– У меня ощущение, что Бог меня покинул. Я хочу вернуть Его расположение, – глухо вымолвил он.

– Об этом Богу лучше известно, – в тон Эрнану, но более мягко ответил Гаджи Рагим. – Нам порой кажется, что у нас ничего не получается. Что бы мы ни делали, не начавши рушится. Наверное, вера постепенно, словно огонёк лампады, угасает в нас, путая наши мысли, притупляя наши чувства. Мы ещё даже не начинаем делать первые шаги к новому намеченному, а сомнения уже сбивают нас с пути. Только очень поздно очнувшись, мы начинаем осознавать, что не туда свернули. Вот так мы с первых же минут предаём себя, а затем и свои мечты. Но не отчаивайтесь, вы ещё молоды.

– Скоро мне будет сорок, а у меня такое чувство, будто я прошёл мимо какого – то необъяснимого Великолепия, и мимо не знаю чего, но определённо Прекрасного, и оно зловеще, будучи совсем близко, надменно не снизошло до меня, не пожелало коснуться меня рукой. Не могу сказать, как давно я в немилости у капризницы – судьбы, но незаметно для себя я начал терять с таким усердием заработанные по жизни очки.

– Это ведь круче, чем потерять оптические.

Эрнан сдержанно улыбнулся остроумию богослужителя, в то время как Гаджи Рагим продолжил мысль, боясь ненароком обидеть собеседника столь неприхотливым юмором. За последние десятилетия своевременный, спонтанный, искренний незатейливый юмор стал цениться намного больше и засчитывался как продукт высококачественного ума. И поскольку именно такой юмор был в дефиците, люди обходились с ним более чем снисходительно, а по прошествии времени многие научились смеяться над самими собой. Но это уже был редкий драгоценный дар, который человек мог себе преподнести.

Таким даром, если не сказать особой чертой характера, обладал и Эрнан Абдуллаоглы. Он был предельно требовательным к себе, не прощал промахов и ошибок и был абсолютным трудоголиком – от школьной парты и по сей день. Таким он был по отношению и к себе, и к другим. Он шёл с чётко выработанной программой по намеченному пути, иногда перепланируя дела, перекидывая время, передвигая цели по ходу развития общих событий. Правильность порой мешала его гибкости, но заложенные в нём активный темперамент оперативности, ответственности, дисциплинированности, непроизвольная демонстрация своих незаурядных способностей, доброжелательное, но осторожное отношение к окружающим представляли его обществу как аккредитованную, внушающую уважение личность.

В отношениях с людьми, несмотря на их социальный статус, Эрнан всегда придерживался определенных этических стандартов. Он умел держаться со всеми на умеренном расстоянии в соответствии с выработанной самим моделью: близкое – это дальняя дистанция. Это его известное золотое правило близкого расстояния заключалось в том, чтобы держать субъект – человека – на расстоянии вытянутой руки. И ни на миллиметр ближе или дальше. По этому принципу он, может, и не допускал ни с кем фамильярности и панибратства, кем бы этот человек ему не приходился. Некоторые скажут: «Как же такое возможно?» Эрнан жёстко соблюдал свои правила: чужих не жалел, чтобы свои боялись, своих же не миловал, чтобы чужие остерегались. У него не было таких понятий, как родство, соседство, землячество, единомыслие и т. д. Слово «своё» вмиг могло перевоплотиться в «чужое», и наоборот. И поэтому Эрнан законно руководствовался двумя критериями: «моё» – «не моё», «мой человек» – «не мой человек».

Сейчас, сидя напротив этого милого сердобольного человека, он имел возможность дать волю чувствам и подпустить того на известное расстояние, не забывая, разумеется, о своих условных рефлексах на всякие свойства проявляющихся демонов, сидящих внутри каждого человека, каким бы ангелом он ни казался.

– Потерянные очки, а с ними и допущенные ошибки, учат нас Чувству Долга и Ответственности, – продолжал Гаджи Рагим. – Вам почти сорок, это сакральное число. Многим посланникам именно в сорок лет с божьей милостью было дано пророчество. Вспомните историю религии: Муса (Моисей), Мухаммад, как и большинство из них… Не в этом ли наполненном осознанной мудростью лет возрасте они вступили на святую дорогу, на путь битвы, на тропу войны с собственным внутренним миром и неизведанным чужим внешним миром?

– Семьи избранных личностей не препятствовали им в их становлении. Среда не чуждалась их, почитая за странных, оторванных от всех людей, и не считала их категорично сумасшедшими.

