– Торопишься. Нисколько не сомневаюсь в твоих талантах, но позволь предостеречь. За шпионаж на военном судне тебя повесят без суда и следствия. Одного дня просиживания штанов недостаточно для такого рискованного предприятия. Присмотрись к Ромо. Он опаснее, чем кажется. Поспи сегодня. Позволь побыть твоими глазами и ушами. Мне все одно невыносимо скучно на этом корабле.

– Время уходит.

– Материк не выпрыгнет из-за горизонта, соверши ты хоть десяток опрометчивых поступков. А я не желаю видеть твою смерть, пусть бы это даже сделало меня человеком.

Орсо осторожно поднялся, стараясь не потревожить спящую. Девчонка поежилась, оставшись без живой грелки.

– Ты уже человек. Просто не такой, как все.

Шепот разбился о закрытую дверь.

Навен сел на край своей кровати. Пусть он не был связан по рукам и ногам, но несвобода, подступавшая со всех сторон, душила его стальной хваткой. Поднимаясь на борт, он, как мальчишка, грезил вольным ветром в парусах, криками белоснежных чаек, большим путешествием, которое непременно кончится счастливо. А получил что получил.

– Не нравится клетка? – тихо спросила Дара.

Девчонка бесшумно перевернулась на спину и уставилась в чернеющий потолок. «Каким все же нужно быть болваном, чтобы не заметить ее женственности», – подумал Навен, а вслух сказал:

– Не больше, чем тебе.

– Ты раньше не был в клетке. А твой кот небось был.

– Нет.

– Как же нет? Он ручной, значит, или был пойман, или родился в клетке. Нет?

– Нет.

Дара наморщила лоб.

– Ты приручил его?

– Нет.

– Кто-то приручил его?

– Нет.

Навена начал забавлять опасный разговор. Он с интересом наблюдал, как девчонка силится поймать его на обмане, поставить в тупик, загнать в силки. Но делает это отчаянно неумело.

– Ты знаешь другие слова, кроме этого твоего «нет»? – не унималась она.

– Угу.

– Скажешь, он просто идет за тобой?

– А если скажу?

– Значит, он твой раб. Просто идет, куда и ты. Потому что не знает, что можно идти самому.

– Нет.

Глухое непонимание встало стеной между ними.

– Правда в том, что Орсо идет только туда, куда хочет. Думаешь, это я приказал ему таскаться за тобой весь день?

– А разве нет? – Дара повернулась на бок.

– Он следовал за тобой потому, что не хотел, чтобы тебя обидели. Сильным и добрым свойственно оберегать слабых.

– Внешность обманчива, – она недобро улыбнулась.

– Орсо все равно самый сильный на корабле и знает об этом. А насчет внешности ты права. Сначала строила из себя мальчика, теперь девочку. Руки, шея и колени выдают тебя. Ты гораздо старше, чем кажешься. Я бы мог осмотреть тебя, но это не обязательно.

Дара плюхнулась на живот и, шипя, по-паучьи попятилась в угол.

– Успокойся, – тихо приказал Навен. – Я не трону тебя и не позволю другим. Раз уж мы решили вместе бежать с корабля, стоит больше доверять мне.

Она перестала шипеть, но возвращаться не спешила.

– Не представляю, что ты пережила. Сама расскажешь, когда и если захочешь. А нет, значит это и не мое дело.

Он замолчал.

Словно бы потеряв к собеседнице всякий интерес, Навен достал одну из своих рун и принялся задумчиво греть в ладонях. Невеселые мысли одолевали его. Они роились в голове, беспрестанно жаля без того уязвленное самолюбие. Чистым безрассудством было верить, что на огромном материке быстро отыщется нужный человек. А отыщется, так окажется достаточно образованным, чтобы не оплевать ядом «еретика и колдуна». Последователи Илнара даже на Хоринге страдали болезненной нетерпимостью. И наконец, кто поручится, что этот самый человек действительно обладает нужным знанием. Нелепо и бессмысленно, как прочие попытки исправить собственную роковую ошибку. Если даже самая простая часть плана «добраться до материка» пошла под откос.

