Поэтому, когда Ева посмотрела курс парикмахерского искусства, эксперимент мы поставили на мне. У нас был план: она пострижет меня и покрасит в блонд, а фото «до и после» мы используем для рекламы ее услуг. Получилось так плохо, что фотки не пригодились: я стала ее первой и последней жертвой. Неровное высветленное каре уже отросло сантиметров на десять, но каждый раз, когда Ева предлагала подкрасить мне корни, я сбегала со скоростью кота, которого пытаются искупать.
В общем, я сразу поняла, что продавать ее самодельные букеты по интернету придется мне. С прозой жизни у Евы сложности, зато у меня проблемы с поэзией. Стихи я в школе терпеть не могла – бессмысленная, приторная лабуда.
– Фотографии сделай покрасивее, – сказала я. – И подумаем над стратегией. Может, этот букет тоже кому-нибудь впарим.
– Нет, этот – мой, – страстно ответила Ева и коснулась губами ближайшего цветка.
Я упала на стул, подавив желание выкинуть экономически бесполезный букет в окно. Уверена, что обычных людей младшие сестры частенько бесят, но я не могла позволить себе такой роскоши. Мы много кого потеряли, и Еву каждый раз трудно было привести в чувство. Она рыдала, болела и не спала, так что приятно было видеть ее веселой. Даже если для этого пришлось купить три колоды Таро, несколько интернет-курсов и невероятное количество лака для ногтей.
Если у тебя, например, есть щенок, не жалко купить ему игрушку, да? В семье нет места для двух издерганных, депрессивных щенков. Один должен быть сильным.
– Ладно, еду давай, – буркнула я. – Мне пора к семинару готовиться.
– У вас второй семестр только начался, сколько можно учиться!
Ева вытащила из буфета два стаканчика сухой лапши, и тут я все-таки возмутилась:
– Ты обещала рис сварить!
– Я букет собирала, завтра сварю. Ну не дуйся, а! Тебе надо меньше грузиться и больше расслабляться. Там новый выпуск «Игры в ложь» вышел, посмотрим?
Предложение было соблазнительное, но я прихватила стаканчик с лапшой и скрылась.
– У меня сегодня Виктория Сергеевна, надо готовиться. В маминой комнате поем.
– Какие планы на выходные? – крикнула Ева мне вслед. – Я утром еду с друзьями провожать зиму, вернусь до полуночи.
Я заглянула обратно на кухню.
– Это те, с которыми вы чуть пожар не устроили, когда познавали энергию огня?
– Они хорошие! Умоляю, дай тысячу, а? Электричка, еда и все такое. Я знаю, знаю, что у меня закончился лимит на неделю, но я же купила цветы и…
Как же это не вовремя!
– Пятьсот, – строго сказала я и вытащила купюру из сумки. – И пиши хоть иногда. Я буду валяться и смотреть сериалы.
– Ну, Тань! – Ева спрятала деньги и вернулась ко мне с сочувственными объятиями. – Да проведи ты хоть один день интересно, развлекись!
– Обязательно.
– Ты просто боишься своих желаний! – изрекла Ева и, выпустив меня, прошествовала к себе, как призрак в рубашке до пола.
Эту комнату я по-прежнему называла маминой, хотя мамы уже два года нет. Ева осталась в комнате, где мы раньше жили с ней вместе, а я переселилась в ту, что освободилась. Там все осталось как раньше: продавленный диван, полки со старыми книгами, которые никто не читал. Я положила перед собой конспект, но мысли разбредались, как козы, оставленные без попечения овчарки. Может, продать что-нибудь из вещей? Но кто купит такое старье? Чтобы настроиться на учебу, я прилегла на диван и достала телефон. Я была самым преданным зрителем видео вроде «Пять быстрых закусок из сыра» и «Как нарисовать идеальные стрелки на глазах с помощью картофелины», хотя до стрелок и закусок в реальной жизни у меня доходило редко. Так я и валялась, уткнувшись в телефон, пока не оказалось, что пора выходить.
Днем улицы покрывала февральская каша из снега и воды, которую машины шумно разбрызгивали, проезжая мимо, а к вечеру резко похолодало. Город сковало льдом, и грязь под ногами превратилась в каток.
– Снег пойдет, – сказала женщина, сидевшая рядом со мной в автобусе. Мы вместе посмотрели на тяжелые тучи, от которых сумерки казались особенно безнадежными. – Рано я лопату убрала, опять двор разгребать.
