– На мой взгляд, оно создано для вас. Но пойдите, покажитесь маме. Только знаете что, волосы надо чуть-чуть приподнять. Вот так. – Ия достала из комодика несколько шпилек. – Все. Идите.

Они вышли из примерочной.

Мамаша с таким упоением поедала печенье, что не сразу и заметила их.

– Мама!

– Ух ты! А что… Тебе идет… Только оно не свадебное какое-то…

– Мама, оно такое красивое…

– А фата?

– Мама, я не хочу фату, я тебе уже сто раз говорила! И потом, это ж платье не на один раз, в нем куда хочешь можно пойти…

– Ага, и все будут говорить…

– Мама, мне плевать, кто что будет говорить.

– А мне нет.

– Мама, я хочу это платье и никакое другое.

– Да ну, оно бедненькое какое-то… и без фаты…

У девушки по щекам потекли слезы.

– Минутку, – воскликнула Ия.

Вскоре она вернулась, неся кусок нежнейшей серебристой ткани. Накинула эту ткань на голову девушки, поколдовала еще, и вот уже голову невесты окутывало нежнейшее серебристое облако, а концы этого то ли шарфа, то ли капюшона она приколола к плечу брошью-цветком из почти белого йеменского серебра.

– Обалдеть! – всплеснула руками мамаша.

А девушка и впрямь обалдела от восторга.

Ия и сама была страшно довольна. Платье, ничего не потеряв, приобрело совсем новое звучание.

– Ну, вы даете! И впрямь художественно… И уж точно ни у кого такого не будет… И вроде фата…

Приемщица Аня все причитала:

– Нет, это надо же… Нет, это надо же…

– Мама, мы это берем!

– А сколько это стоит?

– Сейчас все посчитаем, Анюта, посчитай!

Анюта посчитала.

– Да, недешево.

– Мама, без этого платья я замуж не пойду!

– Да ладно, дорого, но не дороже денег, как говорится.

– А шарф и брошку вы сможете носить с какими-то еще вещами. Предположим, заколете шарф на черном платье, будет совершенно иная картина.

– Да ладно, мы берем!

– Вот и отлично. Только придется полчаса подождать, пока там один шов застрочат.

– Ой, а туфли? – вспомнила девушка.

– А что туфли? – спросила мать.

– Да вот, говорят, можно заказать туфли точно в тон платья…

– Хорошо, что у меня только одна дочь, а то вконец разоришься, – добродушно засмеялась мамаша. – Давайте уж и туфли до кучи.

– Сейчас отправим заказ, и через две недели туфли будут готовы.

Когда покупательницы ушли, Аня сказала:

– Надо же, я думала мамаша удавится, по виду такая жлобиха…

– Просто у нее одна дочка и она ее до смерти любит, – улыбнулась Ия. День начался удачно.

Обычно по городу, к великому негодованию мужа, Ия ездила на скутере.

– Как ты не понимаешь, это опасно и к тому же несолидно.

– А мне плевать. Мне удобно и хорошо.

– А как на это смотрят твои клиенты? Тебе нужна какая-нибудь статусная машина…

– Ненавижу статусные машины! К тому же до работы я хожу пешком. И на скутер сажусь не так уж часто, но…

– Пойми, чудачка, я за тебя боюсь.

– А я езжу очень аккуратно, ты же знаешь.

Переспорить Ию было не так-то просто.

И в конце концов Роман махнул рукой. Но сегодня в шифоновом платье на скутере не поедешь, и Ия заказала такси. Ресторан находился в центре, в небольшом садике. Стол был накрыт на свежем воздухе под навесом.

Алина, в изысканном платье цвета спелой вишни, встречала гостей.

– О, Владя! Какой ты стал!

– А ты сейчас еще красивее…

– Онегин, я тогда моложе и лучше, кажется, была, – засмеялась она.

– Чепуха! Ты сейчас в самом расцвете и еще приобрела европейский лоск!

– Ты всегда умел говорить комплименты.

А ты поседел, но тебе это идет…

– А где же твой муж?

Что-то промелькнуло в ее глазах.

– Мы поссорились.

– Надеюсь, это несерьезно?

– Боюсь, наоборот. Но настроение мне это не испортило. Владя, я страшно рада тебя видеть.

Она подвела его к столу, где уже сидели несколько человек.

– Друзья, познакомьтесь, это друг моей юности, Владислав Александрович Голубев.

Он обвел взглядом стол, но никого похожего на Ию не увидел.

– А где же твоя сестра?

– Будет, она на такси попала в пробку.

Тут явился еще кто-то, а к Владиславу Александровичу подошла эффектная блондинка.

