Там Янгред провел последние годы, виртуозно выживая в распрях сводных братьев. Покойный король Эндре, скорее всего, столь фатально переел за ужином курицы именно стараниями сыновей. Тройняшки Харн, Эрнц и Ри́трих так и не поделили свалившуюся на них власть; вместо этого они, поделив лишь регалии – корону, скипетр и Огненную книгу законов, – издавали взаимоисключающие указы и плели интриги. Это занимало большую часть их дней, однако Свергенхайм еще стоял – стоял и, даже качаясь, почти не бедствовал. Народ забавлялся, судя по количеству складываемых трактирных песенок; не скучал двор: знать и священство делились на партии и строили свои – поменьше – козни. Все были при деле, и, благо, «дело» пока напоминало, скорее, разборки в семье, чем междоусобную войну. Пусть, рано или поздно интриги неминуемо увенчает предсказуемый финал – смерть двоих из братцев. Порой Янгред ждал этого, надеясь, что станет спокойнее. А вот обязанности его вряд ли изменятся. Оборонять пролив; обучать солдат техникам, перенятым у соседей; рассуживать споры вассалов и следить, чтобы страна не вляпалась в какую-нибудь невыгодную войну, – Янгреду было чем заняться, хотя и не сказать, чтобы занятия его устраивали. С братьями – хилыми, склочными, бледными копиями отца, не унаследовавшими ни его храбрость, ни даже его рыжесть, – Янгред скучал. Вернувшись, он нашел Свергенхайм уже в их руках – без отца, без умерших еще до него королевы-супруги и королевы-матери. Этот неизменно пылающий, неизменно ледяной и неизменно переживающий неприятности мирок он и решил оборонять – пока не охватит тяга снова бежать. Свыкся. Тяги долго не было, но и чувство дома, которое он искал, не пришло. А потом Три Короля вдруг разом клюнули на странную наживку. С неожиданной стороны.

…Теперь, когда вид изменился, Янгред рассматривал поля, зелеными лоскутками стелившиеся по обе стороны широкой дороги. Поля то и дело сменяли чащи, а их – белобокие деревеньки, не временные, не жертвуемые каждый год пламени, а возведенные основательно, надолго. Судя по молодой пшенице, по траве, по пасущемуся скоту, здешний год шел вовсю, в то время как в Свергенхайме он вот-вот должен был завершиться. Было тепло: местный климат смягчали какое-то морское течение и невысокая горная гряда. Янгред слышал, будто здесь, в отличие от приютившейся в междуречье столицы, даже нет снега.

– Трудно поверить, что похожие края скоро будут наши… да, ваше огнейшество?

Хайра́нг догнал его на своей резвой кобыле и поехал рядом. Всмотревшись в худое лисье лицо, Янгред отчетливо увидел в серо-зеленых глазах тень собственного восхищения – восхищения чужим благоденствием. Оба они, даром что знатные офицеры, были сейчас как оборванцы в пиратской сокровищнице: глядели и не могли наглядеться. И так, наверное, ощущало себя большинство солдат.

– Трудно, – ровно подтвердил он. – И я не спешил бы верить. О Хинсдро Всеведущем говорят, что он хитер. Придется очень пристально следить за дисциплиной.

– А сколько заплатить кровью… – Хайранг прищурился, поднимая голову к солнцу. От движения, быстрого, но изящного, несколько шелковистых светло-рыжих прядей тут же упали за спину. – Но это того стоит.

– Пожалуй.

Опасаясь наветов, Янгред избегал заходить во встречные селения на постой; ночи солдаты проводили в лесах. Он не сомневался: каждую взятую у кого-то курицу, кусок хлеба, просто взгляд в сторону женщины – все может припомнить тот, кто призвал наемников. Так что отряды шли мимо, а местные к ним не приближались – не слыша стрельбы, не встречая злобы, не узнавая серых знамен с цветными языками пламени. Не было проблем на границе, никого не выслали навстречу и позже. Не совалась городская стража – лишь на отдельных витках маршрута, держась на расстоянии, части провожали конные отряды стрельцов. Возможно, все здесь просто знали о сделке, но не хотели первыми открывать рот. Далеко все же, до столицы не докричишься, если что.

– Я отправлял разведчиков, – снова подал голос Хайранг. – Осфолатцев в окрестностях нет, кажется, путь чист.

– Да, – без удивления кивнул Янгред. – Здесь пока верны царю, здесь всегда было благополучно и мало что изменилось. Поэтому он и выбрал для встречи такое место…

Он помедлил. Замечание просилось, но не многовато ли он придирался к Хайрангу в последнее время? Дошел до того, что даже привычные утонченные жесты раздражают, хотя раньше по-доброму смешили, дразнить заставляли: «принц Лис». И все же он сказал:

– Послушай, я ценю твою предусмотрительность, но напоминаю: разведка должна быть осторожной. Местные могут испугаться чужаков, шныряющих туда-сюда. Нам нельзя привлекать лишнее внимание, пока я не встречу царского военачальника.