Когда я вышла из автобуса, уже совсем стемнело. Дым из труб теплоцентрали в ночном небе казался белоснежным, на остановке пахло курочкой гриль из ближайшего киоска. После девяти вечера там будет скидка, и я пообещала себе, что сегодня, в награду за все испытания, домой без горячей румяной курочки не уйду. И я помчалась – точнее, заскользила – к тускло сияющим окнам колледжа, которые в этот ледяной вечер казались почти гостеприимными.
Раздевалка встретила меня лужами от снега, таявшего у всех на ботинках, и голосами, которые перекрикивали друг друга. Я повесила свою ярко-желтую куртку на крючок и побрела в аудиторию, хотя слово «класс» подошло бы ей больше. Кому пришло в голову называть аудиториями комнатенки со старыми партами и стенами, покрашенными в зеленый, как в поликлинике?
Я учусь на архитектурном факультете, и это звучит красиво, пока не окажешься на лекции про влияние характера метрического ряда на плотность заполнения пространства. Все детство я грезила папиной профессией и, когда пришло время куда-нибудь поступать, выбрала ее. В этом смысле я была анти-Евой: не искала себя, давая каждой идее «распуститься, как бутону розы», – ее словечки! – а схватилась за первое, что пришло в голову. Архитектурный факультет был самым престижным в городском строительном колледже, я наскребла баллов на бесплатное место, – и моя судьба была решена. Но если подвернется денежная работа на полный день, тут же брошу. Архитектора из меня все равно, скорее всего, не выйдет – Виктория Сергеевна сказала это уже несколько раз.
К семинару по истории архитектуры я кое-как подготовилась за первые две лекции, скрывшись в уголке заднего ряда. Была только одна проблема: когда-то Виктория Сергеевна знала моего отца и всегда сравнивала мои ответы с его светлой памятью – конечно, не в мою пользу.
– Проверим, что вы помните, – сказала Виктория Сергеевна и повесила сумку на стул. – Знания – как кирпичи, должны четко ложиться друг на друга, тогда стена будет прочная. Шатрова, будешь первой, вопреки алфавиту. Расскажи-ка нам про композиционные особенности общественных сооружений эпохи эллинизма.
Я рассказала все так, как она диктовала, но Виктория Сергеевна только прищурилась и спросила:
– А где в России можно увидеть копию величайшего из памятников эллинизма?
– В Москве! – вдохновенно ответила я, потому что в Москве наверняка есть все что угодно.
– Неверно. Я говорю о Пергамском алтаре.
Она со значением посмотрела на меня, будто это должно было о чем-то мне сказать, и я признала поражение.
– В Санкт-Петербурге, в академии Штиглица, – сказала наша отличница Олеся. – Гипсовая копия была сделана в Советском Союзе, когда…
– Да-да, спасибо. Садись, Шатрова, это было не блестяще. Твой папа, кстати, когда-то делал прекрасные наброски Пергамского алтаря. Тебе надо больше читать, расширять кругозор. Вдохновись уже хоть чем-нибудь.
Когда все закончилось и нас отпустили, я пулей вылетела в коридор. Меня гнала вперед мечта о еде, но, добежав до киоска, я обнаружила, что он закрыт. Еще и десяти часов вечера нет, а всех уцененных кур уже продали! И я поплелась домой. Автобуса так поздно ждать бесполезно, легче пешком дойти, всего-то полчасика. Как жаль, что запах курочки из пакета не согреет меня в пути.
Ева уже наверняка спит: она встает в пять утра, чтобы заряжаться энергией солнца, и аргумент, что в феврале можно так не париться, с ней не работает. Дойду, съем еще стаканчик лапши, а потом буду спать всю ночь и полдня – хорошо, что завтра суббота.
Город был скупо освещен фонарями и подсветкой закрытых до утра магазинов, но даже в этой полутьме было видно, как низко нависли тучи. Женщина из автобуса была права: я и полдороги не прошла, когда повалил снег. Ну, отлично, теперь гололед еще и не разглядеть! И ветер такой кусачий, будто сейчас налетит снежная буря, как в документалках про пингвинов.
И буря действительно налетела, только совсем не такая, как я представляла.
