– Потанцуешь со мной?
Я хочу отказаться.
И в то же время согласиться.
Я называю это «дилеммой Саммер»: зеленоглазая, золотоволосая богиня вызывает во мне разрывающие на части, диаметрально противоположные желания.
Охренительное «да» и адское «нет».
Сорвать одежду с нас обоих. Бежать от этой чертовки дальше, чем глаза глядят.
– Спасибо, но танцы – это не мое. – Я не лукавлю. Ненавижу танцевать.
К тому же, когда дело касается Саммер Ди Лаурентис, инстинкт самосохранения во мне побеждает все остальное.
– Ты такой скучный, Фитци. – Она щелкает языком, отчего мой взгляд невольно падает на ее губы. Пухлые, розовые и блестящие. Над левым уголком рта притаилась крошечная родинка. Это очень сексуально.
Проклятье, да все в Саммер сексуально. Она даст фору любой девушке в баре, и все парни вокруг завистливо или сердито пялятся на меня за то, что мы вместе.
То есть не в том смысле вместе. Мы не пара. Я просто стою рядом с ней, и между нами два фута[3] свободного места. Которые Саммер пытается сократить, наклоняясь ко мне все ближе.
Это оправдано тем, что ей приходится практически кричать мне в ухо, чтобы перебить грохочущую в комнате электронную танцевальную музыку. Ненавижу электромузыку и не люблю такие бары с танцполом и оглушительным звуком. Зачем вводить людей в заблуждение? Просто назови свое заведение ночным клубом, если в нем так все устроено. Владельцу паба «У Ганнера» следует сменить вывеску на «Ночной клуб Ганнера». Тогда бы я развернулся на месте, как только прочел надпись, и поберег измученные барабанные перепонки.
Уже не в первый раз за вечер проклинаю друзей, что притащили меня в Бруклин встречать Новый год. Лучше бы остался дома, выпил пару бутылочек пива и посмотрел по телику, как опускают новогодний шар[4]. Скромный праздник мне больше по вкусу.
– Знаешь, меня предупреждали, что ты брюзга, но я не верила до этого момента.
– Кто предупреждал? – спрашиваю с подозрением. – И… эй, стоп. Я не брюзга.
– Хм-м-м, ты прав. Это уже не актуально. Назовем тебя Весельчак.
– Давай не будем.
– Полиция нравов? Так лучше? – Саммер невинно хлопает ресницами. – Серьезно, Фитц, почему ты ненавидишь веселиться?
– Я не ненавижу веселиться. – Ее поведение невольно вызывает у меня улыбку.
– Хорошо. Значит, ты ненавидишь меня? – с вызовом бросает она. – Ведь каждый раз, когда я пытаюсь с тобой поговорить, ты убегаешь.
Моя улыбка тускнеет. Ничего удивительного, что Саммер при всех стала выяснять отношения. Прежде мы виделись целых два раза, но и этого хватило, чтобы понять, как она обожает устраивать сцены.
Я терпеть не могу, когда их устраивают.
– И тебя я тоже не ненавижу. – Пожав плечами, отхожу от барной стойки. Я собираюсь сделать то, в чем меня только что обвинили: ретироваться бегством.
Во взгляде девушки плещется разочарование. Ее глаза большие и зеленые, такого же оттенка, как и у старшего брата. Дин – вот та причина, по которой я заставляю себя остаться. Он мой хороший друг. Не стоит обижать его сестру. Во-первых, из-за уважения к нему. Во-вторых, из-за беспокойства за свое здоровье: я – хоккеист, а Дин увлекается боксом, и у него жесткий хук справа.
– Серьезно, – грубо бросаю я. – Ничего против тебя не имею. Между нами все хорошо.
– Что? Я не расслышала, что ты сказал, – перекрикивает Саммер музыку.
Склоняясь к ее уху, с удивлением отмечаю, что почти не приходится сгибаться. Она выше большинства девчонок, ее рост где-то 175 или 177 сантиметров, а поскольку я 187 и привык ощущать себя гораздо выше женщин, то это выглядит необычно.
– Сказал, что у нас все хорошо, – повторяю я, но, неверно оценив расстояние между ухом Саммер и своим ртом, утыкаюсь в нее губами. По телу девушки пробегает ощутимая дрожь.
По моей спине пробегают мурашки, потому что наши губы совсем рядом. Она чертовски вкусно пахнет, каким-то завораживающим сочетанием ароматов: жасмина, ванили и… сандала, что ли? От такого аромата можно кончить. И это не говоря уже о платье. Белое, без бретелек, настолько короткое, что едва прикрывает бедра.
