Ответственный за бытовое имущество принимает контейнеры и коробки с салфетками, туалетной бумагой, подголовниками, стаканами и кружками, мыло, пледы, подушки и т. д. Все это необходимо посчитать, проверить и подписать документы, затем раздать нужные предметы службе экипировки, чтобы они разложили туалетную бумагу, мыло, бумажные полотенца в туалеты и развесили подголовники. Сам бортпроводник размещает пледы и подушки где придётся – на багажных полках, на свободных рядах кресел и т. д. По окончании рейса нужно пересчитать все остатки, заполнить накладную и сдать всё наземной службе по прилету.

Коммерческая загрузка или как это у нас называют «груз-багаж» – это приём всего, что необходимо перевезти на данном рейсе – багаж, груз, почта, дипломатический багаж в сопровождении курьера, оружие, животные и птицы, груз, досылочный багаж (который был забыт с какого-то рейса).

Ответственный за бортовое питание принимает телеги с подносами, лимоны, напитки, молоко, лёд и т. д. Он же обычно является старшим эконом-класса, ему делают доклады все остальные бортпроводники эконом-класса, а старший докладывает шефу, например, о готовности салона к взлёту или посадке, или о завершении обслуживания питанием. Перед рейсом он должен проверить заправку самолёта водой, проверить работоспособность водонагревательных приборов, печей. Как правило, питание в бизнес-классе принимает другой бортпроводник или шеф, также там отдельно нужно посчитать и проверить фарфоровую посуду, стеклянные бокалы и металлические столовые приборы. В эконом-классе вместо металлических приборов выдают «тройки» – это пластиковая ложка, вилка, нож, сахар, соль, перец, зубочистка, влажная салфетка в упаковке, всё это завернуто в фирменную бумажную салфетку.

Ответственный за аварийно-спасательную подготовку проверяет все аварийно-спасательные средства на борту, либо, если это большой самолёт, то у него есть помощники. Проверить нужно расположение на своих штатных местах кислородных баллонов, радиостанции, огнетушителей, фонаря, топора, огнеупорных перчаток и т.д., в том числе в кабине пилотов. Проверяется работоспособность аварийного освещения, лампы-указатели выходов. Также нужно проверить исправность ремней безопасности на пассажирских и экипажных сидениях, наличие дополнительных ремней-удлинителей, детских ремней, аварийно-спасательных жилетов, инструкций к воздушному судну для каждого пассажира, демо-комплекты для каждой зоны, с которыми бортпроводники будут вести демонстрационный показ аварийно-спасательных средств перед взлётом.

 
                                    * * *
 

Интересно, что существует такая система «Коспас-Сарсат», которая занимается обнаружением сигналов бедствия, подаваемых пострадавшими посредством радиомаяков или радиостанций. Некоторые из этих средств позволяют системе «Коспас-Сарсат» обнаружить источник сигнала в течение получаса! Но, конечно, чтобы она начала поиски, кто-то из членов экипажа должен выжить и правильно подать сигнал о бедствии. И этому мы здесь тоже учимся!

 
                                    * * *
 

Загадочное слово «эстафета», как оказалось, означает командировку – после полёта продолжительностью более шести часов в одну сторону экипажу положен отдых в аэропорту прилёта. Минимальное время отдыха обозначено правилами полёта и отдыха, но чаще всего времени даётся гораздо больше, в зависимости от того, когда по расписанию должен прилететь следующий рейс. Прилетевшая бригада отдыхает в гостинице, а затем её сменяет следующая бригада, прибывшая очередным рейсом. В авиакомпании есть сборник правил поведения в эстафете, причём для каждой страны могут быть свои нюансы – в восточных странах нельзя носить сильно открытую одежду, в Тайланде нельзя плохо отзываться о короле́, а в Индии нельзя соглашаться на предложения местных жителей купить наркотики. Вообще на такие предложения лучше нигде не соглашаться.

В голове всё больше новых понятий вроде «сверхнормативный багаж», «договор воздушной перевозки», «коммерческая загрузка». А также масса команд и необходимых слов на английском, многое надо знать наизусть. Мы читаем вслух информацию о снижении, прибытии, турбулентности и т. д. на русском и английском языках, а нас всё поправляют: «Следите за интонацией! Чётче произносите слова!». Хоть здесь пригодились мои многочисленные олимпиады по английскому в школе и колледже.

