Нет сомнения в том, что это был какой-то сильнодействующий наркотик, с помощью которого посетители этого клуба привыкли веселиться. Если этот пьяный, безумный и безобразный дурман можно назвать весельем. Господи, какая гадость. Чувствую себя, как выжатый лимон.

Я поднялась из-за стола. Пора убираться из этого заведения. Ничего существенного сегодня я выяснить тут не смогла. Добилась, правда, того, что теперь слух о возвращении из мертвых моей сестры Натальи распространится среди тех людей, среди которых я и хотела распространить этот слух.

– Наташа! – раздался громкий голос у меня за спиной.

Я вздрогнула, но для того, чтобы испугаться, у меня не хватило сил. Обернувшись, я увидела девушку, которая первой подошла ко мне, когда я только-только оказалась в клубе «Черный Лотос».

– Подожди, – она подбежала ко мне и несколько секунд не могла говорить из-за одышки. Ее прическа растрепалась, и теперь волосы космами нависали ей на лицо.

– Славно повеселились, – наугад сказала я, – как в старые добрые…

– Точно, – справившись с дыханием, проговорила девушка. – Слушай, – она положила мне руку на плечо, – завтра ночью посвящение будет. Ну, новенького будут принимать в Общество. Ты придешь?

– Да, – сказала я.

– За тобой заехать? – спросила она.

– Если не трудно.

– Конечно, не трудно. А ты… все там же обитаешь? – помедлив, спросила она, и я заметила, что в ее глазах снова тускло замерцал страх.

– Все там же, – подтвердила я, – куда же мне еще? Она кивнула. Пожала плечами, судорожно попыталась закурить сигарету, но все-таки не выдержала:

– Ведь на твоей квартире тебя и… убили, – вырвалось у нее. – Ведь…

Она замолчала. Внезапно, как будто ей закрыли рот ладонью.

Кажется, моя сестра-близнец довольно близко была знакома с этой девушкой. По крайней мере ближе чем с другими постоянными посетителями клуба «Черный лотос» – я замечала, что многие пристально смотрят на меня и тут же отводят глаза, когда я поднимаю на них взгляд. Но никто не окликает и не подходит ко мне.

– Так я заеду? – снова спросила девушка.

– Конечно, заезжай, – проговорила я, – я весь день буду дома.

Она все не уходила, хотя повернулась, чтобы уйти. Кажется, она что-то еще хочет.

– Наташа, – наконец, решилась девушка, – а что мне сказать Васику?

– Кому? – переспросила я.

В глазах девушки мелькнуло удивление, а потом снова появился страх.

– Ты что – не помнишь? Васик Дылда. Ты с ним последние два месяца встречалась.

Странно. В наших с Наташей телефонных разговорах никакой Васик Дылда не упоминался – она ничего не говорила мне о человеке с таким именем.

Впрочем, Наташа мало что рассказывала мне о своей личной жизни.

– Так что передать Васику?

– Пусть в гости заходит, – сказала я, – если временем располагает.

– Хорошо, – проговорила девушка. – Тогда – до завтра?

– До завтра, – сказала я.

Я вдруг вспомнила, что ее зовут Даша. Ее имя всплыло в моем памяти, как вспухает внезапный пузырь газа на черной болотной воде; хотя припомнить того момента, когда девушка представлялась мне, я не могла. Да и не стала бы она мне представляться – она же принимает меня за мою сестру-близняшку – Наташу, которая…

* * *

Меня зовут Ольга Антоновна Калинова. До тех пор, пока я не переехала в Москву, я жила в провинциальном городке под Вяткой, где работала агентом по размещению рекламы в местной рекламной газетке. Должность, конечно, не бог весть какая, но, специфика провинциального города вообще не дает определенных предпосылок к стремительному продвижению по служебной лестнице.

Тем более что я и не собиралась никуда стремительно продвигаться.

В отличие от своей родной сестры.

Наташи. Мы с ней вместе ходили в детский сад, вместе заканчивали школу, в десятом классе которой обе одновременно влюбились в учителя русского языка Карла Ивановича; вместе поступили в художественное училище.

Вот как раз после окончания художественного училища наши с сестрой пути разошлись. Пристроиться к качестве художника в какую-нибудь организацию нам не удалось, а мне неожиданно предложили работу агентом по размещению рекламы, и я, конечно, согласилась, с тем условием, чтобы в той же газетке могла работать и Наташа.

Несмотря на звучное название должности, мои обязанности заключались в том, что я моталась по городу из одной местной фирмы в другую и уговаривала боссов и шефов разместить в нашей газетке свою рекламу.

Предпринимательство в том городке, где жили мы с Наташей, развивалось бурно, многочисленные фирмочки и предприятия с ограниченной ответственностью по производству точилок для карандашей и канцелярских скрепок то всплывали на поверхность, то тонули в бездонной пучине банкротства, как макароны в кастрюле с кипящим супом.

Поэтому работы у меня было навалом. Утром я помещала рекламу частного предприятия «Казус», вечером шла уточнить некоторые детали оформления логотипа и находила на месте частного предприятия табличку, на которой сообщалось, что «Казус» разорился; а в опустевшем офисе суетились ребята из только что зарегистрированного общества с ограниченной ответственностью «Три богатыря».

И я возвращалась в свою газетку с полученным заказом на рекламу «Трех богатырей».