– Семья порой бывает преградой для осуществления божественной миссии. Так уж угодно Аллаху – при рождении отгородить от семьи, особенно избранных своих пророков, сделав их сиротами. Первым предателем на пути к становлению, как вы верно заметили, становится семья. Именно она первая восстает против тебя: обвиняет, критикует, попрекает, отдаляется, нередко выгоняет из дома, но я намеренно пропускаю пока стереотипную мысль о помешательстве, юродивости, чтобы вернуться к ней.

Значит, для проявления Божьего замысла требуется родиться сиротой и взрастить, воспитать себя, как и все великие личности. Это – аксиома, не требующая доказательств. Возможно, иногда выглядеть и нестандартно, скажем, не как все! Знаете, я очень сомневаюсь, что если бы современной медицине пришлось устанавливать психотип личности, своего рода психологический портрет Мухаммада, она бы дала точное определение. Более чем уверен: диагноз оказался бы нелестным и нелепым медицинским заключением на основе приведённых общественных фактов о слуховых и зрительных галлюцинациях. Психиатрия вывела бы шаблонный безапелляционный диагноз: параноидально – маниакальная шизофрения. Пророку Мусе, единственному среди пророков, который претендовал на персональное общение с Богом, не удалось бы в нынешних условиях избежать подобного медицинского вердикта. Точно также, как и сотням тысяч других святых. Они жили в другом временном измерении, неподвластном общепринятому пониманию. Они имели разрешение свыше входить в состояние наивысшего Апогея, оставаясь заведомо вменяемыми личностями. Их мысли, поступки, всё, чему обязана мировая религиозная культура, – живое воплощение и свидетельство этого. За всё, на чём держится этот нравственный мир, человечество с благодарностью обязано им. Сейчас, в преддверии явных казусов, происходящих поминутно и везде, в скрытых и явных проявлениях конца света, при тотальном человеческом остолбенении в мире перевёртышей утверждать или заявлять что – либо категоричное с позиции Всемирной Организации Здравоохранении было бы безосновательным, недоказуемым и опрометчивым.

– Выходит, семья – это всегда помеха для личностного роста, свершений, открытий? Должен же быть какой – то выход, золотая середина между житейской, бытовой практичностью и здравомыслием? В конце концов, не всем же, чтобы постичь истину, необходимо прожить одному, как Будда⁶, семь лет в лесу!?

– Впрочем, так оно и есть, если не исключать необходимость, скажем, творческой натуры в условиях многодетной семьи забиваться в угол и, обособившись, остервенело заниматься во имя науки высшими идеалами! Этой натуре требуется всего лишь невмешательство в его мир, где он созерцает тишину и покой! И всё будет в порядке, личность от этого только выиграет, какой бы эмоциональной семья не была. Те, кто нам мешают, те нам и помогают. Но не всегда семья становится камнем преткновения на пути достижения желаемого результата. Закон всемирного тяготения Ньютона был великим открытием, как и множество других научных теорий, благодаря его жизненной необременённости: не было пожилых родителей, о которых нужно было заботиться, голодных детей, снующих по дому, и жены, ворчавшей по поводу и без, и по праву требующей должного внимания.

– В основе всего вами сказанного нет ничего странного и необычного, как доминантный парадокс и как подтвердившийся неоспоримый факт. Из этого следует: не будь Ньютон одиноким, наука бы не сразу обогатилась законом гравитации. Свои изыскания он вёл глубоко поглощенным в себя, изредка оставляя свои мысли и обращая рассеянный взгляд на окружающих. Случай с яблоком – это явный пример, подтверждающий свободное времяпровождение учёного. Волею судьбы Ньютон первым пришёл к идее о гравитации между двумя любыми телами во Вселенной, но за много лет до него в состояние гравитационной сингулярности, в то самое состояние наивысшего Апогея, о котором мы упоминаем, входил Мухаммад. Только при вхождении в сингулярность пребываешь в бесконечном, определяющем пространство и время. Именно в таком состоянии, именуемом нами откровением, как особом канале с Богом, были написаны все святые книги. Коран писался в течение двадцати трёх лет по мере получения информации свыше. Убеждён, что между Божьим словом и научными изысканиями следует обязательно поставить знак равенства. Мне – то абсолютно ясно, что нет конкретной определяющей грани между безумством и гениальностью.

– Вы очень смелый человек, раз говорите то, что думаете, – сказал Гаджи Рагим, уважительно подняв брови. – Человеческая природа противоречит такой искренности, впоследствии эволюционировав и выработав иммунитет недоверчивости. Я видел в своей жизни многих людей, говорящих не то и не о том. В памяти остались и такие, которые думали одно, говорили другое, а поступали совсем иначе. Я только теперь почувствовал, что вы не особо считаетесь с общественным мнением, каким бы правильным или ошибочным оно ни представлялось….