Нас заставляют орать команды так громко, чтобы было слышно на первом этаже здания. Наверное, первый этаж нас ненавидит.

Медицинское обслуживание у нас ведёт настоящий профессор, добрый седой дяденька лет шестидесяти с отличным чувством юмора. Теперь мы знаем, как распознать обморок, коллапс, инсульт, инфаркт или напряжённый пневмоторакс. Нам даже рассказывают, как принимать роды. Не хотелось бы мне это практиковать. А ещё есть разные виды гипоксии, высотная болезнь, тахикардия, стенокардия и куча других ужасов. К тому же нам рассказывают о перегрузках, шуме и вибрации во время полёта, не так-то всё просто и безопасно. Даже пассажиры часто устают во время рейса от воздействия всех этих факторов, что говорить о бортпроводниках, которые всё это время проводят стоя, да ещё и на каблуках. Кроме парней, конечно.

 
                                    * * *
 

Кстати, о каблуках. На занятия мы должны ходить в классическом чёрном костюме, белой блузке и чёрных туфлях. С костюмом справились все, но перед нашей группой будущих стюардесс встаёт настоящая проблема – найти «форменные» туфли. Подразумеваются чёрные туфли на широком каблуке высотой 4—6 см, без какого-либо оформления брошками, стразами, декоративными швами; с закрытым носом и пяткой, чёткой классической формы. Кто бы мог подумать, что найти такие туфли окажется колоссальным исследовательским трудом. Каждая девушка из нашей группы искала по всем магазинам в районе своего места жительства, но везде оказывались только туфли с какими-либо украшениями, застёжками, цветными нитками по бокам, и всё это по бешеным ценам. Нам, студенткам, предстоит найти самые недорогие туфли самого классического образца. Как выяснилось, простые классические туфли стоят дороже, чем модные, со всякими наворотами. Когда наши поиски зашли в тупик, и мы уже почти отчаялись, получив множественные замечания по неформенной обуви, в учебном центре объявились учащиеся предыдущей группы, которые уже проходили стажёрские полеты. У них мы выяснили множество интересующих нас деталей, в том числе то, что на Кантемировской есть огромный магазин обуви, и там есть такая, как нам нужна.

В тот же день после занятий мы целой группой отправляемся за добычей, на которую, честно сказать, у меня почти нет денег. Торговый центр, и правда, неимоверных размеров, стенды с обувью тянутся в длину футбольного поля. Мы разбредаемся по этому «стадиону» в поисках самой страшной обуви, ведь только на ней нет никаких прибамбасов. Через полчаса некоторые одногруппницы уже радостно машут мне заветными туфлями и бегут на кассу, но моего размера нет, 39-й здесь явно не в ходу. В самом углу магазина я, наконец, нахожу ужасно некрасивые, немодные, «бабушкинские» туфли – чёрные, кожаные, без украшений, на устойчивом каблуке нужной высоты. И они мне как раз! Я уже хочу обрадоваться, но вспоминаю, что цена, которую я сейчас увижу, может всё испортить. Однако цена не только не убивает моей надежды, но удивляет меня невозможностью своего существования в Москве – они стоят 210 рублей! На эти деньги можно три раза съездить на автобусе от метро «Домодедовская» до аэропорта! Это не цена, это практически бесплатная обувь! Через час мы всей группой выходим из магазина с новенькими коробками, гарантирующими нам отсутствие дальнейших замечаний по форменным туфлям.

 
                                    * * *
 

Каждый раз после учебы я оказываюсь в той же чужой Москве, и не верится, что учебный класс тоже принадлежит ей. Кажется, что он находится в другом измерении, где я в своей тарелке, наполненной будоражащей новизной авиации. А за стенами учебного центра всё такое враждебное и неизвестное, что на душе сразу становится тоскливо и одиноко. Вот бы уроки не кончались. На душе какая-то студенческая неустроенность, беспокойство, напряжение. Мы все в полной зависимости от результатов экзаменов, нам нужна работа и деньги, в Москве нет ничего бесплатного. Постепенно чувство неизвестности усиливается и давит, заставляя волноваться перед сном, вместо того, чтобы усиленно учить материал. Возникают печальные мысли – а что, если не сдам? Для сдачи повторного экзамена нужно снова пройти обучение, а это ещё два месяца, и жить в гостинице уже никто не оставит. Мой энтузиазм теряет обороты, но я стараюсь не поддаваться унынию и всячески убеждаю себя в успехе.

