Читать книгу «Высотка» онлайн полностью📖 — Екатерины Завершневой — MyBook.

Первое сентября

Первого сентября к нам пришли зубры – физхимики, твердотельщики, материаловеды с мировым именем, аспиранты и старшекурсники. Рассказывали о головокружительных перспективах и новых методах, голова кружилась черт знает от чего, может быть, и от перспектив. Ядерномагнитный резонанс, сокращенно ЯМР, у нас им занимается Кричевский, по списку в его лабораторию идут…

Трое наших и трое кубинцев, которых родина откомандировала, а русскому языку не научила; но это ничего, они рады и так; улыбаются, пританцовывают, а уроки русского начнутся завтра. Кричевский красавец, но резонанс – это не мое. Я попадаю в лабораторию высокотемпературной сверхпроводимости, сокращенно ВТСП, нас там пруд пруди, свеженькое направление, а между тем уже разработаны доступные для массового производства полимерные материалы, которые… Может быть, кому-то из вас повезет и он откроет… А вообще желаем побед во всех областях, не только в науке, потому что у вас начинается самый интересный, самый насыщенный жизненный период…

– Самое интересное тут – это столовка, сказал кто-то прямо над моим ухом. – Если вовремя не влезть в очередь, будешь ходить голодным до вечера.

Обернулась: смеющиеся глаза, узкие губы – тот самый, с лестницы. Как его зовут-то? Без пиджака, в понтовой джинсовой курточке. Только этого не хватало.

– Значит, ты вэтээспэшница? Поздравляю. Помрешь от скуки месяца через два. Будете смешивать, греть, капать на подложку, сканировать, потом опять смешивать, греть, капать и так без конца. Наукой тут и не пахнет, скорее аптекой. Милая барышня в белом халатике. У них в лабе есть одна, Ирина. Познакомитесь, все веселей будет. Извини, что я сразу на ты, предпочитаю без церемоний.

Наша сто двенадцатая не просто учебная группа, это исследовательская площадка, и многие из вас уже попробовали свои силы… Пять победителей и участников международных олимпиад, три печатных работы, мы отобрали вас…

– …у конкурентов, – продолжал комментировать тот самый голос, – у сто одиннадцатой. Там участников вдвое больше, потому что чистая физхимия куда круче нашей, полуприкладной. А тебя за что отобрали? Ты участница?

– Нет. А ты?

– Типа того. Только я не международник, а всесоюзник. Международники в сто одиннадцатой, а мы рылом не вышли. Как тебя вообще угораздило сюда попасть?

(Опять двадцать пять! Не буду же я, в самом деле, рассказывать:

• о чудесно гладких пробирках, в которых даже обыкновенная вода выглядит как слеза единорога или эликсир вечной молодости;

• о круглых колбах для пучеглазых рыб, неизвестных науке биологии;

• о бомбочках-бертолетках под ковриком у соседей;

• о силикатных водорослях и кристаллах медного купороса, сине-зеленых сокровищах пиратских кораблей;

• о фараоновой змее и берлинской лазури – великолепно звучит! и разве этого мало?..)

– Трудно сказать. Наверное, случайность.

– Честный ответ, хвалю. Давай руку и линяем, здесь ловить нечего. Сейчас я выцеплю вон того видного ученого, он проведет нам индивидуальную экскурсию по универу. Мой земляк, Ридна Украйна. А ты москвичка?

Рука была невозможно худая, как будто он в столовой никогда не пасся, а перебивался кое-как на подножном корму. Траву жевал, например. Я посмотрела на него повнимательней, пока он шептался с земляком. Нет, этот траву жевать не станет. Кого же он мне напоминает-то?.. Овчарку, точно! Немецкую овчарку чистых арийских кровей. Такие мальчики нужны Германии, сказал бы Олежка. Уж он припечатает так припечатает.

Земляк, поздоровавшись со мной, представился:

– Богдан. Редкое имя, легко запомнить. А Баев у нас молодец. В группе три девушки – и он уже перехватил самую красивую. Ну что, обедать?

Они решили меня смутить и обезоружить, или так, шутки шутят? Игнорируем. Запрашиваем подкрепление.

– У меня встречное предложение – давайте возьмем Олежку, он тоже голодный, он вообще без еды жить не может.

– Не бойтесь, – засмеялся Богдан, – Баев вас не съест, он занят. Правда, Саныч?