Святые, мать их, угодники!
Быстро выпрямляюсь, чтобы не натворить глупостей и не поцеловать ее. Вместо этого делаю большой глоток пива. Оно попадает не в то горло, и я разражаюсь кашлем, как какой-нибудь чахоточный из восемнадцатого века.
Красиво вышел из положения.
– Ты в порядке?
Когда кашель прекращается, я замечаю лукавый взгляд зеленых глаз. Губы Саммер изогнуты в дьявольской ухмылке. Она прекрасно знает, что возбуждает меня.
– В порядке, – хриплю я; в этот момент трое размалеванных парней подходят к бару и врезаются в Саммер. Она спотыкается, и уже в следующую секунду я держу великолепную, сладко пахнущую женщину в своих объятиях.
Она смеется и хватает меня за руку.
– Ну же, давай выбираться из этой толпы, пока нам синяков не наставили.
Я зачем-то позволяю себя увести.
Мы располагаемся за высоким столиком у перил, отделяющих основное пространство бара от маленького дерьмового танцпола. Быстро оглядевшись, обнаруживаю, что большинство моих друзей пьяны в стельку.
Майк Холлис, мой сосед по комнате, трется о симпатичную брюнетку, которая вроде бы нисколько не возражает. Это он настоял, чтобы мы поехали в Бруклин, а не остались в Бостоне. Он хотел отметить Новый год со старшим братом, Броуди, который исчез, как только мы появились. Похоже, Холлис решил утешиться с девушкой, потому что брат его кинул.
Другой наш сосед, Хантер, танцует с тремя девушками одновременно. Они все чуть ли не облизывают его лицо, а одна без стеснения запустила руку ему в штаны. Хантер, естественно, в восторге.
Как все поменялось за год. Прошлой зимой он избегал женского внимания, говорил, что оно заставляет его чувствовать себя подлецом по отношению к фанаткам. Теперь, похоже, научился в полной мере использовать преимущества, которые дает игра в хоккейной команде университета Брайар. И, поверьте, этих преимуществ не счесть.
Будем откровенны: в большинстве университетских городков девчонки предпочитают трахаться со спортсменами. У футболистов выстраивается целая очередь из болельщиц группы поддержки, мечтающих переспать с квотербеком. У баскетболистов число поклонниц вырастает в два или три раза вовремя «Мартовского безумия»[5]. Что уж говорить о хоккейной команде Брайара, на счету у которой дюжина чемпионатов «Фрозен Фор», а количество трансляций игры по центральному телевидению больше, чем у любого другого университета в стране? Хоккеисты – боги.
За исключением меня, конечно. Да, я играю в хоккей. И у меня это определенно хорошо получается. Но «бог», «жеребец», «суперзвезда» – это не про меня. Я ботаник до мозга костей. Ботаник, который притворяется богом.
– Хантер в ударе. – Саммер окидывает взглядом свиту моего друга.
Диджей переключился с электронной музыки на список «Топ-40 хитов». К счастью, он и громкость уменьшил, вероятно, в преддверии отсчета времени до наступающего нового года. Еще тридцать минут, и я смогу сбежать.
– Точно, – соглашаюсь я.
– Я под впечатлением.
– Да?
– Определенно. Парни из Гринвича обычно недотроги, хоть и пытаются это скрывать.
Интересно, откуда она знает, что Хантер из Коннектикута? Не заметил, чтобы они много общались сегодня. Может, Дин сказал? Или может…
Или, может, мне насрать, откуда Саммер знает. Если для меня это важно, значит, странное покалывающее ощущение в груди не что иное как ревность. А это, прямо скажем, неуместно.
Саммер еще раз оглядывает толпу и бледнеет.
– О Боже. Старший. – Она складывает ладони рупором и кричит: – Держи язык при себе, Уродец!
Невольно смеюсь. У Дина нет шансов ее услышать, но, видимо, у него есть какое-то шестое чувство, потому что он вдруг прекращает целовать свою девушку. Парень поворачивается к нам и, заметив Саммер, показывает средний палец.
В ответ она посылает воздушный поцелуй.
– Какое счастье, что я единственный ребенок в семье, – замечаю я.
– Нет, ты много потерял, – ухмыляется Саммер. – Изводить братьев – одно из моих любимых развлечений.
– Я заметил.
Она называет брата Уродцем. Воспитанные люди детские прозвища в этом возрасте уже не используют. Однако Дин зовет ее Козявкой, возможно, она права, что не остается в долгу.