На занятиях во мне каждый раз просыпается жгучий интерес и даже азарт, но после них – страх и неуверенность. Мы смотрим видеоматериалы о разных видах авиакатастроф, анализируем действия экипажа, обсуждаем. Не должно быть никакой возни и произвола, на всё есть чёткие инструкции. Уф, как много информации. А что если я не смогу? Ну, по крайней мере, эвакуация, надеюсь, будет не каждый день.

По вечерам я записываю в дневник, подаренный Рамилёй, свои переживания и сомнения. Иногда он – это всё, что связывает меня с домом.

 
                                    * * *
 

Нам дают первую стипендию! Для Москвы это небольшие деньги, хватило бы только на оплату двух суток номера в гостинице. Но для нас это первый результат, и мы с Нарине идем в армянское кафе недалеко от учебного центра, она уже была там пару раз и неоднократно нахваливала местных поваров. Приходится довериться и попробовать новую для себя пищу. Кафе оказывается на удивление уютным, с каменными столами и деревянными стульями, белыми скатертями, отливающими яркостью красных стен и глиняной посудой. Мне даже кажется, что нам здесь искренне рады, а это в столице бывает нечасто. Нарине чувствует себя как дома, наслаждается армянской музыкой и открыто сожалеет о том, что стипендия не позволяет обедать здесь каждый день.

Мы пробуем традиционный кчуч из баранины и восхитительный хаш. Вообще-то я не люблю баранину, но здесь она приготовлена отменно. Даже цены в этом кафе явно немосковские, может быть, потому что местоположение не очень удобное, далеко от центра и глубоко во дворах. Своё тянется к своему, сама бы я, конечно, никогда не обнаружила это местечко. Пусть это будет нашим первым маленьким путешествием – в гостеприимную Армению, пока мы ждём окончания учёбы и начала первых полётов.

 
                                    * * *
 

Чудом мне выпадает счастье познакомиться с супругами Катей и Вовой, и я переезжаю жить к ним на пару недель, так мы договариваемся сначала. У них двухкомнатная квартира на конечной станции одной из веток метро, меня они селят в зале.

Катя младше меня, но этого ни за что не поймёшь с ходу, так как она не по возрасту эрудированная, активная, увлекающаяся и разносторонняя. Я на её фоне выгляжу несмышлёной девчонкой. Сначала мне даже кажется, что ей будет со мной скучно, но она проявляет необычайный интерес ко мне и моей учёбе. У неё длинные русые волосы, обычно она заплетает их в две косы, напоминая мне меня – большую часть жизни я носила длинные волосы и мучилась с уходом за ними. Вообще до знакомства с ребятами у меня было предвзятое отношение к москвичам, что и говорить. На самом деле они такие дружелюбные.

Вова постарше нас обеих, очень добрый и открытый, всегда готовый выслушать. У него тоже длинные волосы, улыбающиеся миндалевидные глаза, и ростом он чуть ниже Кати. Вместе они занимаются организацией рок-концертов.

Впервые Москва предстает передо мной как город, в котором живут люди в обычных домах, квартирах, а не просто как город, в котором есть метро, Красная Площадь, гостиницы и запутанные улицы. В моей комнате есть балкон, и вечерами после занятий я люблю наблюдать, как под окнами собираются мужики с пивом, обсуждают политику и жизненные трудности, кто-то выгуливает собак, кто-то в обнимку петляет под деревьями. Словом, обычная жизнь. Совсем даже не другой мир. Интересно, а эти люди знают, что есть город Набережные Челны и что люди там делают всё то же самое?

В детстве я всегда была аккуратной девочкой, с вечера складывала на стул школьную форму назавтра, чистила туфли, делала досконально каждое домашнее задание. Что же случилось со мной сейчас, непонятно. В квартире Кати и Вовы у меня всё валится из рук, я всё ломаю. Началось с того, что я разбила пару кружек. Потом пыталась посмотреть, кто звонит в дверь, и сломала задвижку на глазке. Катя постоянно шутит надо мной, приходя домой: «Ну, что на этот раз?». Остаётся только посмеяться вместе с ней, потому что нет ни объяснения, ни оправдания моим конфузам.

