Сладкая месть Калиго Корней

Бруйяр щипал мягкую травку, которая в изобилии росла около лавуара.

Адриан то и дело вспоминал оставленный во Френе недоеденный багет, тосковал о нем как о потерянном друге, но делать было нечего – приходилось есть то, что предлагали. «Ничего, побуду немного вегетарианцем!» – утешал он себя. Хотя эта зелень была ему совершенно не по вкусу (клевер еще ничего, остальное – бр-р!), все же голод постепенно утихал.

Бруйяр снова попил («Как можно выдуть столько ледяной воды?! Так и простудиться недолго!» – сердито подумал Адриан и неторопливо двинулся вверх по косогору. За деревьями показалась дорога, ведущая во Френ, и Бруйяр с упоением стал мечтать о своем деннике, об овсе в кормушке (зелень, конечно, хорошо, но овес куда лучше!), с умилением вспоминая седоков, которых очень любил катать: они любили его, а он – их…

Наевшийся Адриан тоже обрадовался было возвращению во Френ, домой, однако сразу спохватился. Домой?! Он вернется не в свой дом, а в конюшню, которую считал своим домом Бруйяр! Адриана ужаснуло, что его чувства и ощущения, пусть ненадолго, начинают совпадать с чувствами и ощущениями Бруйяра. Они вместе испытывали страх, усталость, голод и жажду – и вот теперь он… теперь он, человек, радуется возвращению в денник! Неужели на него так подействовала съеденная трава?!

Вспомнилась какая-то сказка, в которой главный герой попал в царство моргенов^[20]. Те угостили его какой-то своей едой, водорослями, что ли, и он стал таким же, как они: обрел не только с хвост вместо ног, но и умение дышать под водой и радостно резвиться на штормовых волнах. А когда действие колдовства кончилось и моргены предложили парню вернуться к людям, оказалось, что он почти забыл прежнюю жизнь, вполне сжился с новым обличьем, и все это – и подводный мир, и волны, и хвост вместо ног – стало ему куда дороже его человеческого прошлого. Так он и остался в царстве моргенов навеки.

А вдруг Адриан тоже постепенно смирится со своей участью, останется верховым наемным коняшкой – да так и проживет свой век?! И никогда больше не увидит маму с папой, и не пойдет в лицей, и не прочитает ни одной книги, и не наденет новые джинсы, и не… не… не…

Этих «не» вдруг оказалось столько, что Адриана пробрала дрожь. Нет, он не хочет чужой жизни! Он хочет вернуть себе свою! Как это сделать? Ну, для начала, наверное, добраться до дома во Френе и дочитать – уже внимательно! – рукопись колдуна Марсо.

Легко сказать! Но как войти в дом? Как открыть дверь, а потом дочитать рукопись? Чем листать страницы?! Зубами? Копытами?

Надо все хорошенько обдумать, а для этого нужна свобода. Он ни в коем случае не должен попасть к конюшню! Надо найти союзников. Людей? Ну а кого еще! Он вспомнил двух девчонок, мимо которых они с Бруйяром промчались по мосту. Девчонки наверняка видели, как серого скакуна клевали вороны, как его гнали другие кони, и наверняка поняли, что творится что-то неладное. Вот бы найти этих девчонок и все им рассказать…

Но ведь Адриан не может говорить!

Надо им как-то объяснить, что он не просто серый конь, а разумное существо. Ага, надо взять в зубы палочку и написать на песке… Но где взять песок?! Тут кругом трава или асфальт! Нет, надо узнать, где девчонки живут, и напротив их дома написать мелом на асфальте… А где раздобыть мел? И как писать – мел в зубах держать, что ли?!

Может, найти много мелких палочек и выложить из них слова… что-то вроде «Я человек! Помогите!»?

Ну да, и его, даже если он разыщет столько палочек, в лучшем случае примут за дрессированного коня, потому что он все равно не сумеет объяснить, как ему помочь.

А может быть, дождаться приезда родителей? Они собирались в субботу вечером выехать из Парижа. Сегодня четверг. Ну, три дня как-то можно перетерпеть… И что? Появиться перед ними в виде коня и выкладывать палочками «Это я, Адриан!»? Да, наверняка родители поверят ему скорее, чем какие-то незнакомые девчонки. Но что они смогут сделать? Ладно, предположим, прочтут книгу… Предположим, найдут способ вернуть ему человеческое обличье…

Однако неизвестно, что с ним произойдет до субботы. А вдруг он до такой степени сроднится с Бруйяром, что вообще забудет, что когда-то был человеком? И перестанет думать как человек, и расхочет есть как человек?!

Нет, нет, нет!