– Сдал как стеклотару, – буркнул Саныч, – и рад-радешенек. Ты, можно подумать, свободен.

В столовой было людно, но Баев сразу ввинтился в очередь, которая, повозмущавшись, расступилась. Стояли, стояли, вон за тем светилом науки. Как, девушка, вы не знаете, что он светило? Сейчас расскажу…

Я никогда раньше не была во взрослой столовой и растерянно оглядывалась по сторонам; меню в одном углу, раздача в другом, названия блюд ничему соответствуют – по внешнему виду сложно опознать, гуляш это или котлета, или печенка в сметане, все одинаково несимпатичное на вид. Не щелкай клювом, бросил мне Баев, принимая у распаренной работницы столовой тарелку, политую чем-то коричневым. Тут все несъедобно, но питаться надо, иначе протянешь ноги. Мне то же самое, сказала я распаренной. Она шмякнула то же самое на тарелку, но соуса явно пожалела.

– Вы только посмотрите на нее, – хихикал Баев за столом, – собрала все цвета радуги – тут тебе и свеколка, и морковочка, и зеленое яблочко. Как будто палитру подбирала, а не комплексный обед. Художественный склад у девушки, а она в химики подалась. Это какая-то ошибка природы. Химия, знаешь ли, портит руки и иногда лицо. Видела Коренева? Нет еще? Он у нас будет вести малый практикум. У него один глаз стеклянный, не шучу. Говорят, по молодости заглянул в лазер, очень захотелось посмотреть.

– Оставь девушку в покое, – сказал Богдан, – они у нас и так не задерживаются. Программа трудная, спецкурсы, математика с мехмата… Вы уже, наверное, обратили внимание, в методичке… Не обратили? А посмотрите вечерком. Если что – всегда рад помочь.

– Какой ты быстрый, – вмешался Баев, – помогать буду я. Хотя ей сейчас методички рановато открывать. Для начала надо научиться выживать в столовке, это же разбойничье гнездо. Запросто могут подсунуть кормовую свеклу вместо сахарной. Или от мертвого осла уши. Вкусный гуляш?

– Вообще-то не очень.

– Привыкай, теперь это твоя основная пища. Не бойся, козленочком не станешь. Я вот не стал.

– Помолчал бы лучше, – сказал Богдан, – видела бы тебя твоя мама.

– А что мама? Мама осталась бы довольна. Я соблюдаю ее главный завет – не бутербродничать. Даже суп иногда беру. Допивай свой свекольный компот и пошли. Ты не знала, что он свеклой крашеный? Ну ладно, ладно, не буду.

– Куда – пошли?

– Для начала учебники получим. Ты ведь не собираешься их таскать на себе, правда? Потом покажу тебе весь этот величественный комплекс, выстроенный во славу науки, а часиков в восемь посажу в метро, у меня дальше делишки кое-какие есть. Ну, годится идейка?

После обеда Богдан отделился от нас, ему нужно было возвращаться на кафедру. Баев утих, перестал хохмить и даже ненадолго сделался мрачным. Мне показалось, он что-то напряженно обдумывает, но я еще не знала, что у него нет такой привычки. Во время короткого перекура на ступеньках столовой он тихонько насвистывал какой-то мотив, потом кривовато пропел: а мы живем для того, чтобы завтра сдо-оохнуть, най-на-на, най-на-на, най-на-на, затушил сигарету и посмотрел на меня. Она еще здесь, надо же.

– Дурацкая песня, – сказала я, – терпеть ее не могу. Они думают, что разразились чем-то оригинальным. А там кроме най-на-на ничего и нет.

– Тебе надо оригинальное? – спросил он, усмехаясь.

– Мне надо со смыслом, – уперлась я, хотя разговор был тухлый. – А у них эпатаж дешевый. Знаешь, что это мне напоминает? Когда сквозь зубы сплевывают – такая у них музыка. Мальчики с бритыми затылками и ограниченным словарным запасом. Три слова на все случаи жизни.

– Вот оно что! А я как раз такой мальчик, из провинции, – он ничуть не обиделся, даже наоборот, как будто получил шанс показать себя в лучшем свете. – Мне можно.

У меня жизненные цели простые. Потрогай мой затылок, не стесняйся. Славная щетинка. А вот ты – чего ты хочешь от жизни?

– Щастья.

– Эт правильно, – согласился Баев. – Ты же девочка. Девочки должны быть щасливы, иначе зачем они тут.