– Как скажете, – смиренно отозвался Хайранг. – Ваше огн…

И снова захотелось одернуть, сильнее. Стало досадно: давно они не говорили на «ты». В детстве, до того как Янгред сбежал в Ойгу, было только так, но по возвращении уже нет. Ничего: ни «принца Лис», ни крепкой дружбы, ни даже простого «ты». О замечании Янгред сразу пожалел. Хайранг и так все знал, был одним из самых способных офицеров кампании, куда осмотрительнее, чем сам Янгред. И вышколенные разведчики его – как есть лисицы.

– Это титул для тех, кто уже седеет, – с напускной безмятежностью сказал Янгред. – Я понимаю, что тебя только что повысили и ты не чаешь, чтобы повысили еще, но лесть тут…

Хайранг перебил его с ровной полуулыбкой:

– К волосам без седины он подойдет лучше. И если кампания будет удачной, вы заслужите его как никто другой.

Не понял или сделал вид, что не понял. И неважно, не скажешь ведь прямо, что грызет. Янгред хмуро отвел глаза. Еще и награду пророчит. Этот предмет разговора нравился ему еще меньше.

– Не будем загадывать, – тему он решил не продолжать и, раз ужалили его, жалить дальше. – И еще. Пожалуйста, не оставляй части надолго. Несколько рыцарей тут говорили о вылазке в город на следующем привале: о хорошеньких крестьянках и каком-то местном медовом напитке. Ты же понимаешь, чем это чревато?

– Да? – Не поворачиваясь, Янгред знал, что в лицо Хайрангу бросилась краска. Он ненавидел беспорядок и шатание, особенно – чисто походные проблемы, связанные с тем, что кто-то возжелал самоволку. – Я не допущу, спасибо! Вот же…

Нет, зря было замечание. Чего не удержался? И как чинить такую дружбу?

– Желание простительно. Люди устали. – Вздохнув, Янгред слегка пришпорил коня. – Недолго осталось до этой… как же… Инады. Ободри их. Но не отпускай. Ясно, Лисенок?

Так переводилось имя Хайранга, так его – сына одного из баронов, своего крестника, – звала королева-мать. Янгреда она – тоже по дословному древнему переводу имени – звала Зверенышем. И сами они в шутку звали друг друга этими прозвищами, когда, играя в лазутчиков, писали тайные письма. Когда-то. Сколько прошло?..

– Как скажете, ваше огнейшество, – прозвучал наконец ответ. Янгред знал, что в его лице ничего не дрогнуло. Огнейшество так огнейшество.

Хайранг его покинул и тут же начал кого-то распекать с видом озадаченной няньки. Янгред криво улыбнулся: а ведь когда-то, без званий еще, лихо гнали бы вперед вдвоем, смеясь и вопя, с восторгом озирая окрестности. Ну и пусть. Все теперь иное, не только слова, которыми можно друг друга звать. Янгред тоже запрокинул лицо к солнцу. В здешних землях оно светило мягко, приветливо. Пахло не камнем и снегом, а сеном и рекой, дышалось так свободно, что кружилась голова. За одни эти запахи и ветер можно было простить и принять многое. Тем более – глупость братьев.

Янгред не помнил, кто первым наскочил на него с восторженными разглагольствованиями о «дельном дельце». Он бы и ухом не повел, если бы дальше не последовало «разживемся землей!». Встревоженный, он решил послушать, а братец (Ритрих, кажется), вальяжно забравшись на трон, уже расписывал головокружительные перспективы «совсем-совсем не войны, просто маленькой прогулки». Как оказалось, и впрямь головокружительные, но разве что в своей мутности.

