– Вам не стоит подвозить незнакомого человека, даже из чувства милосердия, – заговорил Эрнан. – В целях предосторожности.
Девушка, оторвав взгляд от дороги, покосилась на сидящего рядом попутчика. Она вдруг ощутила чувство защищённости, которое очень редко переходит в сферу неконтролируемой расслабленности. Ей показалось, что она знает его давно. Из снов, из прошлой жизни, из рассказов подруг…
– Не беспокойтесь. Женщины чувствуют опасность, исходящую от мужчин, – сказала она и нажала на акселератор. Машина рванула, оставив позади облако серебристой пыли.
– Мне не хотелось отнимать ваше время, – виновато произнёс он.
– Моё время давно отнято. Мы всю свою жизнь тратим его не на тех. Убиваем и тратим его бестолково, не щадя себя. А ведь время – это единственная роскошь, не имеющая цены.
– Да, вы правы. Оно бесценно.
– Меня зовут Сара, – сказала девушка.
– Рад знакомству. А меня зовут Эрнан.
Полупустая дорога не утомляла, как бывает порой при скоплении снующих автомобилей, тормозящих свободное движение. Накрахмаленные рекламные билборды вдоль шоссе с популярными телезвёздами надоедливо предлагали сомнительную продукцию. Тусклый свет в окнах небольших домиков, хаотично расположенных по обе стороны дороги, напоминал в наступающих сумерках одиноких светлячков. Где – то поблизости залаяла собака.
– У вас необычное имя, – после недолгой паузы констатировала девушка.
– Отец назвал меня в честь Эрнана Кортеса, испанского конкистадора, завоевателя Мексики, уничтожившего государство ацтеков. Но свою жизнь он, кажется, закончил не совсем весело.
Сара впервые улыбнулась, повернувшись к нему лицом.
– Не все судьбы схожи. Имя в какой – то мере определяет карму её носителя, но в итоге есть и другие факторы, влияющие на события жизни.
– Воспитание? – спросил он, поддерживая разговор.
– Воспитание, гены, близкое окружение, образование, климатические условия, политическая обстановка, ну и так далее.
– Насчёт воспитания это точно, а по поводу генов не знаю.
– А по – моему, всё не так уж и плохо, – игриво отшутилась Сара, объехав чёрный внедорожник.
– У меня всё обстоит иначе. Отец оставил мне плохие гены и кучу долгов, – усмехнулся Эрнан.
– Самоирония – это первая поправка в конституцию самосовершенствования, – подчеркнула Сара с деловым видом. – Ваш тёзка был завоевателем и разрушителем. А вы по характеру разрушитель или?..
Пронзительный звонок мобильного телефона не дал ей договорить. Сара взглянула на телефонный дисплей, будто силилась расшифровать аббревиатуру имени звонившего. Телефон настойчиво звонил. Эрнан, отвернувшись к окну, услышал голос Сары:
– Фаррух? Да, всё нормально. Как у тебя? Отправил пригласительные? Хорошо, скоро буду. Ты тоже.
Она отложила телефон в сторону, рассеянно уставившись на дорогу.
– Всё в порядке? – поинтересовался Эрнан.
– Да, – не очень убедительно ответила девушка. – Это был мой жених. Мы вчера поругались. Представьте себе, накануне свадьбы у нас первый крупный скандал.
– Бывает и такое. Это не самое ужасное, что может с нами случиться, – успокоил ее Эрнан.
– Он хороший человек. Любящий, заботливый, простодушный. Но бывает, что доводит меня своими заранее предусмотренными планами. У него расписано всё по деталям, по мелочам: когда сменить квартиру, куда отправиться на уик – энды. Дата свадьбы и та была им самим запланирована.
– Да, несколько напрягает. А пол будущего ребёнка он тоже спланировал? – наивно спросил Эрнан.
Сара весело рассмеялась шутке и чуть задумалась.
– А вы? Вы женаты?
– Нет. И ни разу не был даже помолвлен, – вздохнул он.
– Вы хвастаетесь или гордитесь этим? – серьёзно спросила она.
