Дарья Сидорова
Каша

Каша была почти готова. Горячая и наверняка очень вкусная. Мышка наворачивала круги вокруг ёжика, а нос её, с неровными усиками, уже полчаса как жил своей жизнью. Она просила хоть ложечку.

Но ёжик важно помешивал большой деревянной поварешкой драгоценное варево в красивой кастрюльке, отгонял её и просил ещё немножечко подождать. Все это длилось уже полчаса, и терпения в мышке оставалось так мало, что она начала просить, даже более того, умолять друга, чтобы он перестал её мучить и зачерпнул жёлтой рассыпчатой гущи.

– Можно даже не накладывать в красивое, по всем правилам, блюдце, – говорила мышка.

Ведь самое главное – это дать ей и всё. И неважно уже, во что будет наложена эта каша. Она дергала ежа за фартук, за штанину, даже раз толкнула его маленькими слабыми лапками.

Но зануда-ёжик ни в какую не хотел ей потакать. Он вообще не сильно любил нарушать придуманные им раз и навсегда правила. А «правило каши» было одним из самых жестоких для мышки. И она всегда уступала. Ведь ёжик знал, как лучше для мышки. И мышка всегда в это верила.

Но только не сегодня! Ведь сегодня она не хотела есть слегка остывшую, выложенную красивой горкой кашу на блюдечке с золотой каймой. Она хотела горячую, зачерпнутую деревянной ложкой, прямо из кастрюльки! Или обидеться.

А еще лучше: уйти в гости к суслику – уж он-то никогда с ней так не поступит. И не есть эту дурацкую, хоть и вкусную кашу. И пусть ёжик один её ест. В конце концов, она очень постарается и обязательно найдёт на целом белом свете другие вкусные вещи.

Облизав ложку и стенки мисочки, а потом сладко причмокнув от последней крупиночки ёжиковой каши, мышка мечтательно откинулась на расписном стульчике и подумала о том, что она приняла правильное решение, дав ёжику ещё один шанс. В конце концов неизвестно, какие порядки и правила в голове у этого суслика.

Мария Шахова
Пустая

Домовёнку не нравилась эта квартира. Она была слишком светлая, слишком белая и слишком пустая. Ковёр с длинным ворсом, кожаный диван, да телевизор на полстены. Вот и вся комната. Обои белые, шторы серые, двери стеклянные.

На кухне, где за плитой Домовёнок сделал себе каморку, тоже не разгуляешься. Странный изогнутый стол на металлических столбах, высоченный, как и стулья к нему. За ним и одному-то тесно. Хотя Хозяйке этого хватает. Гости у неё редкость. Так, пара подруг придёт раз в два месяца, вина пригубят из бокалов, что Хозяйка купила сразу после переезда, и уйдут. А она сидит потом на своём белом диване и пьёт красное вино. Одна.

Не нравилась Домовёнку и бесконечная чистота вокруг. Хозяйка, как одержимая, мыла, чистила и тёрла все поверхности. Иной раз зайдёт на кухню тарелку сполоснуть, и не успеешь оглянуться, уже драит белую кафельную плитку или холодильник. Домовёнок искренне не понимал, что там мыть в этом гигантском, почти пустом агрегате.

Хозяйка редко готовила, вечерами пила кефир или вино. Салатик нарежет и хрумкает, как кролик. Кругом ни пылинки, ни крошки. Домовёнок, стыдно признаться, иной раз воровал печенье у соседей, а то и корм кошачий грыз.

Пустая была квартира, лысая, как кошка Хозяйки. Как её жизнь.

Домовёнок, конечно, не мог знать, что происходит за пределами этой пустоты. Но по её разговорам по телефону или просто с кошкой разведал, что Хозяйка работает в офисе, три раза в неделю ходит в фитнес-клуб, а по пятницам выбирается с коллегами в караоке или боулинг. Что такое все эти места, Домовёнок не знал. Но видел, что счастья Хозяйке они не приносят. А ведь если в жизни нет счастья, то что же тогда есть жизнь?