– Простите, вы тот Голубев, который…

– Который что? – улыбнулся он.

– Журналист?

– Совершенно верно!

– О, я читала ваши статьи об истории европейских разведок, потрясающе интересно!

– Спасибо.

– Но я не просто так подошла к вам, чтобы сделать комплимент. Дело в том, что я продюсер одного нового телеканала и хочу сделать цикл программ на эту тему.

– По-моему, таких программ чертова уйма.

– Меня не устраивает их уровень. Дело в том, что мои дед и бабка были разведчиками, и довольно успешными, так что я кое-что об этом знаю.

– Простите, а как фамилия ваших родственников? – страшно заинтересовался Владислав Александрович.

– Поляк.

– Анна и Дмитрий Поляк?

– Да.

– Как интересно! Извините, но вы не назвали себя?

– Ох, верно! Я Нина Бронникова.

– Очень приятно.

– Так вот, Владислав Александрович…

– Можно просто Влад.

– Отлично! Я хотела бы вам предложить сделать программу так, как только вы умеете…

– Но я сроду не делал телепрограмм.

– Но ваши статьи и книги лучше любого бестселлера. И я хочу, чтобы это был просто ваш рассказ, без обычного для подобных программ привлечения экспертов, из которых уже труха сыплется, без безвкусных реконструкций.

– Просто говорящая голова? – удивился он.

– Да! Только кадры кинохроники и ваш рассказ. Как вам такая идея?

– Ну, в принципе, это интересно, но… я не уверен, что у меня получится держать аудиторию…

– А мы сделаем пилотную программу и поглядим. Я подберу вам замечательную команду. У вас есть харизма, у вас красивый голос… И я бы хотела начать с… А впрочем, вы сами подумайте, с чего начать. Конечно, лучше бы какие-то истории еще не очень растиражированные… Не Филби, не Абель…

– Понимаю. Я подумаю, Нина.

– Только не очень долго, ладно? Вот моя визитка и самое большее через неделю я жду вашего звонка. С любым ответом. Не выношу неопределенности.

– Разумеется.

Они сели рядом, продолжая волнующий обоих разговор. Уж не по просьбе ли этой Нины Алина меня пригласила? Если так, спасибо ей. Предложение здорово интересное. Он совершенно забыл об Ие. Гости еще не все собрались.

– О, а вот и моя сестра! – воскликнула Алина.

Он вздрогнул. Рядом с Алиной стояла молодая женщина такой прелести, что он ахнул. Какой там жирафенок! Высокая, тоненькая, с лебединой, а отнюдь не жирафьей шеей, нежная, смуглая, с глазами вполлица…

– Хороша, правда? – спросила Нина, о которой он забыл.

– О да, я помню ее неуклюжим подростком…

У него вдруг запотели очки. Он снял их. Перед глазами все плыло.

– Ийка, узнаешь моего Влада? Он тебе когда-то нравился!

Он содрогнулся от бестактности этой фразы.

И у Ии все внутри оборвалось. Я забыла о нем… И главное, я забыла, что у него такие голубые глаза… И он почти совсем седой… Зачем это? Я не хочу… Сколько слез я пролила из-за него, глупых детских слез… Странно, я всегда забывала, какие у него глаза, и только когда он снимал очки…

Владислав Александрович встал и шагнул к сестрам.

– Боже мой, Ия! – воскликнул он. – Сколько лет, сколько зим! Совсем взрослая и удивительно красивая… Даже не знаю, смею ли я говорить вам «ты», как когда-то?

Она протянула ему руку.

– Здравствуйте, Влад, конечно, говорите мне «ты», мне приятно…

Он прикоснулся губами к ее руке.

– Ийка, а где Роман? – спросила Алина.

– Он предупредил, что опоздает, и цветы он обещал купить.

Какая-то женщина буквально налетела на Ию, заключила ее в объятия и оттерла от него. Он вернулся на свое место рядом с Ниной.

– Что, Влад, хороша?

– Да. Я ее девчонкой помню, достаточно неуклюжей.

– Гадким утенком?

– Да нет, скорее прелестным жирафенком.

– Но сейчас в ней ничего нет от жирафа.

– Да уж, – засмеялся он, чувствуя, что пропал.

– Так что, Влад, вернемся к нашим баранам?

– Да-да, разумеется. Скажите, Нина, а чем Ия занимается? Я так давно не общался с ними, что…

– Ийка? У нее салон свадебных и вечерних платьев, довольно популярный в Москве. Она изумительно шьет. Обожает своего мужа, он бывший летчик, красивый парень, сейчас работает в «Аэрофлоте» каким-то чиновником.

– А сколько же ему лет?