В принципе моя работа мне нравилась. Мне нравилось общаться с людьми, заводить новые знакомства, и я часто думала, что скоро в нашем маленьком провинциальном городке я буду знать в лицо и по имени каждого мало-мальски удачливого предпринимателя.

А вот Наташа проработала вместе со мной только три дня.

На большее ее не хватило. В один прекрасный день она просто не вышла на работу, и мне не удалось ее уговорить приступить к выполнению своих обязанностей и на следующий день. Наташа сказала тогда, что хочет подыскать себе более достойное применение.

Я против не была. Мы с Наташей уже давно жили без родителей и привыкли рассчитывать только на себя. Я со своим заработком вполне могла обеспечивать какое-то время и себя и свою сестру.

Забеспокоилась я тогда, когда период бездеятельности Наташи растянулся уже до третьего месяца. Я попыталась поговорить с ней, но она и слушать ничего не хотела, отмалчивалась, как бывало всегда, когда она раздумывала над чем-то серьезным. О том, что она собралась ехать искать лучшей жизни в столицу, я узнала уже через несколько дней. Конечно, такой выход из положения меня не устраивал, но я знала, что пытаться отговорить мою сестру от уже принятого и обдуманного решения бесполезно.

Дальше события развивались с изумительной быстротой.

Наташа поменяла двухкомнатную квартиру, доставшуюся нам от родителей, на однокомнатную с доплатой, и уже через неделю мы с ней стояли на вокзале, прощались, расставаясь на столь долгий и к тому же – неопределенный срок, наверное, впервые в жизни.

Наташа пообещала мне звонить каждую неделю и честно выполняла свое обещание. Мы даже договорились о том, что сеанс связи будет происходить каждую пятницу в десять часов вечера – это чтобы я и Наташа наверняка были дома.

Вначале я беспокоилась за нее – одна в большом городе, она ищет применения своей несовременной и некоммерческой профессии художника, но потом как-то само собой все улеглось.

Наташа говорила мне, что нашла хорошую работу, собирает деньги на квартиру. В чем заключается эта ее работа, она мне так и не сказала. А когда я спрашивала – лепила какую-то ерунду насчет ночных клубов, столичных развлечений и в круг элитарных тусовщиков, в который ее, кажется, собирались принять.

После она со смехом пересказывала мне выдумки московской золотой молодежи, которой некуда девать время и деньги, кроме как на детские игры в колдунов и вампиров, рассказывала про party-шабаши в ночных клубах, а несколько месяцев назад…

В ней что-то надломилось. Когда она звонила мне, то отделывалась сухими фразами о том, что у нее все в порядке, сообщала о таких событиях, как покупка квартиры почти в самом центре Москвы, тоном, будто она приобрела новую разливательную ложку.

Смешить меня рассказами о развлечениях золотых мальчиков и девочек она перестала, а когда я просила ее об этом, срывалась и кричала в телефонную трубку, чтобы я перестала лезть в ее дела.

Потом, конечно, извинялась, плакала.

Я не могла понять, что с ней происходит. Я всерьез забеспокоилась и собралась уже ехать в Москву, когда в одну из пятниц мне, вместо Наташи, позвонили представители отдела по раскрытию убийств какого-то там района города Москвы и сообщили, что моя сестра – Наталья Антоновна Калинова – застрелена в своей собственной квартире. Просили немедленно приехать на опознание тела.

Я смогла выйти из своей квартиры только на второй день после того, как услышала это сообщение. И мне до сих пор не верится до конца, что я никогда больше не увижу свою сестру.

Еще через два дня я уже была в Москве и разговаривала с оперуполномоченными из отдела по расследованию убийств – с теми, кто занимался делом моей сестры.

Впрочем, занимался – громко сказано. Убийство моей сестры, как я поняла из нескольких приватных разговоров, почти сразу же списали в разряд «глухарей» – нераскрываемых дел.

«Шансов найти убийц, – вертя в руках толстую дешевую ручку, говорил мне следователь, – нет никаких. Хотя, мы, конечно, работаем. И обещаем вам сделать все, что в наших силах».

«За что же ее убили? – пыталась выяснить я. – Хоть какие-то следы, хоть что-то должно остаться? Не может же быть так, что вам совсем ничего не ясно в этом деле. Вы же правоохранительные органы».

«Органы, – соглашался следователь, сдувая со своих усов мокрые крошки табака прямо на серый пиджак, – но вы поймите, застрелили вашу сестру профессионалы. Это заказное убийство, а такие дела почти никогда не раскрываются. Это вам не пьяная драка дяди Васи с дядей Петей. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Тело вашей сестры обнаружили только на второй день, да и то случайно. А уж киллера…

Опознать теперь не сможет никто. Никаких свидетелей. Никаких зацепок. С ее знакомыми мы, конечно, поговорили, но… Никто ничего не знает. А может быть, знает, но общаться с милицией не хочет».

Я хотела было выложить следователю содержание наших с Наташей телефонных разговоров, но вдруг осеклась, неожиданно с удивительной ясностью ощутив, что наплевать этому следователю и на мою сестру, и на меня, и на того неведомого убийцу с черным пятном вместо лица, который на мгновение всплыл откуда-то из темной пугающей мглы и снова исчез, как острый акулий плавник на поверхности моря.

Какая-то