Глава 7. Две стороны зеркала

Я проснулся от нестерпимой головной боли. Пожалуй, не стоило вчера пить так много. В сочетании с сигарами абсент не слишком хорошо подействовал на меня. Я валялся в постели и смутно вспоминал минувший вечер. Всё произошедшее казалось мне каким-то сюрреалистическим бредом; на секунду я даже засомневался, уж не приснилось ли мне всё это. Тайное общество. Контранархисты. Похищение девушек. Смена партии. О Господи. При чём здесь я? Что за нелепые мысли вчера приходили мне в голову? Ведь я же почти согласился на всё это! Нет уж, увольте. Вы, ребята, развлекайтесь, удачи вам. Бунтуйте, устраивайте революции, выдвигайтесь на выборы, воздействуйте на умы народа…

А я слишком стар для этого – во всех смыслах. Лучше я буду тихо и незаметно тухнуть в своей квартире, распивать каждый вечер спиртное и с удовольствием приближать себя к концу, наблюдая за всем этим хаосом, что творится вокруг, чем с головой брошусь «во все тяжкие», как какой-нибудь пылкий юноша и отчаянный революционер. Спасибо, но это без меня. Я ни во что больше не верю и ничего не хочу. Оставьте меня все в покое. Дайте мне спокойно деградировать здесь в одиночестве. Меня пока никто не трогает – и ладно. Впредь буду осторожнее. Курить только в квартире. Ругаться только когда «оранжевых» нет на горизонте. Я справлюсь. Я примирюсь. Всё равно моя жизнь давно закончена. Всё равно ничего не вернёшь.

Дверной звонок. Проклятие! В последнее время меня вынуждают слишком много общаться. Три месяца в тишине и уединении были мне больше по нраву. Кто может звонить мне в дверь?! Любопытство взяло верх над безразличием. Я лениво поплёлся открывать, на ходу заглатывая таблетку «аспирина» сорокалетней давности. Пожалуй, стоит прикупить более современных лекарств…

За дверью стояла женщина средних лет в строгом брючном костюме, с тщательно убранными волосами; она держала в руках раскрытый телефон, водила пальцем по экрану и улыбалась такой радостной улыбкой, будто только что поела кексов с марихуаной. Она шагнула в квартиру так уверенно, словно мы были давними друзьями, и уставилась на меня, явно ожидая приглашения пройти и выпить чая. Я оставался невозмутимым и упорно молчал, глядя на неё.

– Доброго вам дня, мистер Герберт! Я пришла к вам из частного Центра Волонтёров имени Сатья-юги. Мы проводили электронную перепись наших участников из этого района и обнаружили, что вас нет ни в одном списке. Я пришла предложить вам варианты. Что больше откликается в вашей душе: озеленение улиц, воспитание подростков, охрана порядка на улицах или…, – я с удовольствием наблюдал, как вытянулось её лицо, когда я достал из кармана помятую сигарету, щёлкнул зажигалкой и затянулся. Она не «оранжевая», у неё нет фотоаппарата.

– Извините, вы не могли бы не курить, дым попадает на меня и…

– Я у себя дома. А если вас что-то не устраивает – в вашей воле избавить себя от моего неприятного общества, – я мысленно поздравил себя с тем, как быстро и ловко я освоил современный стиль общения.

– Так чем бы вы предпочли заняться на благо нашего общества?

– Я? Серьёзно? Дайте подумаю. Я предпочёл бы пить абсент и целыми днями валяться на диване. Это вас устроит?

У дамы, кажется, сбились какие-то внутренние настройки. Она беспомощно молчала и хлопала глазами. Мне уже поднадоела эта комедия, и я начал было раздумывать, что будет, если просто аккуратно выставить её за дверь… И жаль, что я этого не сделал. Потому что женщина пришла в себя и выдала:

– В таком случае уведомляю вас, что в случае вашего отказа вступить как минимум в один волонтёрский центр вы будете обязаны заплатить штраф.

– Штраф?! С чего это?

– Да. В размере тридцати процентов от вашего ежемесячного дохода. И такой штраф вам придётся платить каждый квартал.

– Это вы придумали – или так написано в сборнике законов «золотой эпохи»?

– Это правило действует для всех граждан нашей страны.

– А что будет, если я откажусь платить?

– Невозможно. Деньги всё равно будут сняты с вашего банковского счёта.

– Слава «золотой эпохе»! – я схватил первое, что попалось мне под руку, а именно – свой ботинок, и зашвырнул его в другой конец коридора. Со стены с грохотом свалилась картина. Дама испуганно взглянула на меня и поспешила удалиться. Я гневно захлопнул за ней дверь. Прекрасно! Я должен ещё откупаться от них, чтобы меня не трогали. Тридцать процентов! Тридцать! Треть моих доходов от сдачи квартиры. Да, денег у меня ощутимо убавится.