– О, молодой, года тридцать три, его списали по здоровью. Хотя на вид он здоров как бык. Но там что-то с легкими, что ли…

– О, информация исчерпывающая! – улыбнулся он.

– Друзья мои, садимся за стол, семеро одного не ждут, а нас вдвое больше, четырнадцать, пятнадцатого не ждем, Ийка, уж не сердись… – весело проговорила Алина.

– Да нет, что ты… Тем более он предупредил, что опоздает.

Ия оказалась за столом почти напротив Владислава Александровича. Он заметил, что она старается на него не смотреть, а сам с трудом отрывал от нее завороженный взгляд. Алина села рядом с ним.

– Владька, не мылься, она замужем, они друг друга обожают, и тебе там делать нечего.

– Алина, побойся бога, просто я удивлен и восхищен этим преображением… Да и староват я для таких девушек.

– Ну, положим, по нынешним временам ты еще о-го-го, но это для меня, а для Ийки и впрямь староват.

На языке вертелась злая и хамская фраза – это ты, голубушка, по нынешним временам для меня старовата, но, разумеется, он промолчал.

Господи, зачем он так на меня сморит? У меня от его взгляда мурашки бегут… Он стал еще лучше, ему так идет эта седина… И эти очки ему тоже идут. Раньше у него были очки в тяжелой оправе, а сейчас совсем другие, вообще без оправы, они удивительно, просто невероятно ему идут… И эти горькие складки у губ, раньше их не было… Говорили, у него жена погибла… Но это было давно. Интересно, он с тех пор так и не женился? Но мне-то что за дело? Господи, скорей бы Ромка пришел! А он смотрит на меня именно так, как смотрел когда-то на Алинку. А я мечтала, чтобы он хоть разочек так на меня взглянул… Но теперь мне этого не надо… Это совершенно ни к чему.

…Но тут наконец явился Роман с букетом роскошных роз. Извинился перед присутствующими и сел рядом с женой. Что-то шепнул ей на ухо, она нежно улыбнулась. Влад видел, что она почувствовала себя куда увереннее. Красивый малый, этот ее муж. И вправду с виду вполне здоровый, но в авиации свои параметры здоровья. И они красиво смотрятся вместе. Она смуглокожая брюнетка, а он такой весь бело-розовый… Ишь ты, я ревную… парень вполне хорош собой, и нисколько он не бело-розовый, просто светлоглазый и светлокожий… – сам себя одернул Владислав Александрович.

– О, Влад, вы, кажется, совсем пропали, – шепнула ему Нина.

– Вы о чем? – ледяным тоном спросил он.

– Да нет, извините, это совершенно меня не касается.

Вот именно, мысленно произнес он. Вдруг он почувствовал, что нога Алины прижалась к его ноге. Он предпочел этого не заметить, но ему стало неприятно.

– Владя, ты что сидишь как неродной, – чуть пьяным голосом прошептала Алина.

– А я и есть тебе неродной, и уже очень давно.

– Ты до сих пор на меня обижен?

– Боже, нет, конечно. Просто я никогда не вхожу дважды в одну реку.

– А по-моему, это иногда хорошо, войти в знакомую водичку и обнаружить там что-то совсем новое, приобретенное с годами… Это иной раз так сладко, – продолжала она, все теснее прижимаясь к нему.

Волна раздражения захлестнула его. Зачем ему эта прошлая жизнь, эти женщины из прошлого? Не хочу!

– Извини, Алина. Я просто не хочу, ты это можешь понять?

Она отпрянула, побледнела. В этот момент, к счастью, у него зазвонил телефон. Он вскочил, извинившись, и отошел от стола. Звонил Санька, попрощаться перед сном. От голоса сына раздражение ушло.

– Пап, бабушка говорит, чтобы я не звонил, что я могу тебе помешать.

– Ерунда! Я страшно рад, что ты позвонил. А если в другой раз я буду занят, я тебе скажу, ты же не обидишься, правда?

– Конечно, пап!

– А сегодня ты очень вовремя позвонил, спасибо. И спокойной ночи тебе.

Звонок сына совершенно отрезвил его. Он вернулся за стол, обменялся с Ниной визитками и сказал Алине:

– Извини, мне придется уйти, звонил сын, ему нужна моя помощь!

– Что-то серьезное?

– Да не очень, но я должен… Еще раз извини, рад был повидать тебя и Ию. Я уйду тихонько.

– Ну и сволочь же ты, Голубев!

– Да, наверное, сволочь! – кивнул он.