С каждым днем я всё больше узнаю об авиации, это затягивает с головой, днями и ночами учу конструкцию самолетов, аварийно-спасательную подготовку, технологию обслуживания, авиационную медицину, правила перевозки опасных грузов и прочее. Всё в подробностях рассказываю ребятам, а они, так как тоже никогда не были связаны с авиацией, слушают с нескрываемым интересом и многому удивляются. У них много своих дел и они устают после рабочего дня, но всегда меня слушают и поддерживают. Мне кажется, я не смогла бы вместить столько новых знаний, все они укладываются в моей голове аккуратно и систематизированно только потому, что я каждый день пересказываю их ребятам.

Но я всё ещё чувствую себя чужой в этом огромном городе. В метро я смотрю в тетрадь и повторяю пройденный материал, украдкой поглядывая на строгих пассажиров. Кажется, они всё ещё могут меня рассекретить. Иногда мне хочется каждому из них рассказать, почему на крыле с одной стороны фюзеляжа навигационный огонек зелёного цвета, а с другой – красного. Улыбаюсь, если замечаю, что кто-то из них удивлённо смотрит в мою тетрадь и начинает читать. И расстраиваюсь, когда он отворачивается. Неужели ему не интересно, как работает аварийная радиостанция?! Хочется подсесть к кому-нибудь и рассказать, как я устала от постоянных зачётов, проверок, замечаний, или как на занятиях по сервису мне сказали, что у меня маленькие глаза, и я наношу неподходящий макияж. Как так! Мне всегда говорили, что у меня огромные глаза… И как отчаянно я хочу пройти через всё это, что ни за что не сдамся, что у меня одни пятерки! Рассказать, как я впервые брела к зданию офиса по мокрому снегу на шпильках. Но, наверное, они меня не поймут. Какой нелепый парадокс – я среди сотен людей, и никому не интересно, чем я живу. Хотя надо заметить, что и мне не так интересно, куда они едут.

 
                                     * * *
 

Сегодня мне исполняется двадцать три.

Всё ещё живу у ребят, хотя прошло уже почти два месяца. Видимо, от усталости я спала как танк, потому что не слышала, как ночью они украсили мою комнату воздушными шарами. Как здорово – в любом возрасте приятно иметь «свой день» и знать, что есть люди, которым это важно.

Сегодня среда, мне пора на учебу. В метро меня зажимают суровые лица, толкают, ругаются, не хотят читать про способы реанимации в моей тетради. Но сегодня мне всё равно. У меня ведь День Рождения.

Мы сдружились с Катей и Вовой, я делюсь с ними всем, что происходит, они меня очень поддерживают. Но пора мне подумать об отдельном жилье. Надо только начать летать, потому что на стипендию учебного центра это невозможно. А чтобы начать летать, надо собрать все силы и сдать экзамены.

Катя и Вова часто берут меня с собой на рок-концерты, и я могу немного отвлечься от своей безумной учёбы, вспомнить, что и до неё как-то жила. У них дома часто бывают гости, и я люблю слушать их беседы про музыку, рок-группы, концерты, поездки. Вообще я иногда себя чувствую их ребёнком, настолько они более взрослые.

В свободное время я пишу ребятам с форума, рассказываю про жизнь в столице, про новых знакомых, про метро и удивительные станции. Рамиля и Маша переживают за меня, но верят, что всё получится.

Как-то мы с Рамилёй ездили к её деду в деревню. Шагит бабай оказался таким добрым, открытым человеком, что мы проговорили весь вечер. Выяснилось, что он когда-то служил в Борзе – а значит, я нашла ещё одного земляка. Мы с Рамилей ходили в баню, парились берёзовыми вениками, а потом вместе с Шагит бабаем пили «первачок», самогон первой стадии перегонки. Такого мне ещё не доводилось пробовать! Мы пробыли там всего сутки, а воспоминания сохранились на всю жизнь. Рамиля недавно писала, что рассказала Шагит бабаю про мою авантюру с самолётами. Он так обрадовался, просил передать, что гордится мной, и что у меня обязательно всё получится. Я стараюсь чаще вспоминать его слова.

Я обещала врачу набрать вес, но пока ничего не выходит. С таким режимом я вообще забываю поесть. Не хочется отвлекаться ни на что, скоро экзамены, и я должна быть уверена в каждом слове из учебной тетради. А иногда у меня просто нет денег, чтобы нормально поесть.

12 марта 2008 г.