Неужели все так живут? Неужели все с этим согласны? Или им действительно в радость заниматься всей этой ерундой в волонтёрских центрах? Нет, ладно молодёжь. Для них это нечто вроде клуба по интересам. Но взрослые люди тоже обязаны в этом участвовать? Теперь я ещё лучше понимаю и разделяю недовольство моих вчерашних собутыльников. Будь во мне чуть больше жизни и энергии, я бы и сам с готовностью взялся за смену режима, за создание и продвижение новой правящей партии.

Несмотря на то, что меня всё ещё мутило, я отправился в магазин. Закуплюсь основательно едой, спиртным и сигаретами, и несколько недель смогу вообще не выходить из дома. Ничего приятного меня за этими стенами всё равно не ждёт. Там Адель с фотоаппаратом и её друзья. Там Джа с его ухмылочками, Экхарт с грандиозными идеями и их товарищи. Там волонтёры, энтузиасты и улыбчивые прохожие. И все они от меня чего-то хотят, чего-то ждут, к чему-то призывают. Да отправляйтесь вы все к чёрту! Я не хочу. Может быть, в другой жизни.

***

Стоило мне только выйти из квартиры, как я снова услышал своё имя. Какого дьявола? Я отсутствовал сорок лет. Меня никто не должен знать. Меня все забыли. Все, кто был мне дорог, умерли. Почему тогда я уже третий раз за последние несколько дней слышу «Герберт» – то на улице, то в супермаркете, то на лестничной площадке?!

Я вытащил ключ из двери и обернулся. На меня смотрела ухоженная дама и, разумеется, улыбалась.

– И вам доброго дня, хорошего настроения и всех благ! – пробормотал я, пытаясь проскользнуть к лифту и избежать формального и до тошноты вежливого разговора с соседкой.

– Герберт, постойте! Вы меня не узнаёте? Не помните?

Я остановился.

– Немыслимо! Сорок лет прошло. Признаться, не думала, что когда-нибудь вас снова увижу. Я думала, вы погибли, а потом до меня дошли слухи, что вы впали в кому. Представляете, до сих пор помню, как плакала тогда, когда узнала страшную новость… о той катастрофе…

– Благодарю за сочувствие, но я предпочёл бы ни о чём не вспоминать, – я смотрел на неё, но не узнавал. Ещё бы. Сорок лет. Чёртовы сорок лет. Полжизни, даже больше.

– Конечно, конечно… Извините меня. Это я, Джулия. Вы помните? Мне было двенадцать, я иногда заходила к вам в гости и играла с вашей дочерью… А ещё я была по-детски влюблена в вас, но вы, конечно, ничего не замечали и не обращали внимания на вашу юную соседку, – засмеялась она.

Я всё вспомнил. Девочка из соседней квартиры. Она часто дарила Виолке конфеты, а моя жена укоризненно качала головой и говорила, что детям столько сладкого нельзя. А потом сама же, смеясь, кормила дочку этими конфетами, время от времени милостиво угощая и меня.

И этой девочке сейчас за пятьдесят. И она, оказывается, была влюблена в меня. Впрочем, я уже давно потерял способность удивляться чему-либо.

– Теперь вы просто обязаны зайти ко мне на чай! – постановила она.

Мне вдруг стало любопытно:

– Ну, раз обязан, то зайду.

Её квартира поразила моё воображение. Она прошла в кухню, и свет зажёгся сам. Она сказала: «Два чая», и машинка принялась сама разливать по чашкам ароматный кипяток. Она крикнула: «Музыка, сборник пять» – и из невидимых колонок, спрятанных, должно быть, по всему периметру комнаты, полилась приятная мелодия. Она села в массажное кресло – и оно мгновенно откинуло спинку и опустилось, создав максимально удобные условия для своей хозяйки и слегка завибрировав. Я смотрел на всё это, открыв рот. И, вроде бы, ничего слишком уж необычного и принципиально нового – но в моё время такие вещи не были распространены в быту, да… Кстати, а как всё это работает – неужели на электричестве?

– Джулия, а как работают все эти датчики движения, музыка и прочее? – я оглядывался по сторонам, но не видел ни розеток, ни проводов.

– Они берут энергию из воздуха, – удивлённо взглянула на меня хозяйка и вдруг взмахнула руками, – Ах, ну да, конечно, вы же не знаете! В ваше время такого ещё не было. Это, понимаете, как беспроводной интернет. Радиоволны летают по комнате, и все устройства автоматически питаются этой энергией.

