VIII

Я вдохнула воздух французского дома, и мою грудь наполнило ощущение пустоты. Не было запахов, особенно тех, к которым я так привыкла. Парфюм Мишеля, запах маминых духов, свежеприготовленного обеда. Словно здесь никто никогда не жил. Наверное, эту квартиру сдавали на протяжении нескольких лет и она так и не впитала в себя душу и мысли своих постояльцев. Ни одной фотографии или хотя бы картины, которая бы выдала предпочтения временных хозяев.

Просторная студия. Угловой кухонный гарнитур светло-коричневого цвета, странный выбор. Микроволновка, двухкомфорочная электропанель, красный чайник, раковина… Окно, за которым грелся на солнце тот самый железный орнамент, который привлёк моё внимание с улицы. Слева от окна небольшой диванчик молочного цвета без подлокотников, судя по всему трансформирующийся в кровать при необходимости. «Надеюсь, я смогу его разложить», – подумала я. Возле дивана стоял торшерчик с красным абажуром, который словно тянулся вверх, но всё равно не был выше даже спинки дивана. Он вполне мог сойти за настольную лампу, но длина ножки была несуразна и для лампы, и для торшера. Тёмно-коричневый пол, наверное, паркет. Я никогда не была сильна в таких вещах. К правой стене был вплотную придвинут стол на двух железных ножках, к полу переходящих в подобие перевёрнутых костылей с картин Дали. Два деревянных стула с высокой спинкой стояли немного неровно, словно кто-то только что вышел из-за стола, – пожалуй, это было единственным, что свидетельствовало о дыхании жизни в этом ансамбле мебели.

Я закрыла дверь и заметила в углу чёрный зонт-трость. Предметы, о важности которых я никогда не задумывалась, пока всё это было дома, в России. Но теперь, когда в моём чемодане были только личные вещи – одежда, обувь, предметы туалета – зонт и чайник радовали меня, словно подарки на Новый год. Я присела на стул и расстегнула обувь. Босые ноги коснулись прохладного пола, вызвав у меня вздох наслаждения. Я закрыла глаза и улыбнулась. Путешествие заканчивалось. Начинались приключения.

Приняв душ, я наспех осмотрела содержимое шкафчиков кухни: там было всё необходимое для жизни – тарелки разного калибра, кастрюли, пара сковородок, столовые приборы, кружки, даже по пачке соли и сахара. Меня несказанно порадовала мультиварка в нижнем шкафчике, которую, очевидно, прятали, чтобы не загромождать столешницу. Там же была книжка рецептов на французском под эту самую мультиварку. Умереть от голода мне не грозило, уж нажать пару кнопочек по инструкции я сумею.

Во встроенном шкафу-купе возле дивана я обнаружила два комплекта постельного белья, два пледа и утюг. А на подоконнике лежал лист бумаги с полезными адресами и номерами телефонов: прачечной, ближайших супермаркетов, информация по транспорту, карта парижского метрополитена, а внизу была приписана от руки фраза, которая привела меня в восторг. По понедельникам приходила Маргарет, она следила за порядком в квартире. Тут же был номер её сотового. Теперь у меня была «живая душа», которой я могла задать интересующие меня вопросы по поводу квартиры, Парижа, да о чём угодно. Итак, мне нужно было прожить полвоскресенья и часть понедельника до её прихода. Опустошив рюкзак, я с удовольствием надела его на плечи и вышла во двор.

Несколько кварталов до супермаркета ED, одного из самых дешёвых в Париже. Бескаблучные сандалии были куда комфортнее босоножек. Я шла по улице и начинала узнавать здания, где пару лет назад мы гуляли вместе с Мишелем и мамой. Как жаль, что я не помнила совершенно ничего из той моей первой поездки в Париж, когда Мишель заменил нам отца. Я много раз думала об этой истории, но у меня не было желания что-то менять. Теперь же у меня возникла мысль, что если бы Игорь Вавилов не исчез в тот день, я бы сейчас не была в Париже, не думала бы о том, что скоро мог приехать мужчина, без которого я не представляла своей жизни. Несомненно, всё было бы иначе. Я думала, что могу встретить отца в Париже, ведь мы так и не узнали о его дальнейшей судьбе, но не думала, что это может что-то изменить. Теперь уже не могло. Мы не знали друг друга и уже никогда не могли бы узнать.

Когда я подошла к вывеске супермаркета ED, меня постигло разочарование. В воскресенье он не работал. Я поняла, что начать жизнь в Париже с экономии у меня не получится. Я спросила у прохожего, где ещё есть супермаркет, на что он ответил, что сегодня работает только супермаркет Monoprix, который был гораздо дальше, чем ED. Противнее всего было то, что теперь рядом не было Мишеля, который бы вынес переполненные пакеты из супермаркета, щёлкнул багажником машины и домчал бы нас до дома. Я почувствовала, что начинаю нервничать. Нужно было срочно перекусить, пока у меня не начался очередной приступ паники, как в Москве.