– Я всего лишь завершил ваши мысли, Гаджи, – скромно ответил Эрнан. – И один Бог знает, когда я начал жить без оглядки на общественное мнение, но и в противовес ему никогда не шёл. Под влиянием клерикализма усилилась роль религии в общественном сознании, но лишь в интересах господствующих классов, не считавшихся с набожностью народных масс. Мнение народа не обсуждалось в чиновничьих кругах и всегда подвергалось сомнениям. Религиозные чувства общества умело эксплуатируются правительством, на них спекулируют. С этой – то идеологической подачи и создаются в классово – антагонистическом обществе условия для возникновения новых философско – религиозных течений, сект, учреждений, разного рода экспериментаторских институтов.

– Да, пилюлю вы мою не подсластили, – Гаджи Рагим задумчиво и растерянно провёл рукой по щетине, слегка притронувшись к лицу. – Как вы считаете, может ли намеренное высвобождение общественных отношений от влияния религиозной идеологии, морали, догматов, суеверий и так далее привести к каким – либо последствиям, не затронув сильно устои государства?

– Не думаю, Гаджи. Секуляризация – это одна из нетипичных модных форм демократии, предоставленная для института религии, пусть и вызывающая раздражение обнаженностью плюрализма, вседозволенностью и неадекватным человеку поведением. Право выбора гражданину даётся всегда, допустим, не самим подконтрольным государством, но изначально предопределенное Всевышним.

– Мне одновременно и странно, и страшно слышать от вас такие слова, Эрнан. Странно потому, что вы говорите с определенным пониманием и распознаванием до мельчайших подробностей сути вещей, а страшно потому, что как бы не привёл этот свободный выбор человека к массовому атеизму. Человек склонен к необдуманным шагам, продиктованным спонтанным решением его внутреннего голоса, управляемого демоном, постоянно сбивающим его с пути. Необходима ли человеку такая форма демократии?

– Для человека очень важна такая предоставленная форма свободной воли, где он может или проявить себя, или опровергнуть. Или продолжить своё существование в развитии цивилизации, либо исчезнуть как древний архаичный вид.

Разумеется, человек определённо не знает и не понимает, что это с ним: Бог напутствовал его, или бес попутал. Он не может без обладания точными науками владеть своими ощущениями, быть подвластным себе, а также разграничить в области бессознательного, то есть неконтролируемого – светлое и тёмное. Вот в этом момент и дана человеку свобода воли, самопознания, самообучения, именно тот вид демократии, который ему и требуется через образование, чтобы сделать свой выбор, не иначе. Об этом говорили все великие просвещенные умы. Вспомните известное высказывание Мухаммада об учёных: «Наука учёного и есть его поклонение перед Всевышним и дорога в рай, если даже он не совершает намаз». Повторюсь в убеждении, что религия и наука общаются с человечеством на одном языке, используя лишь разные термины.

– Согласен с вами, но сомневаюсь вот в чём: не приведёт ли достаточное превалирование в человеческом разуме избытка научной информации к перевесу в отречённости от Бога? Мы не можем отрицать факт нерелигиозности, категорию неверующих, безверие, как предпосылку, приводящую к глобальному атеизму, даже при весьма высокой степени образования. И цифра эта постоянно меняется по каким – то своим сверхъестественным канонам. Примечательно, что люди, ещё вчера бывшие безбожниками, сегодня не покидают храмы, мечети, с неистовством одержимых молясь, а новая формация – это отступники, не признающие Бога, ещё в недавнем прошлом бывшие глубоко верующими людьми, замертво застывающими при совершении земного поклона (суджуд – шукр).

– Предвзятые человеческие воззрения, которыми он пользуется испокон веков, не меняются, как, в принципе, и сам он, а только видоизменяют его философское настроение, направление, состояние. Атеизм сам по себе не представляет никакой угрозы, он не состоит из правил, которыми обычно руководствуются адепты, двигаясь по Божьему пути, стараясь не наследить на нём.

Атеизм – это та же вера, но только в неверие, с более – менее безобидными, простодушными, миролюбивыми его последователями. Серьёзного предметного рассмотрения заслуживает, на мой взгляд, учение деизма, допускавшее Бога, как единого творца мира, и между тем Бога автономного, чужого для независимого человека. По деистическому воззрению после мироздания Господь не вмешивается в людские судьбы, предоставив человеку быть господином своей жизни, общественных явлений и мировых процессов. Последующие защитники деистического учения выбрали не Бога, а себя вершителями судеб. Марксизм – ленинизм раскритиковал подобное волеизъявление человека, доказав общественное развитие на основе объективных условий, делая при этом исключительную оговорку в историческом материализме – не отрицая волюнтаризм, но рассматривая его как явление производное, вторичное.