До дома оставалось еще минут десять. Я перешла пустую улочку на красный свет, свернула в лабиринт дворов. И там… Фонари не мигали, как в ужастиках, холодок не шел по спине, и все же я почувствовала что-то неуютное. Я живу в городе, где зимой светло становится всего-то часов на семь, так что привыкла пугливо брести в темноте: крадущийся тигр, затаившийся дракон-перестраховщик. И сейчас умение вовремя оглянуться впервые сослужило мне хорошую службу. Я заметила, что за мной кто-то идет.
Остановилась. Человек тоже остановился. Посмотрел на меня. Всегда думаешь, что уж с тобой-то ничего опасного не случится, а потом оно берет и случается. Парень был смутно знакомый, наверное живет в каком-то из соседних домов. Немодная куртка, старая шапка. От тех, кому настолько плевать на свою внешность, жди беды. Я прошла пару шагов, резко обернулась, и он снова остановился, будто издеваясь надо мной. За снегопадом его выражения лица было не разглядеть, но какая разница? Маньяки только в фильмах скалят зубы и мерзко ухмыляются.
Паника захлестнула меня с головой. Дистанцию от «все нормально, это просто прохожий» до «беги, спасайся, ори как резаная!» я пролетела секунды за три. Вокруг никого, и… Может, сделать вид, что я его не замечаю? Я еще раз обернулась. Парень был уже ближе. Ну точно, идет за мной. И тогда я решила плюнуть на неспешную походку и драпать, как заяц. Простая проверка: нормальный человек гнаться за мной не будет.
Но он погнался.
Я услышала сзади ускорившиеся шаги, но не обернулась, слишком страшно было. В голове стучала одна мысль: меня погубит дурацкая ярко-желтая куртка. Этот гигантский пуховик, в котором у меня тонули руки, продавался с огромной скидкой. Наверное, цвет никому не понравился. Уже две зимы я в нем чувствовала себя глупо, но теперь, мчась в сторону дома, думала, что из-за этой глупости мне и придет конец. В черном или белом, наверное, можно было затеряться в снегопаде, но моя одежда была как мишень. Я оступилась на гололеде и чудом не упала. Нет, нет, я не хочу быть как жертвы в сериалах, которые гибнут до конца первой серии, а потом их фотку прилепляют на доску для расследований!
Ко мне домой можно пройти вдоль пятиэтажек, а можно срезать путь через ряды гаражей. Зимой там редко ходят: никто не чистит снег, а сейчас еще и скользко, но я решила, что тропинка между гаражей – мое спасение.
И это была ошибка. Стоило свернуть туда, и ноги у меня разъехались, как у оленя на льду. Впереди был сплошной каток, я остановилась перевести дыхание для финального рывка – и услышала за углом гаража, откуда только что вырулила, осторожные шаги. Ужас бешено сдавил мне горло. Наверное, нужно было кричать, но я молча бросилась вперед – и тут же растянулась на льду. Колени заныли от боли, я проползла несколько шагов и вдруг увидела краем глаза свет, которого только что не было.
За снегопадом деталей не разглядишь, но мой парализованный страхом мозг осознал главное: в одном из гаражей кто-то есть. Он услышал мою возню, включил свет и поможет мне! Я встала, отчаянно цепляясь за гараж, и в двух шагах впереди увидела дверь. Гостеприимно приоткрытая, она сияла ярким голубым светом: ничего себе иллюминация у кого-то! Я передвинулась ближе, не выпуская стену гаража, – только не оглядывайся, не оглядывайся, – нащупала ручку и толкнула дверь. Тут не до вежливости, объясню все хозяину, когда окажусь внутри. Я перешагнула порог, и по глазам ударил такой свет, что на секунду я ослепла и будто даже оглохла, уши заложило, как от нырка на глубину. Под ногами оказалось что-то скользкое, я оступилась и рухнула на… на лед?!
Я заскулила от ужаса. Как я ухитрилась мимо двери промахнуться? Почему вокруг опять лед? Несколько секунд я дрожала, лишившись воли к борьбе, и ждала, когда маньяк рывком поднимет меня на ноги и прикончит. Но ничего не происходило. Голубое сияние по-прежнему было совсем рядом, я резко села и… Новостей было две: хорошая и плохая.
Хорошая: жуткого типа нигде не видно. Плохая: гаражей тоже не видно. И пятиэтажек, которые возвышались за ними. Вокруг был двор, только не тот. Вообще не тот, где я только что была.
О проекте
О подписке