– Ишь ты, чудеса! – удивился врач. – Я ведь тоже в кому впадал – но как раз после дорожной катастрофы. Давно, еще мальчишкой… Ты, между прочим, правду говоришь: от некоторых жмуров и впрямь отвязаться трудно. Я раньше в городе жил. Пошел как-то раз на кладбище – соседка попросила мужнину могилку прибрать. А как раз перед родительским днем такая грязища стояла! Я напролом лез по могилам, иначе не пройти было. Даже не смотрел, куда ступаю. Ну, убрался там, возвращаюсь, оборачиваюсь ненароком – за мной идет девка какая-то. Идет и идет. А лицо все в размазанной косметике… Я такой разозлился и говорю: «Чего пристала? Я таких нерях не люблю!» – «Сам виноват, – говорит она, – это же ты мне на лицо наступил, когда по могилам шлялся!» Только тут я понял, откуда она взялась… И сбежал сюда. Тут, конечно, свои траблы на каждом шагу и свои жмуры, но они ко мне не лезут, а ее я больше не видел, и на том спасибо! Но каждый день, честно сказать, боюсь: а вдруг она меня здесь найдет?

– Я тоже боюсь, – признался шофер.

«Куда я попал?! – в тупом ужасе подумал Серега. – Кто они такие, эти субчики-голубчики?! А может, это юмор у них такой?!»

Очень хотелось думать, что это юмор… А еще больше хотелось думать, что там, в купе, был глюк.

На Серегином месте каждому небось хотелось бы думать именно так!

– Ну, приехали! – вскоре сказал водитель. – Стоп машина!

«Скорая» остановилась.

Распахнулась дверца, и носилки с Серегой куда-то поехали. Он сообразил, что его вытаскивают из машины.

От носильщиков пахло спиртным. Похоже, субчики-голубчики были любителями выпить.

– Поосторожней! – взвизгнул врач. – Землю не рассыпь! Потом хлопот не оберешься.

– Ладно, – буркнул шофер. – Сам знаю.

Потом носилки поплыли – Серегу понесли.

Куда?!

Неведомо…

В эту минуту ремни, которые держали Серегу, отстегнули. Его небрежно свалили с носилок на холодную каталку и повезли.

Вопрос «куда?» по-прежнему стоял на повестке дня, и на него по-прежнему не было ответа.

«Ну и обращение! – подумал Серега зло. – Свалили, будто какое-то бревно бесчувственное! Или вообще как труп!»

И тут его поразила ужасная догадка: «А может, я и в самом деле труп?! Может, я умер в купе со страху и меня привезли в морг?! Хотя нет, я же слышу голоса, я чувствую запахи, я думаю… а трупы не могут думать! – попытался он успокоить себя, но тут же в мозгу обосновалась холодная и беспощадная мысль: – А кто это тебе сказал, будто трупы не могут думать? А вдруг могут? Ты же сам недавно видел – они могут даже смеяться!»

Как бы проверить, жив он или нет? Надо попробовать спрыгнуть с каталки.

Если удастся – значит, он жив. Если нет…

Между прочим, «если нет» ничего не значит. Судя по тому же Гоголю, да и по личным Серегиным впечатлениям, ожившие мертвецы вовсю шляются где им заблагорассудится и даже ездят на поездах!

«Ладно, – угрюмо сказал себе Серега, которому расхотелось ставить опасный опыт с неизвестным результатом, – пока полежу. Посмотрю, что дальше будет!»

Чтобы посмотреть, следовало открыть глаза, и Серега решил это непременно сделать, когда останется один.

Каталка в это время оказалась в каком-то помещении, где стоял затхлый, неприятный запах, словно здесь не убирали и не проветривали лет десять.

А может, и двадцать. Или даже больше!

– Баба Нюра! – крикнул гулким басом шофер. – Гони лифт!

Тишина.

– Баба Нюра-а! – надсаживался шофер.

– Чего зря разоряешься? – сердито спросил врач. – Она же тебя не услышит. Скажи в стенку – монах передаст.