Ближе всего оказалось Кафе де Флор, совсем некстати с его потрясающей историей и поражающим воображение списком тех знаменитостей, которые когда-то наслаждались омлетом из свежих яиц в этом месте. Сартр, Пикассо, Хемингуэй, Камю. Мне сейчас было совершенно на это наплевать, да и доказывало это только одно: все знаменитости – такие же обычные люди, которые наверняка так же нервничают, испытывая голод, как и я. В воскресенье даже здесь было полно народа. Я замешкалась, пытаясь высмотреть свободное место где-нибудь в уголке, чтобы проскочить туда и получить в руки заветное меню. Тут я заметила, что одна пара лет сорока – да, всё по той же моей классификации – шепталась, глядя в мою сторону. Когда я поймала их взгляд, женщина улыбнулась, кивнула мне и махнула рукой, словно приглашая подойти.

Я сделала пару неуверенных шагов в их сторону, всё ещё сомневаясь, что правильно поняла жест, и в тот же момент ко мне подошёл официант и извиняющейся улыбкой дал мне понять, что, к сожалению, все столики заняты. В тот же момент женщина окликнула его и сказала, что я могу присоединиться к их скромной компании. Официант, с полной уверенностью, что я их знакомая, извинился уже вербально и тут же проводил меня до столика и вручил меню. Я решила, что парижане прониклись взглядом моих голодных глаз, а сами уже собирались уходить, поэтому с головой уткнулась в меню, предварительно объявив «мерси». Я пробежалась глазами по меню с приятным ощущением того, что мой внутренний голос читает мне французские названия блюд, которые уже поэтому казались вдвое вкуснее, а воображение рисовало картины желанные и умиротворяющие. Я решила, что закажу первые строчки каждого из трёх разделов: зелёный салат, сэндвич, наиболее сытный из всех закусок, и глясе Рив Гош с карамелью, шоколадом и клубничным пюре. «Конечно, это обойдётся мне в целое состояние, но почему бы не отметить мой первый самостоятельный день в Париже».

Когда я отложила меню, стараясь не забыть свой заказ до прихода официанта, я заметила, что хозяева столика молча смотрят на меня во все глаза, ожидая, когда я обращу на них свой взор. Я извинилась и улыбнулась, стараясь изобразить смущение.

– Мы подумали, что вам ещё долго придётся искать кафе, – ожидаемо по-французски с улыбкой сказала женщина. – Сегодня очень оживлённо.

Я рассказала о своём злополучном походе в супермаркет, чем вызвала ещё большее сочувствие со стороны Лорет и Жака, которые не преминули представиться. Моё русское происхождение они приняли с нескрываемым интересом, а мой французский с неподдельным восхищением. Когда я поведала о том, что планирую продолжить обучение в Париже, Лорет взяла Жака за руку и глубоким взглядом сообщила ему что-то, о чём я не могла догадаться. Жак понимающе улыбнулся, кивнул, и воодушевлённая Лорет снова посмотрела на меня.

– Жак – профессор в Коллеж де Франс. Если вам известно, в этом учебном заведении могут бесплатно учиться все желающие, в том числе иностранцы. Курсы не предполагают диплома, но зато вы сможете выбрать дальнейшее направление для своего образования. Жак сможет провести вам экскурсию и оказать посильную помощь.

Мне захотелось войти в интернет и прочитать хоть что-нибудь о Коллеж де Франс, так как я ровным счётом ничего о нём не знала. И – да, экскурсия будет как раз кстати.

– Я оставлю вам визитную карточку, позвоните мне на неделе, как обустроитесь, – сказал Жак.

– Это невероятно! Огромное вам спасибо, – обратилась я сразу к обоим и вспомнила, что у меня пока ещё даже не было парижской сим-карты.

Лорет и Жак напоминали мне маму и Мишеля. Как было бы удобно сказать «напоминали моих родителей», но я слишком хорошо знала, что это не так, и по причине фиктивного родства с Мишелем, и ввиду моих к нему чувств. Лорет носила короткие волосы. Тёмные кудри, мягко касающиеся её шеи и лба, заставляли меня любоваться ею. Она вся светилась. Я вспомнила цитату, которая звучала примерно следующим образом: «Женщине, чтобы быть самой красивой, нужно чёрное платье, чёрные туфли и идти под руку с любимым мужчиной». Красота Лорет была именно в том, что она была так уверена в себе и своём спутнике. А Жак был само спокойствие и благородство. «Что бы он ни преподавал, обязательно схожу хотя бы на одну его лекцию», – пообещала я самой себе.

Когда рядом со столиком вновь возник официант с подносом, пахнущим потрясающими яствами моего заказа, моя жизнь уже приобрела некоторую перспективу и стабильность. Оставалось установить соединение с Россией, парижской сотовой сетью, поставками еды и можно было считать, что я «обустроилась», как сказал Жак.

