растил, он ее любил. Он думал, что она его дочь… Но начались ссоры с женой, она захотела уйти к другому мужчине. Когда люди ссорятся, они стараются ударить друг друга побольней! И вот она ударила… как будто острым ножом. Бросила в лицо: «Она не твоя дочь!»
Этот человек не поверил. Прибежал сдавать кровь, привел с собой девочку – втайне от матери, уверенный, что посрамит ее, заставит устыдиться позорного обвинения… а там они, глядишь, и помирятся. Как же можно расходиться, если у них дочь?!
А теперь все будет кончено. И жена не позволит ему встречаться с дочкой. И постепенно отвадит ее от него. И девочка будет относиться к нему как к чужому.
– Да что вы! – стала горячо его уговаривать Ася. – Если она любит вас так же, как вы ее, ну что изменится? Вы будете продолжать с ней встречаться, любить ее, ну какая, какая вам разница?!
Но он становился все угрюмей. Слезы высохли, лицо приняло обреченное выражение. Для него, оказывается, была большая разница – любить своего ребенка или чужого…
– Нет, – в конце концов сказал он, – я этого так не оставлю. Я буду бороться! Я пойду в другую лабораторию и там сдам анализ! Есть лаборатория, где результаты проверяют аж в Канаде!
– В самом деле, – кивнула Ася. – Такая лаборатория есть. Называется «Профессиональный ответ». Это совместное предприятие, они образцы отправляют в Торонто. А что, вы думаете, в Канаде будет другой ответ?
– Конечно! – воскликнул он убежденно. – Как там могут ошибиться?
– У них под две тысячи евро анализ стоит, – осторожно предупредила Ася.
– Да вы что? – возмутился этот мужчина. – Неужели вы думаете, я пожалею… для своей дочери?..
Буркнул напоследок:
– Зря сюда пришел, только время потерял!
И убежал, не прощаясь.
Ася была довольна хотя бы тем, что он перестал рыдать… И она искренне хотела, чтобы из лаборатории в Торонто пришел тот ответ, которого он ждал. Но… вряд ли.
Мишка тем временем поднимает с полу упавшую фотографию лошадей и с восторгом ее рассматривает, бормоча:
– Лошадки… И травка! Травка серая, нет, зеленая, небо коричневое, нет, синее…
– Замолчи сейчас же! – шипит Алина, и Мишка понуро замолкает.
Ася, вздохнув, идет с совком к мусорной корзинке, но в это мгновение раздается громкий голос, бойко напевающий:
Все пи…ц, все пи…ц,
Я теперь властелин колец!
И снова, да еще громче, прямо в ор:
Все пи…ц, все пи…ц,
Я теперь властелин колец!
Все невольно вздрагивают, а Ася роняет совок… и осколки снова рассыпаются по полу. Но, как ни странно, на это никто не обращает внимания, даже Наташка, выглянувшая из процедурной на этот крик с выражением ужаса на лице, молчит: все таращатся на Мишкину маму, которая, поминутно отбрасывая назад свою скользкую косичку, роется в сумке и наконец извлекает на свет божий мобильник, который орет жутким голосом:
– Все пи… ц, все пи… ц,
Я теперь властелин колец!
Вот это да, ну вот это да, ну ничего себе… Смех и грех, просто кошмар! Эта Алина – такая прямо утонченная красавица, а сигнал мобильного, будто у какого-нибудь… бумера! Отвязный сигнал, неужели ей самой не стыдно?! Похоже, стыдно, вон как истерически торопится найти телефон, который, как назло, застрял в каком-то карманчике в сумке!
Властелин колец, главное! Ася качает головой. Какая чепуха! Еще и песню про эту ерунду поют, про эти кольца! Виталик обожал Толкиена, а Ася двух строк прочесть не могла, скучно было до зевоты. То ли дело – «Лев, Колдунья и платяной шкаф» или «Волшебник Изумрудного города»! А при словах «Властелин колец» она даже теперь украдкой зевает.
Алина наконец выдергивает мобильник из сумки, нажимает на кнопку ответа и кричит истерически – наверное, по инерции:
– Да, слушаю! Алло! Да, здравствуйте, Светлана Сергеевна! Да! Все хорошо! Ладно, не надо вас встречать так не надо, как хотите! На такси из аэропорта доберетесь? Хорошо! Где мы? Да в лаборатории, где еще?! Целую, пока!