– А, забыл, что у тутошних свои законы! – сказал шофер и глухо пробубнил: – Монах, слышь? Бабе Нюре сообщи, что лифт нужен.

Показалось Сереге или здание чуть содрогнулось?..

Раздался пронзительный визг – видимо, это спускался лифт. Заскрипели, отворяясь, дверцы. Похоже, тут все механизмы заржавели во времена незапамятные! И никому до этого дела нет.

Серегу вкатили внутрь, причем ногами он уперся во что-то толстое, холодное и упругое. Это неведомое оттолкнуло его довольно сильно, даже каталка немножко отъехала.

Серега приоткрыл один глаз. В лифте было полутемно, в углу горела маленькая красная лампочка, но разглядеть хоть что-то в ее свете было трудновато.

Лифт остановился, Серегу выкатили, ни слова не сказав на прощание бабе Нюре. Впрочем, с ней и не здоровались.

– Ну, куда его? – спросил шофер. – В коридоре оставить?

– Ты спятил! – возмутился врач. – Сказано же было – ни в коем случае в коридоре не оставлять! А вдруг доктор задержится? Еще не хватало, чтобы вся эта братия до него добралась!

– Ладно, вот вроде пустая палата, – буркнул шофер.

Скрипнула дверь, Серегу еще немножко провезли, потом каталка остановилась.

– Ну что, пошли? – сказал врач. – Доктор велел, как освободимся, ехать его папашу караулить на перекрестке за станцией.

«Что ж там за папаша такой у этого доктора, что его надо караулить? – недоуменно подумал Серега. – От кого? Или это его самого надо караулить, чтоб не сбежал?»

– А сам доктор где? – сердито спросил шофер.

– Да не нашего ума это дело! – отозвался врач. – Нам главное – папашу не упустить. Как увидим, сразу доктору позвоним. У папаши «Рено», запомни.

«У нас тоже „Рено“», – вспомнил Серега с тоской.

Если бы их «Рено» не сломался, его бы здесь не было!

– А номер какой? – спросил шофер.

– Да на кой черт тебе номер? В этих местах «Рено» раз в год проедет! – усмехнулся врач. – Ты тут автомобили вообще видел? Наша дохлая «Газель» да «Хаммер» доктора, вот и весь автопарк!

– Есть охота, – проворчал шофер.

– Пока будем ждать – перекусим, – успокоил врач. – Там в рюкзаке бутеры лежат, я видел. И «Фанта».

– Живем! – обрадовался водитель.

Потом хлопнула дверь, и Серега почувствовал, что остался один.

И наконец открыл глаза…

* * *

Тем временем поезд сообщением Нижний Новгород – Казань остановился на станции Суроватиха. На перроне уже собрались пассажиры, ожидающие посадки. Однако тем, кто собрался войти в пятый вагон, пришлось поволноваться: двери не открывались, проводница не появлялась.

Пассажиры были вынуждены заходить через соседние вагоны.

Поезд тронулся, но никто не проверял у вошедших билеты.

Появился начальник поезда. Он прошелся по купе, извиняясь и успокаивая пассажиров.

Проводницы не было.

Начальник поезда расправил скомканный половичок в коридоре и неодобрительно покачал головой, увидев надпись «Погости», сделанную от руки на расписании движения поезда.

Удивился: почему Погости?! Погосты – вот как называлась старая, заброшенная, всеми покинутая станция, которую даже в железнодорожное расписание давным-давно не вносили!

Уж очень страшное у нее было название. Ведь погосты – это кладбища…

А теперь это название вписали, да еще с ошибкой. Почему? Зачем?

И еще начальник вспомнил, что недавно в пятом вагоне был сорван стоп-кран, чтобы остановить поезд на этой станции Погосты…

Он тогда попытался выяснить, кто сорвал стоп-кран, однако проводница клялась, что ничего не знает.

Начальник пообещал как следует наказать ее после прибытия в Казань. И вот теперь она исчезла.