– Я делал попытки жениться несколько раз, но неудачно. Всё обрывается на полпути. Какая – то половинчатость во всём. Я не знаю, может, это проклятие?
– Проклятие кармы, – поспешила поправить его Сара.
Впереди горела разноцветная реклама ресторана, зазывающая проезжающих путников. Несколько припаркованных на стоянке автомобилей ожидали своих засидевшихся хозяев. Становилось прохладно.
– Не хотите что – нибудь выпить? – спросил Эрнан.
– Не отказалась бы. К тому же и ноги разомну.
Чистый леденящий воздух обжигал. Дышалось легко, пульс бился с равномерной частотой, кровь циркулировала по всей системе организма, обеспечивая необходимую жизнедеятельность, особенно после высвобождения из замкнутого автомобильного пространства. Симптомы клаустрофобии доставляли Эрнану неудобство. Он ясно осознавал, почему избегал подземного транспорта. В метро не было воздуха, движущихся панорамных картин за окном и ни одного квадратного свободного стоячего метра. «Сплоченность людей, как законсервированных килек в одной банке братской могилы», – вспомнились ему слова отца из далёкого детства о подземном транспорте.
Поднявшись на второй этаж ресторана, они расположились за столиком у окна. Редкие посетители вели между собой непринужденные разговоры, абстрагируясь один от другого состоянием лёгкого опьянения и усталости, накопившейся за день. Где – то рядом закапризничал ребёнок. Мать попыталась его отвлечь, навязывая ему никчёмную игрушку – безделушку. Дитя на время успокоилось. Играла лирическая музыка. Тускло освещённое помещение создавало атмосферу таинственности, как перед включением прожекторов после бесконечной рекламы на реалити – шоу.
– Здесь очень мило, – заговорила Сара, оглядываясь. Подошёл официант, поздоровался, внимательно уставившись сначала на Эрнана, затем очарованно – на его спутницу. Стоял в немом ожидании, словно барс, готовящийся к прыжку.
– Мне чёрный кофе, американо. Без молока.
Официант по неписанным законам этикета деликатно перевёл взгляд с Эрнана на Сару в той же манере вычурной строгости.
– Тёмное пиво, пожалуйста, – с деланной непринуждённостью ответила официанту девушка. Тот, стремительно чиркнув в маленьком блокноте незамысловатый заказ, удалился.
Эрнан не выпускал из рук любимые чётки. Он, задумавшись, уставился в окно, откуда был виден автомобиль Сары, и машинально перебирал бусины.
– Вы, кажется, непьющий? – осторожно спросила девушка.
– Абсолютно, – ответил Эрнан и опять уставился в окно. Сара ненавязчиво, с присущей женщинам наблюдательностью разглядывала его. До этого она видела его только в профиль, но несколько минут лицом к лицу создали в ней определенное впечатление. Его светлое лицо подчеркивали большие чёрные выразительные глаза, смотрящие то ли на собеседника, то ли сквозь него. У него был широкий лоб, длинный, слегка спускающийся вниз красивый нос, блестящие белые зубы. Чёрная родинка на правой щеке изображала нечто вроде символа инь – ян. Подвижные крепкие руки, словно созданные для жестикуляций, дополняли сильное мускулистое телосложение. Казалось, всё это в паре с деятельной физиомоторикой представляло собой солнечную магнитную активность, только, как говорится, без тёмных пятен на диске. Она ощущала тепловую энергию вокруг его биосферы, до которой невозможно было дотронуться, чтобы не обжечься, и непросто было отстраниться, не впадая в эту холодную воронку поднадоевшей повседневности круговорота. Она решила сохранить нейтралитет. Удобное ей умеренное расстояние для достижения баланса непродолжительного общения.
– Из – за того, что вы религиозны? – пыталась угадать она.
Эрнан поймал её взгляд, устремлённый на чётки.
– Моя вера запрещает употребление алкоголя. Я ещё задолго до того, как начал молиться, исключил все спиртные напитки из своего рациона.