Не выдержал Домовёнок. Залез однажды вечером на стол, уселся на солонку перед Хозяйкой и, заикаясь от волнения, рассказал, кто он такой и как ему пусто и больно с ней жить.

– А от меня-то ты чего хочешь?

– Я хочу подарить тебе счастье!

– Но я всем довольна.

– Как же ты не понимаешь! Ведь это СЧАСТЬЕ!

– И что я буду должна за СЧАСТЬЕ? – спросила она с сарказмом.

– Ничего. – Домовёнок совсем растерялся. – Счастье – это просто так.

– Просто так ничего не бывает, – выходя из кухни, сказала Хозяйка. – И тебя не бывает.

И Домовёнок исчез. А счастье еще долго пылилось в каморке за плитой, пока всё не выветрилось. Осталась только пустота.

Анна Лучкова
Матрица Эйзенхауэра

– Алёна, если хочешь остаться на месте, нужно бежать в два раза быстрее!

– Нина Андреевна, вы же меня знаете, я отработаю! Войдите в мое положение. У меня муж попал в аварию, ребёнок маленький…

– Это лишняя информация. Срок две недели. Сделаешь план – останешься. Нет – увольняйся!

– Поймите, я сейчас не могу! Вы же меня награждали, как лучшего сотрудника компании.

– Прошлые заслуги не в счёт! У нас не благотворительная организация, а бизнес. Если ты профнепригодна, пиши заявление, иди в HR-отдел. Разговор окончен!

Нина посмотрела на заплаканное лицо сотрудницы и мысленно посчитала: «Минимум неделя, чтобы найти сотрудника. Неделя на обучение. Под угрозой выполнение плана продаж первого квартала».

Распечатала лист матрицы Эйзенхауэра. В квадрат «Срочных и важных дел» вписала:

«Увеличить план каждому сотруднику.

Подготовить коммерческое предложение клиентам категории А.»

В квадрат «Срочно и не важно»:

«Закрыть ставку Алёны.»

В раздел «Не срочно, но важно»:

«Собрать совещание. (Нематериальная мотивация)»

Нина давно поняла, что в жизни два основных ресурса: время и деньги. Она работала в режиме многозадачности. Все цели определены во времени и в денежном эквиваленте.

Вся жизнь в матрице Эйзенхауэра.

Последний квадрат назывался «Не срочно и не важно». В нем Нина записывала дела и задачи, которые не приносят прибыль. Когда-то здесь были встречи с друзьями, кино, литература, спорт…

Нина нахмурилась. Непростительная трата времени. Радовало, что сейчас он пуст. Ах, да, родительское собрание! Впишем.

Набрала номер отдела по персоналу.

– Да, Нина Андреевна, – затараторили в трубке, – Алёна написала заявление на ув…

– Не об этом! Проводите два этапа собеседований, как раньше, по принципу: не только умные, но и красивые. Измените приоритет в социальном статусе, ищите женщин до тридцати, разведённых, с одним ребёнком старше трёх лет. Возьмём двоих. Одну после испытательного срока уволим. На третьем этапе собеседовать буду лично. Поставь в график на следующей неделе в четверг.

– Не успеем, Нина Андреевна.

– Вам платят за то, чтобы вы успевали!

– Задачу поняла.

Нина открыла файл с остатками продукции на складе. Пересчитала. Проверила. Ещё раз пересчитала. Набрала номер коммерческого отдела:

– Сергей, готовь спецпредложение крупным клиентам. Скинь цены на тридцать процентов при условии, что заберут половину товара с заканчивающимся сроком годности.

– Но у них срок…

– Не обсуждать! Делать!

Звонок из бухгалтерии:

– Слушаю, Леонид.

– Нина Андреевна, в самарском филиале по авансовым отчётам за месяц недостача в три миллиона рублей. У них всё сходится, а у нас нет!

– Проверь электронные торги! Все отыгранные аукционы. Все поставки.

– Проверили. Не можем найти. Случайно взяли…

– Случайно? Случайно можно зажигалку взять! Я готова понять, что случайно утром можно кого-то в твоей постели найти. Но чтобы три миллиона пропали, так, Лёня, не бывает. Искать! Землю носом рыть и найти! Если до утра не найдёшь, поедешь в Самару. Это понятно?