Может, сбежала? Или заболела от страха?

Начальник вспомнил, что мельком видел машину «Скорой помощи», которая стояла неподалеку от заброшенной станции Погосты, а потом, когда поезд тронулся, двинулась вслед за ним по старой проселочной дороге, которая шла параллельно железнодорожным путям.

Может, эту «Скорую» проводница вызвала? Но почему ничего не сказала начальнику?!

– Уволю! – мрачно пробормотал он, вскрывая своим ключом запертое служебное купе.

И тихо вскрикнул…

Проводница лежала на полу.

Вокруг валялись комья сырой земли, от которой несло вонючей гнилью.

Проводница была холодна, недвижима, бледна, глаза закрыты.

Потрясенный начальник поезда поискал пульс.

Пульса не было…

– Она умерла! – воскликнул начальник.

– Все там будем! – пробурчал кто-то рядом.

Начальник поезда обернулся.

Никого.

Послышалось?..

Начальник выскочил в коридор и запер купе.

Его трясло. Он был в ужасе и от этой внезапной смерти, и от того, что ему показалось, будто это грязная, осклизлая земля, рассыпанная вокруг проводницы, пробурчала: «Все там будем!»

Пробурчала хлюпающим мужским голосом…

* * *

Каталка, на которой лежал Серега, стояла посреди больничной палаты, находившейся в состоянии удивительной заброшенности.

Четыре кровати, ничем не застеленные, с голыми ржавыми сетками, около кроватей – пустые тумбочки с оторванными дверцами и без полочек. Шкафа нет, телевизора нет, даже туалета и душа нет.

Больница была не только заброшенная, но и очень старая. На ее преклонный возраст указывали очень толстые, какие бывают только в старинных домах, обшарпанные стены с обнажившейся кирпичной кладкой и потолок с разводами зеленоватой плесени. Штукатурка с потолка почти вся обвалилась. Деревянный пол местами прогнил. Окно, само собой, без занавесок, краска на рамах вся облупилась, приоткрытая створка висит на одном шпингалете…

И следовало еще сказать спасибо, что уже смеркалось: в солнечном свете картина казалась бы, пожалуй, более безотрадной!

– Ужас какой, – пробормотал потрясенный Серега. – От чего же тут могут вылечить, в такой-то больнице?!

Собственно, это его не должно было волновать, потому что ни лечиться, ни вообще задерживаться здесь он не собирался.

А зачем?! Он совершенно здоров, чувствует себя отлично. Вообще по какому праву его сняли с поезда и куда-то завезли?! Причем все его вещи: и рюкзак, и сумка с подарками для тети Оли, и телефон, похоже, остались в вагоне!

Нет, пожалуй, все это имущество сейчас в «Скорой»! Не его ли бутеры собрались съесть врач и шофер? И не его ли «Фанту» вознамерились пить?

Серега остро пожалел, что не съел и не выпил все сам, пока имел такую возможность.

Да, впрочем, ладно, фиг с ними, с бутербродами и с прочими вещами, но телефон… Серега собрался было позвонить отцу и сообщить, что произошло, – а теперь как звонить?

Пока он об этом думал, внизу послышался шум мотора – это уезжала «Скорая». Потом на минутку стало тихо, потом Серега снова услышал шум мотора.

Приближалась какая-то другая машина.

И вот раздался визг тормозов, хлопанье автомобильных дверей и встревоженный мужской голос:

– Врачи! Скорей! Помогите!

Серега спрыгнул с каталки, осторожно подошел к окну и выглянул.

Он увидел серый автомобиль марки «Рено», который стоял около крыльца.

«Вот, а говорили, что «Рено» тут не увидишь! – подумал он. – Нате вам пожалуйста! Совсем как наш, только серого цвета, а у нас вишневый!»

Рядом с автомобилем стоял высокий мужчина. Он беспомощно озирался, держа на руках бессильно обмякшее тело рыжеволосой девчонки в джинсовых шароварчиках и клетчатой рубашке с длинными рукавами.