Официант, неслышно подойдя, расставил на столе заказ и так же тихо отошёл. Эрнан поднёс к носу чашку, вдыхая аромат кофе, а затем, отхлебнув глоток, поставил её на блюдце. Девушка повторила тоже самое с бокалом пива. Они не спешили. У него в городе не было неотложных дел. А Сара не хотела возвращаться к монотонным будням. Через три недели у неё намечалась свадьба, а всплеска предсвадебных эмоций не было и в помине. Чего – то не хватало… Единственным адреналином было скоростное вождение, иногда без соблюдения правил, и невинные шалости, порой безумные ребячьи поступки, чего так требовала её профессия художника – дизайнера, когда тянет ко всему новому и неизведанному.
Эрнан казался ей нетипичным человеком, которого можно, однажды приметив среди толпы, запомнить навсегда. Да, приметы запомнятся навсегда. Эта мысль не оставляла Сару в покое с той минуты, как зародилась. Она о нём почти ничего не знала, и её интерес к неизвестному мужчине выглядел не совсем приличным.
– Скажите, Эрнан, почему, когда человек любит в первый раз и ему не отвечают взаимностью, он думает, что это – конец света? Но впоследствии, испытав опять симпатию к кому – нибудь и почувствовав взаимность, он внушает себе, что, полюбив опять, компенсирует несостоявшуюся первую любовь? В этом ли истина земной любви? И что странно во сто крат: полюбив потом второго, другого, человек не представляет себе, что смог бы испытать чувства сильнее прежнего.
Эрнан, наморщив лоб, посмотрел на неё в упор.
– Я согласен с вами. Инстинкт самосохранения любви – как у мужчин, так и у женщин, основывается на первичном опыте, на страхах, которые мы часто называем своими ошибками. Просто мужчины более инфантильны, закомплексованы, поэтому злопамятны, хотя и не забывают сделанное им добро. У женщин же вырабатывается стойкий иммунитет, фиксирующий и связывающий прошлое с настоящим на эмоциональном уровне, который даёт им шанс на прощение и востребованность в будущем. Большинство мужчин не живут с тяжким грузом, но есть люди, уважающие сизифов труд.
Сара обернулась на капризы хныкающего ребёнка, откуда – то подползающего к ней. Она нагнулась к нему с сюсюкающим видом опытной женщины, имеющей равные привилегии со всеми матерями, дающими новую жизнь. Эрнан неподвижно наблюдал за этой реалистической и вечной семейной «картиной в интерьере», лишний раз убеждаясь в божественно – великой силе женщины. Он однозначно ставил женщину на ступень выше мужчины без прав соперничества последних с Неизведанным Созданием.
За ускользнувшим от родителей ребёнком подошла женщина, не очень- то похожая на родственницу маленького создания, и аккуратненько подняла его. Малыш отбивался от няни своими пухлыми ручонками, требуя свободы. Женщина взглянула на Сару, молча отблагодарив за участие, и унесла капризничающего ребёнка.
– А у вас дети есть? – спросила Сара.
– Если вы имеете в виду внебрачных, то нет, не имею. Я очень люблю детей. Проблем с воспитанием – уйма, но и радостей от них немало. В суетливом Мире только детские шалости, крики, причуды и отвлекают, расслабляют людей. Как же без них? Ничто порой не вызывает такого чувства умиления, как взросление со своим первенцем.
– Из вас получился бы хороший отец, – подбодрила она его и тут же, услышав сменившуюся музыку, предложила: – Потанцуем?
– Вовсе не обязательно… – начал было Эрнан, но Сара, схватив его за руку, потащила в центр зала.
Пожилой саксофонист отрешённо исполнял джазовую музыку, словно обидевшись на целый свет.
– Я сейчас подойду, – сказал Эрнан.
Он не спеша подошёл к саксофонисту, что – то шепнул ему на ухо, деликатно положив купюру тому в карман. Никто не танцевал. Ребенок, за день наигравшись, спал в коляске. Мать малыша уже не так нервно ёрзала на стуле. Муж женщины доедал остатки ужина. Прозвучала музыкальная композиция 1989 года «LilywasHere». Маэстро, оживившись игрой, подмигнул Эрнану, приподняв саксофон и отклонившись назад.