– Сегодня Уродец заслуживает, чтобы его хорошенько помучили. Не могу поверить, что мы тусуемся здесь, – ворчит Саммер. – Когда он сказал, что будем отмечать Новый год в городе, я подумала о Манхэттене. Но вместо этого они с Элли потащили меня в ужасный Бруклин. Чувствую себя обманутой.
– А что не так с Бруклином? – фыркаю я. – Где-то здесь живет отец Элли, разве нет?
Саммер кивает.
– Завтра они планируют провести день вместе. А что касается ответа на твой вопрос… Раньше здесь было круто, пока все не заполонили хипстеры.
– Хипстеры еще существуют? Я думал, эта чушь уже в прошлом.
– Боже, нет. И не верь, если кто-то утверждает обратное, – она в шутку дергается, будто от отвращения. – Все вокруг еще кишит ими.
Последнее слово Саммер произносит таким тоном, словно речь идет о переносчиках жуткой неизлечимой болезни. Хотя, в чем-то она права: если присмотреться к толпе, можно заметить винтажные наряды, до невозможности зауженные джинсы, сочетание старомодных аксессуаров с современными гаджетами и наличие растительности на лице у каждого второго мужчины.
Потираю собственную бороду, гадая, превращает ли эта деталь меня в хипстера. Всю зиму я отпускал растительность на лице в основном потому, что так теплее в суровую непогоду. На прошлой неделе на нас обрушился холодный циклон невиданной силы. Я чуть яйца себе не отморозил.
– Они такие… – Саммер медлит, подбирая нужное слово, – …придурки.
– Не все, – смеюсь я.
– Большинство, – сообщает она. – Вон видишь ту девушку? С косичками и челкой? На ней кардиган от Prada стоимостью в тысячу долларов… и с ним она нацепила пятидолларовую майку, которую ей, видимо, выдали в Армии спасения[6], и странные туфли с кисточками из Китайского квартала. Кошмар!
– С чего ты взяла, что кардиган такой дорогой? – хмурюсь я.
– Потому что у меня есть такой же, только серый. Кроме того, уж Prada я ни с чем не спутаю.
В этом я не сомневаюсь. Ее, наверное, с рождения наряжали в дизайнерские ползунки. Саммер и Дин родом из очень богатой семьи. Их родители – успешные адвокаты, каждый из которых уже владел состоянием до брака. Теперь они мегабогатая суперпара и могут купить небольшую страну без особого ущерба для семейного бюджета. Я гостил в их пентхаусе на Манхэттене пару раз и остался чертовски впечатлен. У них есть особняк в Гринвиче, пляжный домик и еще куча недвижимости по всему миру.
Что до меня, то я едва тяну арендную плату за таунхаус, который делю еще с двумя парнями. Мы до сих пор в поисках четвертого соседа по комнате, и, как только он найдется, моя доля станет меньше.
Не стану лукавить: тот факт, что Саммер живет в пентхаусах и носит шмотки стоимостью в тысячи долларов, слегка удручает.
– Все равно хипстеры – это отстой, Фитци. Нет уж, спасибо. Я лучше… о-о-о! Обожаю эту песню! Я получила пропуск за кулисы на ее шоу в Гарден в прошлом июне, и это было сногсшибательно.
Да у нее запущенный СДВГ[7], дружище.
Прячу улыбку, а Саммер полностью забывает, как только что призывала чуму на головы всех хипстеров мира. Она начинает кивать головой в такт песни Бейонсе, а высокий конский хвост активно покачивается под ритм трека.
– Ты уверен, что не хочешь потанцевать? – с мольбой в голосе спрашивает она.
– Совершенно.
– Ты чудовищен. Сейчас вернусь.
Через мгновение девушки уже нет рядом, а спустя секунду я обнаруживаю ее на танцполе: руки вытянуты вверх к софитам, волосы, собранные в хвост, растрепались, бедра двигаются под музыку.
За ней наблюдают и другие. Море жадных глаз следит за фигурой в белом платье. Саммер не замечает этого или не хочет замечать. Девушка танцует, ни капли не стесняясь, принимая себя такой, какая есть.
– Господи, – подойдя к столику, хрипит Хантер Дэвенпорт. Как и у большинства мужчин вокруг, в его взгляде, обращенном на Саммер, читается настоящий голод – другого определения тут не подберешь.
– Похоже, она не забыла, как танцуют чирлидерши. – Хантер с одобрением косится в сторону Саммер. Заметив недоумение на моем лице, добавляет: – Она была чирлидершей в средней школе, да и в танцевальной группе состояла.
Когда он успел вытянуть из нее столько подробностей?
Неприятное покалывающее ощущение возвращается, поднимаясь вверх по позвоночнику.
Однако это не ревность.