У Жака были тёмные волосы с проседью. Но в карих глазах был тот самый блеск, который размывал намёки на возраст. Когда я смотрела на Жака, мне казалось, что вся эта воскресная парижская суета вокруг могла двигаться, меняться, но этот остров стабильности и здорового равнодушия оставался на одном месте. И мне было приятно, что мой якорь был брошен именно здесь.

Лорет, прищурив глаза в ответ на выглянувшее солнце, наслаждалась капучино, щедро посыпанным тёртым шоколадом и корицей. Тёмно-бордовый лак безупречного маникюра Лорет отражал свет, который словно целовал кончики её пальцев. Мне захотелось прикоснуться к её рукам, чтобы поймать это очарование и унести его с собой, как красивую бабочку в стеклянной банке. Я всем сердцем желала, чтобы наше случайное знакомство продолжилось. Мне казалось, что мама и Лорет принадлежали к особой категории женщин, которые знали, что такое счастье. Счастье быть любимой. Ради этого знания я была готова на всё. Я чувствовала, что ни одна сверстница не научит меня этому. И я верила в то, что мне нужна старшая подруга, которую я смогу поверить в свои тайны.

Я пожаловалась Лорет на тоскливый интерьер в моей квартире, где было только два ярких пятна – красный чайник и лампа-торшер того же цвета.

– О, в Париже безумные цены, поэтому даже наличие мебели в вашей квартире – уже большая удача. И в седьмом округе нет смысла искать что-то, что добавит уюта или, как вы сказали, души. За любую безделушку придётся выложить состояние, как за предмет для коллекционера. Но если найти время и проехаться в один чудный, но отдалённый торговый центр, то есть шанс подобрать то, что украсит ваше пребывание в Париже. Я могу помочь вам. Завтра я совершенно свободна. Я не выберу за вас, но хотя бы смогу сориентировать по цене и качеству, мы не так давно обставляли свою квартирку, и пока я ещё помню все эти тонкости.

Лорет словно читала мои мысли. Я как раз искала повод встретиться с ней снова. И мысль прогуляться вместе по магазинам была невероятно привлекательной. Я была права насчёт Парижа. Он раскрывал для меня свои объятья. Мне впору было заводить ежедневник, чтобы не забыть свои планы.

У мамы и Мишеля ежедневниками когда-то был занят целый стеллаж. Однажды я вытащила за корешок один из них. Обложка была похожа на старую потёртую книгу, хотя внутри листы были идеально ровными и только множество записей маминым почерком говорили о том, что ежедневник уже отслужил своё. Помню, я спросила у мамы, зачем хранить так много «прошлых дел», на что мама задумалась, пожала плечами и сказала, что это был хороший вопрос. В ближайшие выходные мы втроём сидели у кучи ежедневников, которые Мишель сложил на пол у подножья стеллажа, и перебирали всё это богатство. Я брала в руки по одному из них и наслаждалась тем, как пальцы касались твёрдых и мягких переплётов, пружин, обложек с выбитыми буквами, кожаных ярлычков с магнитными замочками. В двух ежедневниках я обнаружила ручки, которые забыли вытащить из петелек, спрятанных внутри. Ежедневники были библиотекой жизни, по которым можно было проследить не только занятия и планы, но и их важность. Некоторые записи были обведены несколько раз, какие-то подчёркнуты, другие записаны красной пастой. Но больше всего меня поразило количество зачёркнутых строк, которые говорили о том, что всё это было сделано, выполнено и пройдено. Именно тогда я осознала, что у взрослых гораздо больше дел, чем у меня, несмотря на все мои уроки и занятия музыкой.

Но, наверное, я бы не придала значения этому «перебору» ежедневников, если бы не одна деталь. Иногда, пролистывая ежедневники, среди всех зачастую малопонятных мне записей я находила те, что всегда были выделены стрелочками и восклицательными знаками. И все они содержали моё имя. «Отвезти Лили в школу», «найти для Лили глиняный горшок», «купить Лили новый рюкзак»… Мне могло бы показаться, что меня поставили в один ряд с другими рутинными делами, но наличие этих особенных и больше нигде не повторяющихся знаков указали мне на важность дел, которые непосредственно касались меня. Они имели особый приоритет, а значит, я сама для мамы и Мишеля была важнее всего остального.

Лорет вытащила из сумочки визитную карточку Жака и написала на ней свой телефон. Я взяла карточку в руки. Это была третья бумажная вещица, которую я держала в руках за последнее время и которая словно решала мою будущую судьбу. Билет в Париж, «Лолита» и теперь этот ровный кусочек гладкого картона. Мне никто не дарил своих визиток. Это тоже было чем-то из мира взрослых, и я соприкасалась с этим на новых для меня правах.