– У меня сегодня день рождения. Гости приедут…

– Поздравляю. Пусть сложатся и подарят тебе три миллиона. Расплатишься со мной и отмечай день рождения.

– Ясно…

– По прогнозу синоптиков завтра будет яснее. Работай, Лёня, работай!

В список «Срочно и важно» Нина записала:

«Три миллиона. Самарский отчёт.»

Нина вовремя приехала на родительское собрание. Села на первую парту, достала планшет и, чтобы не терять время, открыла корпоративную почту. Начала сортировать письма по папкам: информационные, важные, срочные.

Учительница начальных классов рассказывала об учениках, успеваемости, о мероприятиях в школе. Нина ждала, когда будут собирать деньги в фонд класса, чтобы первой сдать и уйти.

– Нина Андреевна, останьтесь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

– Хорошо.

Захотелось достать лист с матрицей Эйзенхауэра и записать: «не срочно и не важно».

– Я бы хотела обсудить ваши взаимоотношениях с дочерью.

– Поконкретнее.

– Мы готовим выставку рисунков к 8 марта.

– Сколько вам нужно денег?

– Нет, что вы! Речь не о деньгах, вы меня не поняли. Тема рисунков: «Моя любимая мама». Посмотрите, как рисуют дети.

Нина посмотрела на большеголовых уродов с красными улыбками.

– А вот рисунок вашей дочери.

– И что?

– Она рисует ваш затылок. Тут нет лица. Вы сидите за компьютером, спиной к ребёнку.

– В чем проблема? Скажите ей, чтобы нарисовала лицо!

– Я попросила. Она нарисовала вас за рулём машины. Вид с заднего сиденья. Вы опять без лица.

– Хорошо. Я решу этот вопрос. Завтра она принесёт рисунок с лицом.

– Нина Андреевна, может быть вам стоит больше проводить времени с дочерью? Мне кажется, что ей не хватает вашего внимания.

– Я подумаю об этом.

Нина зашла домой, с порога крикнула:

– Всё нормально? Все живы? Здоровы?

– Да, – ответил муж, – Как у тебя дела?

– Работаю!

– Нам бы поговорить…

– Не сегодня! Вышла из графика из-за родительского собрания. Нужно ответить на письма. Дедлайн до восьми утра.

– Ты расскажи, что на собрании про нашу дочь говорили?

– Все хорошо, только лица рисовать не умеет.

– Что?

– Не важно. Нарисовала мой затылок вместо лица.

– Правильно. Мы не видим тебя.

– Не начинай.

– Ты понимаешь, что мне нужна жена, а ребёнку мать?

– У меня сейчас такое состояние, что мне самой нужна мать и жена!

– Что-то случилось?

– Рабочие моменты. Не мешай.

Муж подошёл к столу взял лист с матрицей Эйзенхауэра.

– Мы когда-нибудь будем в списке «Срочное и важное»?

– Нет. В этом списке только то, что приносит деньги.

– Скоро ты останешься без мужа, без дочери, без семьи!

– Зато с деньгами.

Муж швырнул листок на стол и нарочно хлопнул дверью в комнату. Нина слышала, как он разбирает диван в гостиной. Она хмыкнула, расправила список и включила ноутбук.

Светлана Журихина
Дочки-матери. Точка. Нет

– Мама, ну пожалуйста! Прошу тебя! – умоляющие ноты в голосе молодой женщины прерывались судорожными вздохами. Казалось, еще немного, и из телефонной трубки хлынет поток горьких безудержных слез.

– Вера, прекрати манипулировать своим положением и не взывай к моим чувствам! У тебя есть муж, у него – родные. В конце концов, это был твой выбор связать свою жизнь с такой семейкой. Тебя никто из родного дома не гнал, – металлический тон матери не оставлял надежд, и Вера, не выдержав, разрыдалась в голос.

– Мама, но ведь Надя твоя внучка! Единственная. Врачи говорят, что с операцией нельзя медлить, счет идет на дни! Ты же знаешь, что мужа моего сократили давно, да и где ему заработать такие деньги? Это же неподъемная для нас сумма!