– Знаете, Сара, я порой за западные ценности в отношении семьи и брака, хотя многое из этого мне претит, – продолжил Эрнан развивать мысль, начатую его спутницей, ритмично двигаясь в такт музыке. – Мы хорошо должны были усвоить урок великой депрессии 1929–1939 годов. Это были тяжелые годы социально – экономических потрясений: голод, нищета, разводы. Рушились семьи, дети оставались практически без родительской опеки, семейной заботы. Само общество пришло в упадок из – за неустойчивой зыбкой почвы в Америке. Миф о благополучном и благоустроенном оазисе был опровергнут, пошатнулись устои. После неминуемого кризиса возобновился институт брака, как некий совершенный макет общества. С наступлением оттепели упорядочились и межличностные отношения. Начали составляться брачные контракты, страхующие будущность семьи и прочное сосуществование. Совместное проживание приносило радость без особых иногда обязательств, лишних затрат и головных болей. Имеющий контракт имел залог стабильности и, соответственно, гарантию. Отсюда – идеальная модель стандартной американской семьи: дом, семья, дети, работа. В каком – то значении мы – пережитки прошлого. Более чем 200-летней американской демократии пришлось многое пережить, проходя через сито независимости. Иное дело у нас. Меня, в частности, не прельщает шаблонная картина национального счастья семьи: официального или формального брака. Новоиспечённая азербайджанская пара устраивает свою жизнь чаще по указке родителей, реже – по своему усмотрению, не всегда при этом получив благословение семьи. После окончания школы парень поступает в высшее учебное заведение, а если не повезёт, то призывается на военную службу. После армии он устраивается на малооплачиваемую работу, и вот тут главный ход событий: он или же его родители торопят парня с женитьбой! И молодые, зачастую не имеющие под собой никакой материальной базы, подгоняемые родственниками, фактически не проверив чувств по отношению друг к другу, вслепую женятся, сразу же заводят детей, нарекая их именами родителей или прародителей, не пожив какое – то время в своё удовольствие. А что дальше, спросите вы? А дальше одни обиды, разочарования и тотальные разводы. При таком стандартном раскладе всё предсказуемо до мельчайших деталей. Хоть я и не Нострадамус2, но картина ясна. Даже не старайтесь предугадать. Всё на виду!
Всем этим Эрнан успел поделиться с партнёршей во время танца, в то время как посетители заведения смотрели на него во все глаза как на субъекта, наверняка имеющего огромный дефицит общения. Музыка смолкла. Эрнан и Сара вернулись к своему столику.
– Вы жестоко и как – то неутешительно обрисовали картину национального счастья, – впервые упрекнула она его. – По – вашему выходит, что ранние браки при экономическом кризисе приводят к повальным разводам?
– Да, именно так.
– Даже если в стране действует неписанный закон демографии? Проект, направленный на рост численности рождаемости, включающий в себя укрепление границ, уплотнение населения и заселение новорожденными крохотными гражданами необжитых территорий страны? Что в этом предосудительного?
– Ровным счетом ничего. Нацистская Германия поощряла ранние браки, предохраняя общество от блуда, и порицало неразборчивые порочные связи, приводящие к разложению общества, чтобы сохранить чистоту нации. Фашистская социальная программа семейного благоустройства противоречила на корню политическим амбициям мирового господства. В итоге – безымянное, осиротевшее и раздробленное послевоенное травмированное общество. В переходный исторический момент лучше не препятствовать представителю нации в сохранении нейтралитета и в праве иметь свободный выбор, чем загонять человека в рамки условного семейного счастья, которое, не состоявшись, оставляет после себя множество разбитых пар.
– Эрнан, более полувека минуло с Нюрнбергского процесса3, а вы так и не женились!
– Я за своё заплатил сполна. Понимаете, одним судьба даёт счастье создать семью, а они разрушают свой очаг. Сознательно или нет – неважно. Другие хотят свить семейное гнездо, но провидение или злой рок отнимают у них этот шанс.
Сара на вербальном уровне понимала, что жар, исходящий от этого мужчины, сжигает его самого больше, чем других. Она словно видела его жизнь: лёгкие победы, тяжёлые удары, большая рутина бытия, обременённая бесконечностью.