Почему-то Серега сразу подумал именно так: «держал тело», а не «держал девчонку». Уж очень у нее вид был безжизненный!

«А ведь, наверное, это ее сбила «Скорая», – догадался Серега. – Субчики-голубчики говорили про рыжую девчонку… Она отлетела на обочину, а этот дядька на «Рено» ехал следом и подобрал ее.

– Эй, да есть тут кто-нибудь?! – закричал в это время мужчина совсем уж отчаянно, водя взглядом по окнам, и вдруг лицо его прояснилось: он увидел Серегу.

– Эй, парень! – позвал он. – Куда все подевались?

– Не знаю, – признался Серега. – Меня самого только что привезли на «Скорой».

– Видел я эту «Скорую», – сказал мужчина, – куда-то помчалась, водитель меня не заметил. Слушай, позови какого-нибудь врача, а? Я девчонку на обочине подобрал. Наверное, ее машиной сбило. Вроде кости целы, но не шевелится. Не то без памяти, не то… – Он перевел дыхание. – Видать, головой о бетонку сильно ударилась. Боюсь, умрет с минуты на минуту! Срочно помощь нужна! Позови врачей, слышишь, парень!

Сереге было ужасно страшно выходить из палаты, но не мог же он уподобиться тем, кто бросил сбитую девочку на обочине дороги!

Вздохнув поглубже, он приоткрыл дверь и шагнул в сумрачный коридор, освещаемый единственной лампочкой, висевшей на голом шнуре.

И невольно ахнул: в коридоре было полно народу!

Правда, народ оказался какой-то странный… Изможденные, измученные люди сидели или лежали вдоль стен, потому что никакой мебели, – ни каталок, ни лавок, ни стульев – в коридоре не было.

Сначала Серега перепугался и решил было, что все эти люди мертвы, уж очень бледный вид они имели, но потом обнаружил, что они шевелятся и на него поглядывают.

– Где найти врача? – крикнул он. – Хоть какого-нибудь?!

Люди косились на него, но никто не отвечал.

Серега перебегал глазами с одного на другого и диву давался – до чего же странно они все одеты! Один мальчишка примерно Серегиных лет – лохматый, белобрысый, бледный, босоногий – был в длинной линялой рубахе в горошек, подпоясанной бечевкой, и каких-то нелепых, закатанных до колен штанах. Рубаха мальчишки была запачкана на животе чем-то темно-красным, очень похожим на кровь.

Серега передернулся и отвернулся.

Некоторые сидевшие в коридоре люди оказались в больничных полосатых пижамах, какие Серега видел только в совсем уж допотопных киношках, но большинство были прикинуты совершенно нелепо: женщины в длинных юбках и убогих темных кофтах, на головах платки; мужчины в каких-то дурацких пиджаках… Слово «пиджак», впрочем, к этой одежде не слишком подходило. Мелькали в Серегиной голове варианты «армяк» и «сюртук» – но он затруднялся выбрать, толком не зная значений этих слов.

Местная публика в большинстве своем была босая, но на некоторых оказались сапоги или ботинки, какие только в музее увидишь. Серега разглядел даже нескольких персонажей в лаптях… вот чесслово, вот чем хотите мог он поклясться, что эти люди были в самых настоящих лаптях!

«Тут, наверное, психушка, – подумал Серега с тоской. – Желтый дом! Но с какого перепугу меня сюда привезли?!»

С какого, с какого… С самого настоящего! Наверное, там, в вагоне, при виде ожившего мертвеца он так перепугался, что с испугу сдвинулся и жутко накуролесил. Вот и пришлось вызвать «Скорую» из ближайшей психушки. Не зря он был крепко привязан к носилкам!

Кажется, это называется – зафиксирован.

Вот ужас…

У Сереги слезы подступили к глазам и уже готовы были закапать, но он героическим, просто-таки сверхъестественным усилием воли загнал их обратно.