– А мать здесь причем? Я что ли толкнула тебя под венец с этим нищебродом? Или рожать заставила под сорок? Я предупреждала, что шансов родить нормального ребенка в твоем возрасте, ещё и от твоего муженька практически нет! Ты послушала меня? А? Так почему я сейчас должна слушать тебя? Да и нет у меня таких денег. И не будет! Я всю жизнь карабкалась сама из того деревенского дерьма, в которое меня затянул твой папаша. И не цеплялась за карманы родственников. Мне никто не помогал, когда я с вами двумя осталась!

Вера перестала всхлипывать, её как будто толкнули в ледяную прорубь. Она вдруг четко осознала, что это был нелепый самообман – рассчитывать на помощь матери. Резко выпрямилась, встала с кухонной табуретки и подошла к окну. Там огромной опухолью чугунного цвета наливалась ноябрьская туча, распластавшись на крышах унылых общаг.

– Никто не помог, говоришь, да, мам. То есть, внезапно свалившаяся квартира в центре Невского – это только твоя заслуга? А поездки твои после смерти папы по «Европам» – это тоже ты сама добилась? И начальник папин здесь совсем ни при чем, да? Поэтому ты Ваське на днях миллион отвалила на машину? Потому что у тебя денег нет. Для меня, как всегда, нет, а для братца – здрас-ьте пожалуйста. Так, мам?

– Ах ты, мерзкая паскуда! Да куда ты свой нос суешь? Не смей матери дерзить, дрянь такая! Ты не знаешь, каким трудом это всё досталось и что мне стоило прокормить двух оглоедов в те дурные 90-е. И не лезь в мой карман. Да! Дала я Василию денег, но взаймы. Потому что он, в отличие от его непутёвой сестрицы, точно вырастет человеком. Да и как ему, скажи пожалуйста, на дырявой «Тойоте» в офис ездить? Когда у него такие перспективы. Это тебе в жизни ничего не интересно, кроме вышивок да охламона муженька. Ну так и сидите у себя в общаге молча! Попрекать она вздумала. Да если бы не я, ты давно бы уже с голоду окочурилась!

Мать с треском швырнула трубку на дорогой журнальный столик, багровыми пятнами вспыхнули островки гнева на шее под толстым колье. Да, не так она себе представляла разговор с Верой, не ожидала такой подлости и дерзких упреков.

А поздним вечером, переборов обиду на неблагодарную дочь, она набрала её номер и сказала:

– Дело у меня к тебе есть. Не успела днем рассказать, когда ты накинулась. Я готова вам выделить определенную сумму. С возвратом, разумеется. По срокам торопить не буду, но и дарить не готова. Иначе вы так и будете паразитничать на моем состоянии. Но дам деньги с одним условием: ты выписываешься с дочерью из моей квартиры.

Ничего, свекровь пусть вас к себе вписывает. А мне квартиру разменять надо. Негоже тридцатилетнему перспективному менеджеру с матерью на одной площади ютиться. Разъезжаемся мы. Конечно, не в такие хоромы, ну да ладно. Из Васьки выйдет толк, чует мое сердце. Он мне ещё втройне возвернет все мои вложения. Приходи завтра, да не домой, а сразу в паспортный. Как выпишешься, так и ссужу тебя деньгами. Только миллионов, конечно, не жди. Пара сотен есть у меня в заначке, откладывала на поездку.

На утро мать и дочь, старательно отводя глаза друг от друга, подавали документы серолицей равнодушной паспортистке. Обменялись парой фраз: где Вера собралась лечить дочь, что надо было с самого начала в благотворительные фонды обращаться, на том и расстались.

Завернув за угол дома, Вера ещё раз пощупала толстую пачку купюр во внутреннем кармане пальто, рухнула на бетонный поребрик у парковки и разрыдалась. От облегчения, что можно сделать частичный взнос в клинику, от щемящей жалости к дочке и своему мужу-недотепе, от унижения и обиды, от тоскливой ветреной погоды, которая перекочевала из ноября в её душу и поселилась там надолго.