– А ты?

– Я хочу прожить жизнь так, чтобы было о чем вспомнить на свалке, – сказал он, глянув на меня искоса, оценила или нет. По-видимому, это было тщательно выпестованное и очень программное высказывание. – Короче, давай свою пятипальпу, пошли.

– Что дать?

– Руку, недогадливая. Педипальпы – это руки-ноги у членистоногих. А у таких, как ты – пятипальпы. Посчитай, если не веришь.

Он схватил меня за руку и потащил вперед. Я вырвалась и остановилась посреди улицы.

– Ну что опять? – поинтересовался Баев, немного притормаживая.

– Почему это я должна за тобой всюду бегать?

– Потому что ты мне нравишься. Мы с тобой одинаковые. Еще вопросы?

Проходивший мимо мужчина с портфелем хмыкнул:

– Вот это я понимаю. Укрощение строптивой, да?

– По-другому с ними никак, – серьезно ответил Баев, и, повернувшись ко мне, вдруг улыбнулся.

(Я не знаю, что это было. Влюбляться мне уже приходилось, и неоднократно – ничего похожего. Он мне нисколько не нравился. Некрасивый, я бы сказала – вызывающе некрасивый, худой, говорит глупости, иногда даже гадости, и лицо у него злое. Но вот улыбка…)

– Ладно, если ты не хочешь в библиотеку, поменяем курс. Ну их, твои книжки, завтра получишь. Не для того придумали первое сентября. Пойдем купаться.

– ?

– Купаться буду я, а ты посидишь на солнышке. Пойдем сначала на смотровую, потом спустимся на набережную. В фонтане я сегодня плавать не расположен. Фонтан оставим на завтра.

Солнце, тишина

тополя пожелтели, просвечивают золотом

мелкая китайка сыплется под ноги

здесь столько яблонь и никто не собирает

и ты не трогай, они засвинцованные

растут вдоль дороги, накапливают свинец

висмут и прочую редкоземельную муть

если ты еще помнишь таблицу Менделеева

или экзамены сданы, с глаз долой, из сердца вон?

взяться за руки, не имея на то никаких оснований

играть в романтику, провоцировать

на умиление-возмущение

и при этом держать дистанцию

а внутри любопытство

жгучее, как любовь

от смотровой вниз к реке волны зелени

расходящиеся дорожки, выбирай любую

давай кто быстрее, бросил он и сорвался с места

с носка на пятку, плавно подпружинивая

зависая в сентябрьском теплом воздухе

и каждая мышца, сокращаясь, посылала вперед

камень из пращи точно в цель

его собранное, настроенное тело

напоминало хорошо сыгранный оркестр

он раскрывался в движении

как прыгун с шестом, проходящий над планкой

с таким запасом, что сразу становилось ясно

этот первый

удлиненные мышцы, выпуклая сетка вен

ходячий анатомический атлас

легкая полая кость, как у птиц

в огне не горит, в воде не тонет

в плавках – ага, значит, заранее знал

(интересно, а запасные у него тоже имеются?

и где он их будет переодевать?)

возле пристани катерок

на газонах люди всех возрастов

жующие выпивающие

но больше всего тех, кто целуется

поветрие какое-то или вирус

радиус поражения двести метров

куда ни глянь

на газетках, лавочках, на травке

с трудом отрываясь друг от друга

затуманенным взором смотрят на тебя

кажется, что насмешливо, но это не так

ты их не интересуешь

ты одна такая здесь

неохваченная.

– Как водичка? – спрашиваю, чтобы что-то спросить.

– Сейчас поглядим, – отвечает он и уходит ласточкой в воду.

По дуге почти без всплеска

рисовался, конечно, позировал

наверняка осведомлен о том, как это действует

привел меня сюда, дабы покрасоваться

и все же я чувствовала, что эти выверенные движения

были для него естественным способом

перемещаться в пространстве

не ради меня, но ради возмущения среды

осеннего воздуха, ленивой Москвы-реки

не по сезону густо-синего

непрозрачного неба.

Бисер воды, скатывающийся с плеча. Ночью заморозки, но вода еще держит тепло, градусов пятнадцать – курорт, можно сказать. Мы поспорили с Блиновым и он точно проиграет. Я плаваю под открытым небом круглый год, а Шурик – только в бассейне.

Кто такой Шурик?