Понаслышке Янгред знал: соседнее царство – Дом Солнца – бедствует. Под откос там все покатилось, когда правитель повредился рассудком и убил себя и семью. С пресечением династии настало Великое Безвластие: начали отделяться земли, заволновались крестьяне, железнокрылые людоеды повадились воровать скот, да и воины Луноликих кое-что аннексировали. Страна разваливалась на глазах, но выискался новый царь, из бояр, и навел порядок. Это дорогого стоило: возвращая территории и отваживая притязателей, полегли две трети армии, от неурожаев и разрушений истощилась казна. Тем не менее волнения улеглись. Может, новый царь и не был Всеведущим, но управлять людьми умел. Союзников он наградил и возвеличил, голодающих накормил, с бунтующими примирился. Возобновилась торговля самоцветами, золотом, мехами и древесиной. Зазеленели поля. Деньги Хинсдро вкладывал в дороги, в укрепление городов, в постройку крепостей на границах. Последнее имело двойное дно: к границам он усылал служить тех, кого не желал видеть или опасался держать близ себя. В отличие от Вайго, он презирал фаворитизм, доверял лишь паре-тройке бояр. Многие воеводы оскорбились и отказались, молодежь в глушь тоже не рвалась. Крепости стояли, но гарнизоны были слабыми, однажды это подвело царя, но несколько спокойных лет он выиграл. А вот соседи за это время стали относиться к Дому Солнца иначе. Если доброго, пусть вспыльчивого и чудаковатого Вайго любили, то теперь мало кто вообще заезжал ко двору Острары. Дипломатом Хинсдро был холодным, послы возмущались, что пиры его напоминают порой допросы. Слишком опасался боярский царь лунных, так и не признавших легитимность его власти. На каждом шагу теперь видел козни ненавистного Осфолата.

– И это нас сближает! – воскликнул брат, перестав наконец ходить вокруг да около.

«Дельце» заключалось в том, что король Сивиллус затеял жестокую интригу: отыскал где-то якобы уцелевшую дочь Вайго. С ней лунные войска уже пересекли солнечную границу и захватывали город за городом, собираясь «спасти заблудших братьев». «Братьев» – жителей Острары, некогда единой с Осфолатом, а «спасти» – вероятно, воссоединить древнюю империю, посадив на трон девчонку. Хинсдро, конечно, этого не хотел. Тройняшки тоже проявили в вопросе единодушие. Иметь под боком такого соседа! Огромного, дружащего с людоедами! Острара не была Свергенхайму союзником, но, в отличие от Осфолата, никогда не покушалась на его земли. На Пустоши до сих пор помнили войну, в которую пришлось ввязаться, чтобы уберечь от загребущих лунных лап пролив Ервейн. Поэтому, когда Хинсдро начал переговоры о возможном союзе, Три Короля и сами готовы были поквитаться с Луноликими. Окончательно они приняли решение – конечно же, наплевав на необходимость посоветоваться с кем-либо, – выяснив, какую царь назначил цену.

– Он отдаст нам какую-то долину! Три огромных города и все между ними. Поля и леса, речки и озера! Ты понимаешь, что это значит, Янгред? Понимаешь?

На этом месте брат пришел в волнение, мотнул кудрями, вскочил и попытался поймать Янгреда за две широкие цепи, украшавшие его плащ. Попав в захват, он передумал; охая и шипя, принялся растирать собственную руку, засопел. Внимать возражениям он не стал. Следом, в тот же день, веское слово сказали Харн и Эрнц. Они, при всей взаимной неприязни, искренне хотели получить землю для людей, воплотив мечты нескольких поколений. Им пообещали слишком большой кусок, чтобы они задумались, как не подавиться. К тому же…

– К моменту, как мы соберем армию, кончится год, – успокаивали Янгреда на прощание в тронном зале. Скорее всего, это говорил Эрнц, но, может, Харн в хорошем настроении. – Те, кто останется, возделают землю. А к сбору вы наверняка вернетесь.

– А сколько из нас вернется? И какими? Ты думал об этом? – резонно спросил он.

Брат закатил водянистые синие глаза.

– Помилуй, Янгред. Там глупая мелкая девчонка, осфолатцы, которых мы уже били, и пара горсток дикарей. Да и не вам одним придется делать работенку, царь обещал войска. – Он помедлил и подмигнул. – Хм. Ну а если время подожмет – просто повернете. В конце концов…

«В конце концов, кому какое дело?» – вот что читалось в его взгляде. Ожидаемо для тройняшек, но Янгред отчего-то и поныне слышал желчные непроизнесенные слова. Тогда же, рассерженный, он холодно перебил:

– На полпути? Мы вообще-то тоже даем обещания, подписываем бумаги…

«Помогаем людям, оказавшимся в беде». Но этого не произнес уже он: наивно звучало. Скрипнул зубами – даже не рявкнул, а братец все равно опасливо попятился.

– Бумаги, бумаги… – проворчал он и развел руками. – Бумаги теряются, Янгред, горят, переписываются… – Осмелев, он опять немного подошел, прищурился и понизил вдруг голос до приторного шепотка. – Есть много вариантов. Надеюсь, мне не нужно тебя учить, ты же опытнее.

Янгред молча разглядывал его – узкое, но притом почти квадратное лицо, блеклые ресницы, капризные пухлые губы – последнее было фамильной чертой и раздражало даже в собственной внешности. В который раз он задался вопросом, как у двоих очень красивых людей – блистательного огненного Эндре и темнокудрой шелковой полукровки Эрлейль – могло родиться нечто настолько невзрачное, да еще помноженное на три. Брат улыбнулся до ямочек на щеках. Это его немного украсило, но только на секунду.