Как хорошо, как свободно дышится, когда его нет! Мне всегда при нем было душновато… И я всегда боялась его глаз… А Алинка, похоже, просчиталась. Она думала его вернуть, что ли? А он не захотел, гордый… И правильно. Она сама когда-то его бросила, а теперь вздумала вернуть… И обломалась. А я рада… Это было такое свинство с ее стороны, променять его на богатого дурака Энрике.

– Ну что, Ийка, как тебе твоя первая любовь? – пьяным шепотом осведомилась Алина.

– Какая там любовь, – поморщилась Ия.

– Ты ж по нему умирала…

– В детстве, это не считается.

– А он, кстати, на тебя запал.

– Не выдумывай!

– А что, это вероятно интересно, закрутить роман с мужиком, к которому питала совершенно безнадежные чувства в детстве. Что-то от истории Онегина и Татьяны…

– Алинка, ты пьяная!

– Девочки, вы о чем шепчетесь? – полюбопытствовал Роман.

– О нашем, о девичьем, – засмеялась Алина.

– Господа, давайте еще раз выпьем за нашу красавицу Алину! Она по-прежнему прекрасна! – произнес кто-то из гостей, и застолье потекло своим чередом.

Как хорошо, что я ушел! Ни к чему мне все это. А вот предложение Нины может оказаться очень интересным. Выжду дней пять и обязательно ей позвоню. А пока надо подумать, какую историю предложить для пилотной программы. И дописать статью для «Известий». О, а ведь послезавтра исполняется девяносто лет Марии Евграфовне Вольской, звезде советской разведки, о которой он неоднократно писал и которая очень его привечала. Никто не дал бы ей ее лет, она была по-прежнему остра умом, безмерно иронична и кокетлива. И, пожалуй, даже красива. Лет пять назад, с его подачи, освоила компьютер.

– Владик, – говорила она, – вы плохой человек! – и грозила пальцем.

– Почему, Мария Евграфовна?

– Я старая женщина, а вы меня погрузили в такую пакость!

– Вы о чем, Мария Евграфовна?

– Этот ваш Интернет – редкостная пакость! Всемирная помойка, болото, вонючее болото…

– Мария Евграфовна, ну если он вам так противен, не лазайте туда!

– Легко сказать! Я ведь старая, кроме Киры и Уинстона у меня никого нет, мне скучно жить одними только воспоминаниями!

Кира была ее племянницей, а Уинстон – английским бульдогом, невероятно похожим на Черчилля, оттого и получившим такую кличку. Бульдог, правда, был еще не стар и очень симпатичен, на взгляд Владислава Александровича.

– Ну, лучше бы смотрели телевизор!

– Вы смеетесь? Что там смотреть? Новости меня мало интересуют, я слишком стара. Политика? Я слишком хорошо понимаю, что почем, к музыке я глубоко равнодушна, правда, люблю фильмы и даже сериалы с красивыми актерами.

Актеров она признавала только российских, заграничное кино не смотрела. Иногда просила Владислава Александровича отвезти ее на Донское кладбище, где был захоронен человек, которого она любила. Подъехав к воротам кладбища, она покупала цветы, как правило, четыре розы, и говорила:

– Владислав, ждите меня в машине!

– Может, я провожу вас?

– Нет. Это слишком интимно… Незачем вам знать…

И он покорно ждал ее, правда, не в машине, а на лавочке совсем близко от входа. Это она ему позволяла. Конечно, у него был соблазн проследить за ней, но, во-первых, он опасался, что она может его заметить, как-никак профессионалка высочайшего класса, а во-вторых, ему просто было совестно.

Да, пожалуй, надо поговорить с Вольской, и если она согласится, сделать программу о ней.

В молодости она была ослепительна, сохранились фотографии, и теперь уже многое можно рассказать…

И он позвонил ей.

– Влад? Рада вас слышать! Надеюсь, послезавтра я вас увижу?

– Разумеется, Мария Евграфовна!

– Кира испечет свои пирожки, будет еще человек пять…

– Непременно буду! Но у меня к вам есть еще деловой разговор, дорогая Мария Евграфовна!

– Я не ослышалась? Деловой разговор?

– Да!

– И что ж это за дела такие? Все, что я могла вам о себе рассказать, я уже рассказала, а остальное…

– Нет-нет, речь о другом.

– Вы сейчас заняты?

– Не слишком.

– Тогда приезжайте ко мне сейчас же, а то умру от нетерпения!

– Я вас обожаю, Мария Евграфовна. Буду через час!

Он купил букет васильков, старуха предпочитала полевые цветы.

Как ни странно, в квартире не пахло старостью. Кира, женщина лет шестидесяти, в прошлом врач-физиотерапевт, выйдя на пенсию, поселилась у тетки, оставив свою квартиру дочери.