Перед её взором пронеслись всадники в белых кандурах*, изо всех сил хлещущие коней, пытаясь настигнуть и окружить вражеский караван. Между переходным состоянием сонного трёхмерного изображения она видела столкновение двух неравных по численности войск. Кровопролитное сражение в её видении закончилось чудодейственным вмешательством небесных защитников и победой малочисленного войска над многочисленным.
В образах бессознательного, проплывающих мимо, Сара не увидела ни Эрнана, ни кого – либо, кто бы мог быть рядом с ним. У него не было особых привязанностей в жизни, иначе он не растрачивал бы своё время с первой попавшейся незнакомой девушкой. Было сразу заметно, что он не из таких. Что ему нужно? Мужчине сорок лет. Видать, таким бывает сложнее обрести счастье, чем безусому, бросающемуся в объятия любой женщины парню за двадцать, надумавшему жениться на каждой влюблённой и потерявшей от него голову девчонке. В такой трудный период среднего возраста сознательный мужчина пытается удержать и уберечь, а ни в коем случае не отогнать и потерять. Достаточно было взглянуть в его глаза, чтобы догадаться о его кровоточащих воспоминаниях из похороненной прошлой жизни. Когда, забившись в угол, человек, словно волк, зализывает раны, готовясь к последнему прыжку. Связав воедино услышанное за пару часов общения, Сара составила портрет потерянного мужчины.
– Я до последнего момента не собирался жениться. Пока не встретил ту единственную… – он хотел выговориться, но замялся.
– Что же произошло? – тихим голосом подбодрила его Сара.
– Она передумала выходить за меня. Ушла, ничего не объясняя. Спустя какое – то время она решила вернуться, но я был непреклонен.
– Эрнан, послушайте меня. Любая сильная женщина, будь она хоть трижды Маргарет Тэтчер, пасует перед упорством и волей. У нас первородный страх перед господством мужчины. И таких мы уважаем, хотя не признаемся себе, что побаиваемся их. Но никогда не отпустим от себя, как бы мы не злились, разве только чтобы потом, остыв, вернуть их.
– Мы всё равно никогда не узнаем правду о том, что думают о нас женщины, – ответил он.
Они залились громким веселым смехом, пока не заиграл рингтон на мобильном телефоне, оповещая Эрнана о вечерней молитве. Прозвучавший азан4 и будильник были единственными настроенными функционирующими ориентирами для него за последнее время, а всю оставшуюся часть суток телефон находился вне зоны доступа.
– Ну, мне, наверное, пора, – сказал он и знаком подозвал официанта. Тот кивнул головой и быстро явился со счётом. Эрнан расплатился и пошёл с Сарой к выходу. У автомобиля он остановился и, уважительно взглянув на Сару, сказал:
– Отсюда я пойду один. Благодарю вас. Вы много для меня сделали.
– Это я вас благодарю. Редко встретишь мужчину, познавшего самого себя и окружающий его неидеальный мир, – улыбнулась она ему и неторопливо села за руль. – Мы ещё увидимся? – спросила Сара и, не дожидаясь ответа, протянула Эрнану визитную карточку, извлечённую из сумки.
Он спрятал карточку в нагрудный карман куртки, затем тщательно проверил пальцем – на месте ли она.
– Берегите себя, Сара. И никогда не обманывайтесь в окружающем вас неидеальном мире.
Девушка развернула машину с грунтовой дорожки и выехала по автостраде на ту сторону, куда ушёл Эрнан. Глаза постепенно освоились в темноте, но фокус зрения всё же не очень чётко различал предметы. Сара включила дальний свет и вгляделась в пустоту. Впереди показалась еле заметная фигура, меняющая форму и очертания. Затем она превратилась в точку и исчезла совсем. Сара, опершись подбородком на руль, сидела в оцепенении несколько секунд, уставившись то ли на темнеющую впереди дорогу, то ли обволакиваясь магией автомобильного света, как вдруг, встрепенувшись, рассеянно поправила волосы и торопливо покатила в противоположном направлении.
О проекте
О подписке