– Неплохо! Наконец это придумали, – оценил я.

– Я, наверное, сумбурно объясняю, – забеспокоилась соседка, – Для меня-то это уже само собой разумеющееся. Ещё есть датчик температуры, он сам настраивает комфортный режим в помещении. Ещё – автоматический очиститель воздуха. Всё это спрятано в стенах, больше не нужны никакие батареи или что там раньше было, кондиционеры?

И всё-таки это любопытно. Я совершил небольшое путешествие во времени. И оказался в новом мире. Фантастика. До сих пор не могу до конца в это поверить. Машины с автопилотом. Энергия из воздуха. Вот только с путешествиями на Марс как-то по-прежнему не очень.

– Как вы, Герберт? Я видела сюжет о вас в Сети. Врачи рассказывали, как испробовали какое-то новое лекарство на человеке, сорок лет пролежавшем в коме, и оно подействовало всего за два дня. Потом показали вас. Вы были очень бледны и лежали без движения, а ваше лицо напоминало восковую маску. А следующие кадры – вы, уже бодрый и полный жизни, взволнованно разговариваете с врачом. Как здорово, только подумайте! Вас вернули к жизни, а вы помогли современной медицине шагнуть вперёд и убедиться в эффективности лекарства!

– Что-то не помню, чтобы я на это соглашался, – мрачно заметил я. Не зря мне казалось, что я стал невольным участником эксперимента.

– Ну конечно, как вы могли согласиться, когда вы лежали в крио-камере, не приходя в сознание! – рассмеялась она.

Смешно. Действительно. Чего это я?

– Что за крио-камера? Заморозка?

– Да. Вы прекрасно выглядите. Молодо и свежо.

Тут я подумал, что и Джулия выглядит слишком хорошо для своих пятидесяти с лишним лет. Я бы дал ей максимум сорок, никак не больше.

– Вы тоже используете разные крио-процедуры? На вашем лице почти нет морщин.

– Да, конечно. Правда, они довольно дорогие, но раз в год я могу себе это позволить.

Джулия наконец вспомнила про чай. Она повернулась к аппарату и протянула мне чашку густого тёмного напитка с ароматом манго. Быть не может! Почти нормальный чай. Я думал, здесь теперь пьют только чай из травы.

– Спасибо. Вкусный чай.

– На здоровье, Герберт! – разулыбалась хозяйка. – Вот, берите ещё, пожалуйста, печенье и злаковые тосты. И виноградный джем. Или вы больше любите из маракуйи?

– Благодарю, мне всё равно.

Чтобы спокойно поесть, я перевёл стрелки разговора на собеседницу, поинтересовавшись, как у неё дела и чем она живёт. Она, забыв про чай, тут же принялась без остановки болтать. О том, как она любит животных и как ей нравится её работа ветеринаром, вот только дома у неё нет зверушек, потому что она часто пропадает на работе до поздней ночи, а потом ещё спешит в центр помощи бездомных собакам и кошкам, которых, впрочем, с каждым годом становится всё меньше. О том, что она всегда мечтала о большой семье, но не сложилось: детей нет, муж таинственным образом исчез двадцать лет назад, и с тех пор она посвятила свою жизнь работе.

Услышав про мужа, я чуть чаем не подавился. Сам не понимаю, почему, но меня это известие сильно взволновало.

– Как исчез?

– Сколько раз я задавала себе этот вопрос, вы бы знали, Герберт! Он не мог уйти и бросить меня, он меня очень любил. И даже если бы захотел расстаться – обязательно бы сделал это по-человечески. Он не мог просто сбежать. И убить его не могли. В тот год как раз перевелись все преступники, и официально наступила Сатья-юга, да и не было у него врагов.

Любопытно. Контранархисты как раз говорили, что преступников убили двадцать лет назад. Так, может быть..?

– А что, если он сделал что-то плохое перед исчезновением..? Вы думали об этом? Может, нарушил какой-то закон?

– Почему вы спрашиваете об этом? Вообще-то да, было там одно нехорошее происшествие… Знаете, у нас тогда был сложный период, мы влезли в кредиты… я лечилась, пыталась забеременеть… И мой Эдвард подделал документы, подделал наши паспорта и изменил фамилии. Он знал, как это всё происходит, сам работал в этой сфере. Уж не знаю, что он там ещё придумал, да только кредиторы от нас отстали. Официально у них на нас ничего не было. Хотя они грозились докопаться-таки до правды при помощи полиции… А через три месяца он пропал.

– Так это их рук дело! Кредиторов и полицейских?