Он должен сам что-то сделать для своего спасения. Непонятно что, зато понятно одно: возвращаться в денник и всегда, до скончания веков, жить жизнью этого серого коня он не собирается! Ни за что!

Внезапно Бруйяр сердито, громко, яростно заржал и стал лягаться с такой силой, как будто сзади стоял самый страшный его враг. Адриан даже решил, что там появилась проклятая ведьма, однако, когда Бруйяр принялся крутиться на одном месте, продолжая лягаться, оказалось, что сзади никого нет. Потом конь, изгибаясь, вдруг начал хватать себя зубами за круп, и больно, и от этого разозлился еще больше. Но на кого?!

– Тебя что, овод укусил?! – крикнул Адриан – вернее, ему показалось, что крикнул: ведь ничего, кроме ржания, Бруйяр не издал.

Более того, конь не только не утихомирился, а неожиданно кинулся к ближайшему дереву с низко нависающими ветвями и промчался под ними взад-вперед, будто хотел сбросить со спины надоедливого всадника.

Острые ветки вспарывали кожу на спине, но Бруйяр словно не чувствовал боли. Однако Адриан чувствовал! Да еще как!

Наконец Бруйяр остановился и насторожил уши, как если бы прислушивался к чему-то.

– Спина у тебя чешется, что ли? – проворчал Адриан. – Как-то странно ты ее чешешь! До дыр расчесал!

Эти слова подействовали на Бруйяра так, словно ему соли на раны насыпали. Он ринулся к огромному вязу и, ударившись головой о ствол, рухнул на землю как подстреленный.

У Адриана все поплыло перед глазами.

– Ты что, совсем с петель сорвался?! – простонал он, а в ответ Бруйяр издал едва слышное ржание – одновременно жалобное и сердитое.

И тут Адриан понял…

Он понял, что вовсе не от надоедливого всадника пытался избавиться конь, а от человека, который поселился внутри и пытается подчинить себе его, Бруйяра, мысли и желания. Бруйяр хочет во Френ, в конюшню – а человек не пускает! И Бруйяр спину себе в кровь изодрал, голову чуть не проломил – только бы избавиться от него!

– Ну ты и кретин! – разъярился Адриан. – Думаешь, я не хочу от тебя избавиться? Да знал бы как – уже давно был бы на воле, а не сидел в шкуре такого осла… надеюсь, не пожизненно!

Без сомнения, Бруйяр это понял и распалился с новой силой. Конь буквально превратился в клубок из шерсти, копыт, мышц – и ярости! Он крутился на месте, метался туда-сюда, выбрасывая задние ноги далеко назад и вытягиваясь в почти прямую линию; он несся вперед, взбрыкивал, резко останавливался – и то становился на дыбы, то сильно наклонялся вперед. Если бы у него на спине сидел всадник, шансов удержаться у наездника не было бы никаких!

Внезапно Бруйяр попятился, оседая на задние ноги, и Адриан увидел большую черную ворону, которая, зависнув в воздухе, махала крыльями прямо перед мордой коня, и карканье ее было похоже на злобный хохот. И в следующий миг это была уже черноволосая женщина в черном платье.

Ворона! Ведьма! Она, проклятая!

Адриан рванулся вперед так стремительно, что ему показалось: вот сейчас он и вырвется из тела коня. Бруйяр, побуждаемый этим же порывом, этой ненавистью, рванулся вперед и вздыбился, забил передними ногами. Еще миг – и тяжелые подкованные копыта обрушатся на замершую от неожиданности женщину, однако она все же успела метнуться в сторону. Упала, но тотчас вскочила на ноги, воздела руки – из ее вздыбленных волос вырвалась стая ворон и налетела на коня, который словно окаменел и не мог шевельнуться, никак не мог убежать от клювов, нещадно клюющих его в голову, в морду, в шею, в бока и ноги.

Бруйяр тихо жалобно ржал, нет – стонал человеческим голосом… Голосом Адриана он стонал! Наконец ведьма взмахом руки обратила воронов в пучок черных перьев и, аккуратно втыкая эти перья словно шпильки в свои разлохмаченные волосы, проговорила, словно прокаркала:

– Ну вот, потомок Дэвэна Марсо, теперь будешь знать, как соваться в тайны, которые тебе не по зубам! Почти триста лет… почти триста лет я подавала знаки из-под земли и ждала, когда же найдется среди потомков этого мерзкого колдуна хоть кто-нибудь, с кем я смогу расквитаться за то, что сделал со мною их предок! Да, я поступила жестоко, утопив его первую жену и сына, – но зачем он постоянно мне мешал, разрушал все мои замыслы?! Только соберешься напакостить кому-нибудь – а он тут как тут! Как ни стараюсь – все напрасно! И даже если удается навести на кого-нибудь порчу – он непременно ее снимет! Я долго терпела, но после того как Анн-Мари Марсо обманом подсунула мне хлеб с тмином, я не выдержала!