Дара изумленно ахнула. Навен с улыбкой раскрыл ладони. Сияющая ровным золотистым светом руна величаво проплыла немного вверх и застыла в воздухе. Камень, чуть запаздывая, следовал за рукой из стороны в сторону. Завораживающе плавно оставляя коротенький светлый шлейф.

Забыв об осторожности, Дара подползла ближе. Она не сводила с камня восхищенного взгляда. В этом зыбком свете Дара была в известной степени красива с ее курчавыми волосами и широким, почти плоским носом. Свет поблескивал на высоком выпуклом лбу и скулах. Манил, как пламя манит мотылька.

Навен вырезал эту руну давно и исключительно забавы ради. В те беззаботные времена, когда еще не понимал, насколько опасна сила в руках дилетанта. Звериная тоска по дому стиснула грудь. Взгляд его ожесточился.

Дара в ужасе отдернула протянутую к свету руку и снова очутилась в своем углу.

– …глаза, – прошептала она.

– Да, глаза.

Спохватываться поздно. Навен моргнул. Его ответы становились тише с каждым словом.

– Человечьи и звериные.

– Да.

– Как и у кота.

– Да.

Навен еще ни с кем и никогда не был так откровенен.

– Хочешь, я спрошу тебя, почему? – сказала и замерла, точно испугавшись собственного вопроса.

– Спроси, если не боишься услышать ответ.

– Почему?

Он улыбнулся. Даже своей любезной сестрице Лавинии на подобный вопрос он отвечал ложью о причудливой игре света. Правда неумолимо карабкалась вверх по ребрам к самому горлу.

Навен отчаянно цеплялся взглядом за опостылевший интерьер каюты. Лежанка Орсо, густо покрытая его шерстью, кровать Айвена с резной спинкой, и сам Айвен на ней, как часть угрюмого пейзажа, – ничего не отвлекало от назойливого желания открыть рот и наконец поделиться с кем-то своим самым страшным секретом.

Вдруг сделалось нестерпимо тесно в деревянной коробочке, болтавшейся по волнам, в собственной постылой шкуре, в нелепой жизни. Неожиданно для себя Навен сполз на пол и заговорил:

– Мне было шесть. Едва научившись сносно читать, я читал все, что попадало в руки. Однажды передо мной оказалась очень старая книга. Она выглядела так, точно откусит пальцы своим закованным в золоченый панцирь переплетом. Предостерегающие знаки на нем выглядели приглашением. А рядом не оказалось никого, чтобы отвесить затрещину.

От прикосновения книга распахнулась, кашляя искрами мне в лицо. Я пропал. Толстые, слипшиеся страницы хранили слова заклятий на языках, которые я не знал тогда. Сотни рук веками вписывали в нее предания и ритуалы, выводили причудливые символы и зарисовывали ужасающих тварей. Мадаребарос называлась та книга. Я украл ее и думал, что владею ею, но это книга завладела мной.

Самым безопасным знанием ее страниц были руны. Вырезанные в камне или вытравленные в металле, они обретали силу изменять реальность. Одни могли за мгновение переносить на такие расстояния, на которые отважится не всякий путешественник, другие подчиняли стихии, третьи искажали плоть, позволяя принимать облик зверей и птиц. Встречались и такие, что шутя вырывали души из тел. Но все они казались невыразимо таинственными и красивыми.

То был самый обычный день. Последний обычный день. Мой учитель Ватто задремал, убаюканный собственной лекцией. Это свойственно старикам. Я выскользнул из часовни, пробрался за городские ворота и отправился на узкий пляж. Там в скалах пряталась укромная пещера. Место, которое, как я думал, было только моим.

Воображая себя могущественным архимагом, я палочкой на песке чертил знаки, до конца не понимая их смысла. В плену фантазий дети часто ничего не замечают вокруг. Я был глуп, что так беспечно играл с материями, пугающими до полусмерти убеленных сединами мудрецов.