– Что вы, что вы, – отмахнулась Джулия. – Я же говорю – как раз в тот год наступила новая эпоха. Немыслимо, чтобы кто-то совершил такое преступление, так как преступников на свободе просто не осталось.

– Да почему вы так в этом уверены?

– Я это точно знаю, Герберт. И как бы мне ни было больно, я никогда никого не обвиняла в исчезновении мужа. Вероятно, с ним случилось какое-то страшное несчастье. Это было летом. Может быть, он утонул в реке.

– Утонул в реке? Но это же абсурд!

– Почему абсурд? Мой Эдди любил купаться, и делал это при каждом удобном случае.

– А вы слышали что-нибудь про убийства преступников в тюрьмах?

– Это же просто сплетни, Герберт. Ну что вы. Сплетни, которые распускают обиженные подростки и алкоголики, потому что им больше не дают свободно пьянствовать и буянить.

Просидев у соседки ещё десять минут, я вежливо распрощался и продолжил свой путь в магазин. Моя ненависть к новой эпохе усилилась. Проклятое время! А Джулия – просто наивная дура, которой заботливо вложили в голову «правильные» убеждения. Совершенно очевидно, что её мужа тайком убили, как «неподходящего» новому миру человека, как преступника, несмотря на то, что он даже в тюрьме не сидел и не был осуждён. А она улыбается, верит всему, что ей говорят, и твердит какую-то чушь о том, что он утонул.

В сильном волнении я чуть не налетел на прохожего, который тут же извинился и доброжелательно улыбнулся мне – так широко, будто рекламировал зубную пасту! Я почувствовал сильное желание выбить ему все эти белоснежные, безупречно ровные зубы. Теперь я знаю почти наверняка: улыбки этих людей сделаны из крови тех, кто улыбаться так и не научился и посмел хоть в чём-то не соответствовать идеалу «золотой эпохи». Да, разумеется, подделывать документы и скрываться от кредиторов нехорошо – но разве человек, решившийся на это, заслуживает смерти?

Я знал. Я всегда знал, что с этим обществом что-то не так. Кругом одна фальшь. Красивая блестящая обёртка, внутри которой вместо конфеты скрывается комок ноябрьской грязи.

***

Я много раз думал – а что, если Марта всё-таки осталась жива в той аварии? Ей сейчас должно было бы быть чуть больше семидесяти лет. Что, если она переехала жить за границу и просто не знает о моём пробуждении? Или, быть может, наоборот – знает. И специально не напоминает о себе, боясь моей реакции? И сама попросила врачей солгать мне о её смерти? Представляю, как ей было бы тяжело вновь меня увидеть. Наверное, она так бы и не решилась встретиться со мной, боясь заглянуть в мои глаза и обнаружить в них недоумение – кто эта пожилая дама с морщинистой кожей и седыми волосами? Нет, это не моя прекрасная, молодая, тонкая и гибкая рыжеволосая Марта!

А я – как бы чувствовал себя я? Да, я бы обнял её – а что потом? Время безжалостно. Страшно видеть любимую женщину, подошедшую к финальной четверти жизни, в то время как сам ещё вроде бы молод. Даже если она регулярно проходит все эти крио-процедуры и хорошо выглядит… Но я всё равно бы встретился с ней. И мы стали бы жить вместе, я относился бы к ней с заботой и уважением, как к матери. Ухаживал бы за ней. Слушал бы её истории из жизни. И мне сейчас не было бы так пусто. Хотя… Может быть, она снова вышла замуж, и сейчас рядом с ней – какой-нибудь ворчливый старик? Как я сам, только с седыми висками.

Бред, бред! Она мертва. Она погибла в тот солнечный летний день сорок лет назад. Я один. Абсолютно один в этом чужом холодном будущем.

Мои родители меня, конечно, не дождались. Мой товарищ умер несколько лет назад. И соседка – единственный человек, который меня помнит. Интересно, есть ли кто-то ещё? Из тех, кого я знал, и кто ещё жив? Я начал хаотично перебирать в памяти имена. Впервые за несколько месяцев я вдруг ощутил жгучую потребность найти хоть кого-нибудь. Поговорить по душам об этой «золотой эпохе», без улыбок и масок. Выяснить, на самом ли деле всё так плохо – или я просто отношусь к этой «идиллии» предвзято? Действительно ли мужа соседки убили, как и других преступников – или это не более, чем сплетни? Правы ли контранархисты в своей борьбе – или это всего лишь шайка вечно недовольных «революционеров», из тех, кто только и умеет, что ломать, не думая, чем это всё обернётся, и как потом всё отстраивать заново..?