– Чирлидинг и танцы, да? – небрежно спрашиваю. – Это она тебе так сказала?
– Мы ходили в одну школу, – признается он.
– Да ладно.
– Ага. Я учился классом младше, но, поверь, там каждый парень, если он не гей или импотент, наизусть знал танцевальную программу Саммер Ди Лаурентис.
Кто бы сомневался.
– Пойду отолью, а потом возьму еще выпить. – Хантер хлопает меня по плечу. – Тебе принести чего-нибудь?
– Нет, мне пока хватит.
Не знаю почему, но я рад, что Хантера нет рядом, когда Саммер возвращается за столик с раскрасневшимися от танцев щеками.
Несмотря на мороз за окном, она решила не надевать чулки или колготки. У нее стройные великолепные ноги, как сказал бы мой старик, от ушей. Они могли бы так сексуально обхватить меня. Белое платье чудесно оттеняет густой золотистый загар. Почти невозможно оторвать глаз от Саммер, она выглядит такой сияющей и ухоженной.
– Так ты… – Я прочищаю горло. – Будешь учиться в Брайаре в этом семестре?
Спрашиваю, только бы отвлечься от ее сводящего с ума тела.
– Ага, – восторженно кивает Саммер.
– Наверное, будешь скучать по Провиденсу? – Мне известно, что первый и второй курс, а также один семестр третьего она проучилась в отделении Браун. А ведь это составляет половину всего времени обучения в университете. На ее месте я бы возненавидел необходимость начинать все с чистого листа.
Но Саммер мотает головой.
– Да не особо. Я не в восторге ни от города, ни от местного учебного заведения. Ходила туда лишь потому, что родители мечтали видеть меня в Лиге Плюща, а в их альма-матер, Гарвард и Йель, мне не удалось поступить. – Она пожимает плечами. – А ты хотел попасть именно в Брайар?
– Определенно. Я был наслышан о курсе изобразительного искусства. И, само собой, хоккейная команда тут крутая. Мне предложили полную стипендию, если стану за них играть. Так могу учиться тому, что мне действительно интересно, так что… – Пожимаю плечами.
– Это очень важно. Заниматься любимым делом, я имею в виду. У большинства людей нет такой возможности.
Во мне вдруг вспыхивает любопытство:
– А чем ты любишь заниматься?
– Скажу, когда сама пойму, – самокритично ухмыляется в ответ Саммер.
– Да брось. Должно же быть что-то, чем ты увлекаешься.
– Ну, раньше я увлекалась всяким разным: дизайном интерьера, психологией, балетом, плаванием. Проблема в том, что мне все быстро надоедает, интерес угасает. Наверное, я еще не нашла долгосрочное увлечение.
Откровенность Саммер немного удивляет. Сейчас она кажется более прагматичной, чем раньше.
– Я хочу пить, – объявляет она.
Подавляю желание закатить глаза, потому что обычно это означает «пойди и купи мне выпить». Однако выходит не так. С озорной улыбкой Саммер выхватывает из моей руки бутылку пива. На короткий миг наши пальцы соприкасаются, и я делаю вид, что не заметил электрического разряда, пробежавшего вверх по руке. Наблюдаю, как Саммер обхватывает ладонью бутылку «Бад Лайт» и делает большой глоток.
У нее маленькие руки, тонкие пальцы. Нужно быть искусным художником, чтобы передать это интригующее сочетание хрупкости и уверенности движений на рисунке. Ногти короткие, округлые и покрытые французским маникюром – или как он там называется, – что кажется простоватым для такой, как Саммер. Я ожидал увидеть очень длинные когти, выкрашенные в розовый или пастельный цвета.
– Опять принялся за свое. – В ее тоне улавливается раздражение.
– За что я принялся?
– Отгораживаешься от меня. Побрюзгиваешь.
– Такого слова не существует.
– Кто тебе сказал? – Саммер делает еще глоток пива.
Взгляд мгновенно приковывается к ее губам.
Проклятье, я должен это прекратить. Она не в моем вкусе. При первой встрече у нее на лбу было написано: «девушка из женского студенческого общества». Дизайнерские шмотки, море блондинистых локонов, идеальное лицо.
Я тоже не могу быть в ее вкусе. Понятия не имею, почему она встречает Новый год, общаясь с таким неряшливым, татуированным бандитом.
– Извини. Не умею много болтать. Не принимай это на свой счет, ладно? – Возвращаю свою бутылку обратно.
– Хорошо, не буду. Но если не хочешь разговаривать, развлеки меня другим способом. – Саммер подбоченивается. – Предлагаю поцеловаться.
О проекте
О подписке