– Ну вот, к примеру, если у них вдруг будут проблемы с исполнением своих гарантий… нельзя ведь возвращаться с пустыми руками, да? Придумаешь что-нибудь?

Желание схватить его за подмышки и приподнять, а потом ласково поинтересоваться: «Ты за кого меня принимаешь?» было сильным, но, как и нередко, Янгред сдержал его и лишь нервно рассмеялся.

– Мародерство и аннексия? Значит, такой у вас уговор с их царем?

Брат и тут не дернул бровью, более того – заговорил как с ребенком:

– Янни. Янни. Янни. Главная прелесть участия в чужой войне – то, что, как ни крути, мы что-нибудь с нее поимеем, рано или поздно. Но ты же понимаешь… – он хохотнул, – что именно мы хотим больше и скорее всего на свете?

– Понимаю. – Янгред передразнил его слащавый голос. – Леса, речки, птички, цветочки.

– А знаешь, что самое забавное? – Поднявшись на носки, брат даже смог развязно приобнять его за плечи. Янгреда не забавляло ничего, но он уточнил:

– И что же?..

Брат снова заулыбался, а потом даже потер руки. В своих словах он был, похоже, уверен.

– Чтобы получить это, нужно всего-то играть честно и требовать такой же честной игры в ответ. А ты у нас всегда был честным. Ну что, вперед? Леса, речки, цветочки… и высокие моральные идеалы, а?

Так на Янгреда и свалилась эта кампания. Вовремя: желание передушить венценосных родственников уже с трудом удавалось сдержать. Чистый на первый взгляд уговор – военная помощь за деньги и землю – в деле выходил шитым кое-как. Не расправишься с Осфолатом к урожаю – бросай союзников в бою; не доплатят – грабь их почем зря; а еще всегда можно быть убитыми ни за что ни про что. Да и… От новой мысли расхотелось радоваться теплу. Янгред хмуро уставился вперед, поджимая губы.

В Инаде его должны были встретить – кто-то из полководцев, с кем предстояло вести кампанию. Ожидаемо, резонно: что он сам бы делал, как ориентировался бы в незнакомых краях? Здесь не бывали жители Пустоши, а кто бывал, не заходил далеко. Да и местным частям, конечно, был нужен свой командующий, они не слушались бы чужака. Но одна мысль о заросшем дикаре, убежденном, что в атаку надо мчать с барабанами, а бросать легковооруженную пехоту на пикинеров правильно, наводила тоскливый ужас.

Что Янгред знал об острарцах? Прежде их боялись, хотя вооружены они были по меркам цивилизованных королевств скудно, да и техники их отставали на пару десятилетий. Но они брали отвагой, удалью, на удивление хорошими командирами, а еще, что важно, количеством. С ним-то и выходило скверно: при Хинсдро армия сократилась. Вооружение еще больше устарело, от службы повально уклонялись, а новобранцев некому было учить: из великих воевод времен Вайго лишь единицы присягнули боярскому царю, прочие покинули Дом Солнца и подались в наемники. И если лучшие остатки воинства – некое Первое ополчение – ныне защищали столицу, кого мог вести в Инаду человек царя? И какой человек?

Поняв, что круг мыслей замкнулся, Янгред осмотрелся. Поблизости виднелись приземистые, увитые плющом дома; над крышами клубился белый дым. За ними наливалось багрянцем небо; над головой оно, наоборот, подернулось сиреневой синевой. Вечер не крал у земли тепла, лишь одаривал ее красками, как жених невесту, не то что на Пустошах, где сумерки несли лишь уныние и промозглость. Красиво… но глаза нужно было отвести.

Притихли ехавшие сзади, многие потупились. Янгред снова пришпорил коня и зычно велел:

– Поспешим!

Приказ подхватили. Понесли дальше.

Лучше было достичь леса раньше, чем совсем стемнеет и начнут зажигаться огоньки. Янгред знал по себе и замечал по людям: теплый свет чужого крова даже у праздных путешественников – не то что у бесприютных скитальцев – вызывает щемящую тоску. Она была не нужна. Судя по карте, не так далеко лежало место встречи с царевыми людьми. Там примут как подобает. Там станет легче.

Въезжая под хвойный полог, Янгред услышал пение в одном из окраинных домов, сзади. Дети, сидевшие на крыше, нестройно прощались с солнцем – лилась одна из местных молитв; то тянулась, то взлетала короткими трелями. В три детских голоса вплелся четвертый – девичий, покрепче и постарше. А потом, как по ворожбе, его подхватили птицы.

Песня стихла так же быстро, как началась. Отворачиваясь, Янгред почти почувствовал, как в этом окраинном доме вспыхнул первый желтый огонек.