Вошел ли он, пока я витал в облаках, или проснулся в глубине пещеры от производимого мною шума, этого никто из нас не помнит. Наши глаза встретились. Проклятые руны на песке вспыхнули, и случилось непоправимое. В следующий момент я уже смотрел на мир глазами котенка който, а он смотрел на меня с моего собственного лица. Руны пылали, плавился песок, и шипели камни, а мы бесконечно менялись местами в границах моего пустого черепа.

Когда все кончилось, не было больше ни меня, ни его. Все, что составляло нас, сплавилось воедино, поделенное на два тела, корчившихся в агонии. Сознание покинуло меня.

Так нас и нашел главный ловчий его Сиятельства графа, высланный на поиски. Мы лежали рядом. Орсо решил, что чужак представляет для нас угрозу. Котенок който размером с двухмесячного теленка успел разорвать пятерых мастиффов и едва не прикончил рыцаря, пока я сумел объяснить, что это друзья. Собаки и рыцарь были виноваты сами. Собаки напали первыми, а рыцарь обнажил меч.

Орсо позволил мне взвалить на него раненого сэра Барри. Так мы и вошли в город. Обозленный ловчий требовал умертвить «монстра», несмотря на то, что мы не бросили его. На что правитель тех земель ответил отказом. Более того, позволил Орсо остаться в городе и никогда со мной не разлучаться.

Долгие годы мы искали способ обратить те страшные чары. Но чем больше времени утекало, тем сильнее Орсо хотел стать человеком. Так мы и оказались на этой паскудной посудине. Где-то на материке есть человек, способный нам помочь. И ничто не остановит меня на пути к нему.

Навен выдохнул. Кровь шумела в ушах, а голова кружилась. Он не сразу заметил, что Дара сидит прямо напротив него, скрестив ноги.

– Ты не боишься, что станешь зверем, если Орсо превратится в человека? – шепотом спросила она.

– Я думал об этом и согласен. Звери… лучше людей.

Дара понимающе кивнула и ничего не ответила.

Руна остыла и погасла. Навен убрал игрушку в карман на ремне. Темнота ластилась к лицу. Хотелось немедленно свернуть шею девице, ставшей свидетельницей внезапной откровенности. Но в том не было ее вины. Правда сама прорубила себе дорогу.

– Похоже на сказку. А моя история груба.

Дара обхватила колени и принялась тихонько покачиваться взад-вперед, что-то бубня себе под нос на диком наречии. Постепенно в речь стали вклиниваться понятные слова.

Широкие ноздри затрепетали. Дара уставилась в пустоту ненавидящим взглядом. Пару минут спустя девица заговорила снова, ее голос был бесцветным и монотонным, но совершенно понятным.

– Когда они пришли, их встретили, как друзей. Но они хотели слишком много. Они дали три дня подумать. Старейшина сказал: «Духи защитят нас». Но духи никого не защитили. Мужчин убили всех. Старых и молодых одинаково. Тех, кто остался, загнали в клетки, как скот.

Много месяцев они ломали нас. Жгли и пытали одних, чтобы другие потеряли волю. Звери и птицы ушли. Не могли слушать вой женщин. Сломленных и покорных клеймили и увозили. В новые клетки к новым мучителям.

Там нас учили прислуживать и ублажать. Чтобы не попортить товар, вместо плетей нам давали яд. Жгучий, вязкий и черный. От него горели кишки и отовсюду шла кровь. Те, кто оказывались слишком слабы, чтобы выжить, днями гнили вместе с живыми, пока другие рабы не убирали трупы.

Я… сбежала. И если мне судьба вернуться назад, я своими зубами перегрызу себе вены. Клеймо говорит, что я раб. Собственность. Но у меня всегда есть простой выбор. Я выбираю смерть.

Отголоски ненависти исказили черты Дары. Сейчас она более всего напоминала скованного чарами демона, бессильного вырваться из цепей, но готового убить любого, кто подойдет слишком близко.

– Ты принадлежишь самой себе. Так было, есть и будет. В этом я клянусь. Если ты захочешь присоединиться к нашим поискам, после мы отыщем твоих мучителей и заставим их умыться кровью.

– Уже не обязательно. – В глубине черных зрачков вспыхнул и погас безумный огонь. – Достаточно того, что ты не признаешь права собственности.