С силой нажимает на сброс, поворачивается к мужу:
– Мамочка твоя проверяла, где мы! Выдумала какую-то ерунду, а сама в Самару уперлась! Надо было, чтобы она сама пошла с тобой и с Мишкой сюда, сама эти унижения терпела!
– Я предлагал тебе остаться дома, мы бы с Мишкой отлично и вдвоем могли сходить, – резко говорит Олег. – Ты сама захотела нас сопровождать. И вообще, хватит цирк тут бесплатный устраивать. Уходим!
– Папа, я пикать хочу, – вдруг говорит Мишка.
– О господи! – в сердцах восклицает отец. – Алина, своди его в туалет!
– Нет, – упирается изо всех сил Мишка, – я не хочу с мамой, я хочу с тобой! Я же не девчонка – с женщинами в туалет ходить!
Ася не может сдержать смешка, но Алина и Олег разом бросают на нее такие взгляды, что она вся сжимается. А что она такого сказала?! И Марина Сергеевна тоже разулыбалась во весь рот, и Наташка хмыкнула, но, как всегда, все шишки на Асю сыплются.
Да что же это она всех раздражает?! Неужели нет во всем мире человека, который бы сразу, с первого взгляда понял ее и оценил, а не делал унылую гримасу и не цедил сквозь зубы: «Вечно эта Снегирева!»
– Пожалуйста, только не рассиживайтесь там! – раздраженно говорит Алина. – Какать дома будем, ладно, Мишка? Маленькое пипи – и назад.
– Маленькое пипи – и назад! – обещает Мишка и тащит отца за руку: – Пошли скорей!
Олег и Мишка уже скрылись за поворотом коридора, когда Ася вдруг вспомнила, что туалет-то занят. Та красивая немолодая женщина с белыми кудрями, ну, которая была на приеме у эндокринолога, как ушла туда, так еще и не вернулась. Ну, бывает, наверное, у нее что-то с желудком. По идее, надо бы окликнуть Олега, предупредить, что туалет занят… но ведь обязательно опять на какую-нибудь неприятную реплику нарвешься, это уж как пить дать!
Ну и ладно. Подождут. Не век же этой женщине там сидеть. А Асе надо снова осколки собирать. И постараться опять их не рассыпать. Вон как на нее презрительно поглядывают и Наташка, и Алина, и Марина Сергеевна, и даже Инна Петровна! Как будто она санитарка, уборщица! Конечно, администраторам приходится всякие дела делать, во все мелочи вникать, а иной раз и убираться, но это, строго говоря, в их обязанности совершенно не входит! Убираются санитарки: они и пол моют, и в архиве крови пыль вытирают, и выбрасывают оттуда пробирки с кровью, срок хранения которой уже кончился. Но сейчас санитарку Надю отправили в магазин – покупать что-нибудь на обед. Ася же, как обычно, взяла с собой из дома и винегрет, и котлету, и баночку с компотом. Раньше многие приносили обед из дома, это и дешевле, и вкусней, но почему-то ели где-нибудь по уголкам, как бы стесняясь, а те, кто брал продукты в магазине, усаживались за главный стол в подсобке, болтали, смеялись, поглядывали по сторонам, как будто в этом было что-то, нуждающееся в общем одобрении. Вчера Наталья, увидав, как Ася достает яйцо и домашний творог, фыркнула:
– Тебя скупость до могилы доведет!
А при чем здесь вообще скупость, если домашнее – вкусней и полезней?! Наташка ест эти сундуки с калориями, творожки «Чудо», от которых распухаешь на глазах!
Впрочем, это Ася распухает, а на Наташкину фигуру ничего не действует! Вот и Алина, брюнеточка эта хорошенькая, тоже тоненькая…
Ася тяжко вздыхает над очередной несправедливостью своей жизни, снова заметая осколки в совок, и в эту минуту Олег и Мишка возвращаются.
– Попикал? – спрашивает Алина. Мишка радостно кивает и, пыхтя, тянет на себя дверь, ведущую на лестницу.
– А попрощаться забыл? – восклицает Алина. – До свиданья сказать?
– Досиданя! – бормочет Мишка, пытаясь открыть тяжелую дверь.
– До свиданья, – бросает Олег, хватает сына под мышку и выскакивает из лаборатории. За ними бежит Алина, качаясь на высоченных каблуках.