– Это произошло случайно! – возмущенно шепнула за кустом ежевики Таня, вспомнив, что было написано в книге Доминика Съекля, но тут же спохватилась и испуганно зажала себе рот.

Однако ведьма все-таки что-то услышала и насторожилась… Огляделась, потом выдернула из волос черное перо и взмахом руки обратила его в ворону.

– Похоже, в лавуаре кто-то прячется, – прошипела Калиго, – лети туда и притащи мне этого мерзавца.

Раздался свист крыльев. Девочки вжались в землю, и через несколько ужасных мгновений, когда сестры уже прощались с жизнью, раздался недовольный голос Калиго Корней:

– Видимо, почудилось. Ладно, мне-то бояться нечего – пусть боится тот, кто осмелится сюда сунуться.

Девочки осторожно подняли головы и, переглянувшись, слабо улыбнулись. «Хорошо, что эта ворона такая тупая и послушная: одним словом, ворона, – одновременно подумали они. – Полетела прямо в лавуар, а поверни она чуть в сторону – нам бы не поздоровилось!»

– Догадаться, что именно я прикончила его семейку, колдуну Марсо помогли пауки, дружки его, – зло бросила Калиго Корней. – Однажды, когда я ночью бродила по кладбищу, чтобы сорвать черную траву, что растет на могилах, они налетели на своих паутинах, наползли: всю меня паутиной оплели с ног до головы и всех птиц моих тоже. Ох, как же мне стало страшно! Человек, оплетенный паутиной, словно слышит мысли того, кто эту паутину сплел. Я узнала, что колдун Марсо записал все секреты своего колдовства, чтобы ничего не забыть и чтобы кто-нибудь из его потомков мог их прочесть. Он даже узнал о сокровищах, которые я некогда спрятала! Я не могла шевельнуться и обреченно ждала, когда Марсо подойдет и молча, даже не удостоив меня проклятия, вонзит мне в сердце осиновый кол!

Калиго Корней перевела дыхание и так свирепо взглянула на Бруйяра, что Адриан, поймав этот взгляд, побледнел бы от страха, да вряд ли это мог сделать Бруйяр. Однако каждый мускул его тела дрожал, и Адриан сообразил, что Бруйяр понимает слова ведьмы, оттого его так и трясет! Адриан не сомневался, что глаза Бруйяра полны ужаса. Того ужаса, который охватил и человека!

– Это произошло в День всех святых, – продолжала ведьма. – Колдун Марсо зарыл мое тело у кладбищенской ограды во Френе и спокойно ушел домой. Наверное, ему доставляло удовольствие поглядывать иногда в окно и видеть эту самую ограду, под которой я лежала! А потом, на старости лет, он ушел в монастырь в Муляне и сделался благочестивым монахом. И его похоронили там же, на кладбище. Жаль, что не во Френе, по соседству со мной!

Вдруг ведьма расхохоталась-раскаркалась, и вороны, высунувшиеся из ее волос, тоже подняли оглушительный гай, то и дело прерывая ее дальнейший рассказ хохотом-карканьем:

– Мудр и хитер был колдун Марсо, ничего не скажешь, однако он то ли не знал, то ли забыл, что человек, умерщвленный в День всех святых, не будет иметь покоя в могиле, пока не отомстит убийце. И вот прошли годы, десятилетия, столетия… За это время сгнил осиновый кол, пронзивший мне грудь. Но я ждала, ждала своего часа. Ждала, когда кто-нибудь прочитает все, что написал проклятый колдун, ждала, что алчность к золоту кого-то приведет ко мне. Без посторонней помощи я не могла выбраться из-под земли. И вот появился ты, жадный мальчишка! – Калиго Корней не то расхохоталась, не то прокаркала: – Ох, как сладка, как прекрасна месть потомку колдуна Марсо! Ты, глупец, мечтал разбогатеть? Все еще мечтаешь? Ничего не выйдет! Надо было внимательней записки своего прапрапрадеда читать! Тогда бы ты узнал, что он строго-настрого запретил своим потомкам проделывать этот обряд! Это мог сделать кто угодно, только не они. На худой конец заклинание надо было хорошенько выучить! А теперь тебе конец. Будешь всю жизнь жрать траву да овес, пока однажды не падешь под седлом недоброго всадника, а потом сволокут тебя на живодерню – и сгниешь, как сгнил тот осиновый кол, которым колдун Марсо меня убил. А что? Как говорится, с воронами летать – по-вороньи каркать, а с конями скакать по полям – ржать да копытами бить.

Выхватив из волос несколько перьев, она взмыла в воздух вместе со стаей своих ворон и скрылась.