– Вам не трудно с ней? – спросил он как-то.

– Ну что вы! Марусенька на редкость интеллигентный и деликатный человек, мне хорошо и спокойно с ней. К тому же она очень благодарная… Чего о моей дочери не скажешь… И тут я чувствую себя нужной и даже необходимой, а там… там я была лишней.

Дверь ему открыла сама Мария Евграфовна. В первый момент он даже не узнал ее.

– Ну что вы вытаращились?

– Вам необычайно идет седина!

– Знаете, я решила, что в девяносто уже приличнее быть седой, а не крашеной!

– Да вы помолодели лет на двадцать!

– О! Васильки! К седине васильки очень идут! Ну, милый друг, проходите! Хотите кофе?

– Если можно!

– Отчего же нельзя? Кируся, сделай Владику кофе! И не забудь свои крендельки! Ну-с, молодой человек, чего вы от меня хотите?

Он подробно рассказал ей о предложении Нины.

– И вы думаете, я соглашусь сниматься? Да никогда!..

– Боже упаси! Нет! Только ваши фотографии и рассказ о вас.

– А рассказывать в кадре будете вы или какой-нибудь идиот?

– Да нет, я. Честно говоря, приятно, что не числите меня в идиотах.

– Числила бы, не стала бы с вами общаться. Слишком много идиотов я встречала, их идиотизм иной раз мог стоить жизни. А скажите-ка мне, вы часом не влюбились ли? – вдруг перебила она сама себя.

– Боже! С чего вы взяли?

– Милый друг, если б я таких вещей не замечала, грош была бы мне цена! Рассказывайте!

– Да нечего рассказывать, честное слово!

– Она хороша?

– Очень. Но…

– Сколько лет?

– Двадцать восемь, – засмеялся он. Пожалуй, эта старуха единственный человек, с кем он мог бы поговорить об Ие.

– И где вы с ней встретились?

– В Берлинском зоопарке.

– Как интересно! А что вы там делали?

– Гулял с сыном.

– А она?

– А ее там не было.

– То есть? – нахмурилась Мария Евграфовна.

– Там был детеныш жирафа…

– Но вы же, надеюсь, не зоофил! – рассмеялась старуха. – Что вы мне голову морочите!

Он расхохотался.

– Нет, я не зоофил.

И он рассказал ей все.

– А как вам показалось, она любит мужа?

– Не понял.

– А он ее?

– Тоже не понял. Но они красивая пара. Он бывший летчик…

– А она чем занимается?

– Как мне сказали, у нее салон вечерних и свадебных платьев.

– Как скучно! Хотя… В свое время я даже держала подобный салон в Сиэтле. Но шить как следует никогда не умела, мне это было скучно. И что, больше вы с нею не виделись?

– Нет. Зачем? Я дал себе слово, что у Саньки не будет мачехи.

– Это глупо, друг мой!

– Почему?

– Потому что сын ваш живет не с вами, то есть в быту они сталкиваться не будут. А быт, дорогой мой, самое ужасное в таких вот историях. Но в вашем случае… И потом, кто, собственно, говорит о браке? Я имела ввиду любовь, а вовсе не брак. Иной раз это вещи взаимоисключающие. Говорите, девочка была когда-то к вам неравнодушна? Вы исключительно интересный мужчина…

– Благодарю вас! – он прижал руку к сердцу.

– Так вот, вы интересный мужчина, и девушка наверняка взволнована вашей встречей. И вы взволновались… Знаете, видимо, вас и тогда она как-то волновала, эта девочка. Но поскольку вы не Гумберт Гумберт, то не отдавали себе в этом отчета. И вот по прошествии многих лет увидели жирафенка и взволновались. Поверьте, это не просто так… Но теперь это уже отнюдь не Лолита, и вы вполне можете себе позволить…

– Да не хочу я…

– Вот только врать мне не нужно. Я же сразу увидела у вас в глазах что-то такое…

– Да что вы такое увидели? – улыбнулся он.

– Нежность, совершенно вам не присущую. Когда вы говорили мне о сыне, у вас было другое лицо… А тут это другая нежность, к прелестному жирафенку… Знаете, Кирка в школе обожала какой-то дурацкий детский стишок: «У меня живет жирафа, я кормил ее со шкафа, прыгал прямо к потолку. Ой, ку-ку, ку-ку, ку-ку!»

– Никогда не слыхал! А почему ку-ку?

– Кажется, этот мальчонка был редким врунишкой, и когда завирался, одноклассники кричали ему «ку-ку».

– Ну и память у вас!

– Мозги тренированные. Ну, вернемся к нашим жирафам!