Дверь захлопывается. Ася смотрит им вслед и чувствует, что ее снова разбирает смех.
Марина Сергеевна и Инна Петровна наводят порядок на столе и не обращают на Асю внимания, а Наталья смотрит на нее уничтожающе:
– Ну и чего ты снова ржешь, скажи на милость?
– Это лошади ржут, – огрызается Ася. – А я смеюсь.
– Да? – изумляется Наталья. – Это новость! Ну а с чего ты смеешься?
– Да с того, что мама сына заставила с нами попрощаться, а сама забыла, – поясняет Ася. – А еще – у мальчишки носочки разные. Один серый, другой зеленый. Наверное, сам одевался, никто из родителей не проследил. Сразу видно, что в семье проблемы.
– Ой, не могу-у! – насмешливо тянет Наташка. – Еще один Шерлок выискался! Да ясно и дураку: если пришли отцовство уточнять – значит, проблемы. Глаза у тебя куда-то не туда смотрят. Носки у мальчишки разные, это же надо!
– Не только у мальчишки, – с трудом говорит Ася, которой становится все смешней. – Еще тот чокнутый, который все это тут разбил, – она тычет щеткой в осколки на полу, – ну, который сперму хотел сдать, он тоже был в разных носках. И тоже у него один серый, а другой – зеленый.
Воцаряется молчание. Марина Сергеевна и врач Инна Петровна переглядываются. А Наталья только ноздри зло раздувает. Потом она медленно подносит палец к виску и выразительно крутит. Открывает рот. И легко можно представить, что она сказанула бы сейчас в адрес Аси, если бы из-за поворота коридора не появилась та самая кудрявая седая дама, на ходу доставая кошелек из сумки. Остановилась, вскинула брови и, глядя на Асю с совком и щеткой, усмехнулась с тончайшим ехидством:
– Ну надо же, как будто в прошлое вернулась!
Наталья так и зашлась от хохота. Инна Петровна и Марина Сергеевна тоже не смогли сдержаться. А у Аси от обиды руки начали трястись и… и вся эта стеклянная гадость снова высыпалась из совка!
Валя через дворы прошла к Белинке, к остановке трамвая, и тут ей почудилось, что ей в спину кто-то упорно смотрит. Оглянулась раз, другой – да вроде никто за ней не следит… Идут себе люди да идут, а впрочем, темно уже…
И тут подошел трамвай. И почти пустой, вот счастье-то!
Валя уже поднималась по ступенькам, когда снова почувствовала этот упорный взгляд. Обернулась – вот те на, да ведь на остановке стоит тот белобрысый мужик, ну, «хоббит»!
В ту же минуту двери закрылись, «хоббит» помахал Валентине – и остался. А она уехала.
«Интересно, он там случайно оказался или я правда ему понравилась? – задумалась Валя. – Вообще он ничего, глаза красивые, черные или карие, только волосы какие-то неестественно светлые… крашеные вроде. Жуть, чтобы у парня – волосы крашеные! Конечно, сейчас все с ума сходят, но все-таки выйти с парнем, у которого крашеные патлы… нет, мама меня точно убьет сразу же! А может, он парик носит? Хотя парень в парике – это вообще дичь дичайшая, еще хуже, чем крашеный!»
И Валя печально призадумалась о том, что почему-то никто за ней не ухаживает, парня у нее нет, ни крашеного, ни натурального, ни в парике, ни без оного, и хоть мама, конечно, очень довольна, что дочка при ней, под ее присмотром, а все же, такое ощущение, иногда посматривает на Валю с сожалением и даже как бы с презрением. Двадцать пять… и никого! Если бы появился у Вали кавалер, мама бы ужасно переживала и, наверное, ревновала бы, но вот нет его – и дочка будто бы какая-то не такая, хуже других…
У Аськи Снегиревой, к примеру, тоже никого нет, но она хоть замужем успела побывать! А Валя как будто и не нужна никому, вот обидно! С другой стороны, может, не перлась бы она домой как пришитая сразу после работы и не сидела бы в свободные вечера при маме, так, глядишь, и в девках не засиделась бы! Какие-то же есть места, где люди знакомятся, дискотеки, ночные клубы… Конечно, Валя не умеет танцевать, но в этих клубах вроде и не танцуют по-настоящему, а так, с ноги на ногу переминаются под музыку. Нет, это называется – под музон!
О проекте
О подписке