На вокзале очень людно, все куда-то тащат сумки, чемоданы, ругаются на разных языках. На секунду останавливаюсь, чтобы спросить себя: «Я точно ради этого вылезла из своего кабинета?». Но это ведь только начало. Надо получать удовольствие от всего происходящего, это же настоящее приключение! Вот, например, вокзальный туалет, где мне предстоит переодеться в костюм… Ладно, пожалуй, радоваться начну чуть позже, пока надо просто подготовиться к собеседованию. Скажем прямо, в кабинке мало места для подобных манипуляций, да и аромат трудно переносимый. Выбегаю, зажав нос, уже в сапогах на шпильках, с лёгким макияжем, в строгом сером костюме. Сдаю сумку в камеру хранения, отправляюсь искать метро. Станция Комсомольская, мудрёные переходы, эскалаторы, указатели, суета, народ, шум…
Поезда со свистом проносятся в обе стороны, а люди как будто не удивлены этому, кажется, я одна стою чуть ли не с открытым ртом и разглядываю равнодушные лица пассажиров. Закладывает уши, мотает из стороны в сторону, а за окнами проносятся целые реки оптоволокна. Люди читают книги, газеты, смотрят в телефоны, спят. А я с интересом их рассматриваю. Они все как будто выполняют установленные правила, о которых я пока ничего не знаю – не улыбаться, не смотреть на других, не разговаривать, делать крайне деловой вид и не выдавать своих эмоций. А вдруг заподозрят, что я чужая? Тут же перед глазами всплывает сцена, как будто все разом поднимают на меня удивлённо-обескураженные глаза, кто-то один с воинственным видом кричит: «Взять её!», – и тут же меня хватают и выводят из вагона. Глупости, наверное, мне просто надо привыкнуть. Или выучить их правила.
Бесконечный эскалатор, как лестница в новый мир, даже виднеется какой-то свет в конце. Семь утра. До собеседования ещё час. На улице мокрый снег, лужи… И я на шпильках, в лёгком пальто, с трясущимися руками, в неудобной узкой юбке, стою на тёмной улице и понятия не имею, переходить ли мне этот широченный проспект или удариться в поиски на этой стороне. Сорок минут блуждаю по обе стороны, ищу офис. Хочется плакать из-за своей неспособности ориентироваться на местности. Кажется, этот магазин я уже проходила. Или нет? Прохожие почему-то откровенно игнорируют мои вопросы. Это Москва такая или со мной что-то не так? На всякий случай оглядываю себя может, я выгляжу как житель Набережных Челнов, и это их пугает? Думают, что я сейчас начну продавать им КАМАЗы и всё такое? Нет, вроде ничем особо не отличаюсь, одета прилично, робы на мне нет, шарахаться от меня не должны. В голове всё ещё стучат колеса поезда, свистят вагоны метро, меня качает в разные стороны. Странный у вас тут ноябрь, у меня даже сапоги вымокли. Я бы поела что-нибудь. И чаю бы горячего. Заглядываю в окно мини-пекарни, там красуются ароматные булочки, хлеб, печенье… Но как только мне удаётся рассмотреть цены, вспоминаю, что мне пора. Дорога странным образом извивается вокруг огромного парка и стройки, снова начинается приступ паники, что я не туда иду. Но вот, наконец, вижу на стене здания табличку с нужным номером, сердце уходит в пятки. Озираюсь по сторонам, поднимаюсь на пятый этаж. Охранник в форме, часы с самолётом, манекены в фуражках – совершенно новая атмосфера.
Совсем недавно я внутренне сокрушалась от мысли, что жизнь проходит зря, но не знала, что предпринять. И вот я сижу в офисе столичной авиакомпании, испуганная, в мокрых сапогах, со стуком колёс поезда в голове, пытаюсь привести себя в порядок, уже без сил и желания объяснять кому-либо, почему я хочу у них работать и откуда меня принесло. Жизнерадостный сотрудник с внешностью актера мыльной оперы задаёт мне каверзные вопросы, как на экзамене. «Почему вы решили связать жизнь с авиацией?». Эм… Хороший вопрос. «Откуда вы? Набережные Челны? Это Башкирия? Татарстан? Вы что, татарка? Непохоже». Железная логика. Зачем-то задаю ему вопрос: «Скажите, а бортпроводники – военнообязанные?». Он продолжает улыбаться, но глаза выдают умиленное удивление: «Нет, а вам хотелось бы?». Тоже начинаю улыбаться от непонятно зачем заданного вопроса и отвечаю: «Да нет, просто я из военной семьи, папе бы это понравилось». Десять волнительных минут, и я свободна. Десять минут, ради которых я проделала путь в тысячу двести километров. Может, папа и так будет мной гордиться?
В коридоре знакомлюсь с Семёном, начинающим бортпроводником, у которого сегодня первый день учёбы. Семён выше меня на две головы, худощавый, с чёрными, аккуратно подстриженными волосами, симпатичным бледным лицом с тонкими чертами. Его внешность вполне можно назвать модельной, если кому-то нравятся мужские показы мод. Мне – нет. В его голосе явно проскальзывает столичный пафос, хотя откуда ему взяться? Он ведь из Калуги. Да и какая разница, для меня Семён всё равно окружён ореолом таинственности и героизма: он ведь уже зашёл так далеко и является для меня явным авторитетом, страшно интересно разузнать у него массу информации, ведь он уже прошел всё, что мне только предстоит. Обмениваемся телефонами, чтобы взаимно отслеживать судьбу двух начинающих сотрудников гражданской авиации, покинувших родные города ради новой жизни. Нас тут таких на удивление много.
Снова я на улицах враждебной, холодной Москвы. Куда идти… До обратного поезда ещё целый день. Конечно, Красная площадь. Оказывается, не такая уж она большая. Метро. Тычу пальцем в схему и еду по станциям. Иногда чтобы просто посмотреть сами станции, такие разные: построенные в середине прошлого века и современные в стиле хай-тек. Вечером встречаюсь со своей знакомой, Дианой, которая переехала в Москву из Набережных Челнов пару лет назад. Мы сидим в невероятно уютном подвальном кафе «Апшу» на Третьяковской. Это первое место, где Москва кажется мне не такой уж жестокой. Полки с книгами, полумрак, мягкие вышитые подушки, вкусная еда, всё чудесно.
Казанский вокзал, поезд. Уезжаю с тяжёлым чувством – вернусь, не вернусь. С одной стороны, мне не хочется жить в Москве, и знакомство с ней получилось сумбурным. Но раз уж вышло так, то сам город не имеет значения, хочется лишь сделать задуманное, дойти до цели. Думаю, вот бы это было в другом городе, в каком-нибудь Волгограде, Самаре… Где угодно. Но мне выпала Москва. Из-за этого ситуация выглядит комично – девочка из глубинки решила покорять столицу. Маленький военный городок Борзя Читинской области, в котором я родилась – это настолько укромный уголок России, что Москва всегда казалась мне вымышленным городом из телевизора. Но и из других городов она не стала мне ближе. А теперь передо мной стоит вопрос о переезде туда.
23 ноября 2007 г.
Морозное ноябрьское утро. Казань. До дома осталось совсем немного. Автобус до Набережных Челнов уже набит пассажирами. Звонок… Гудки… Голос из трубки мне говорит: «Вы прошли собеседование. Ждём вас на втором этапе». Изумлённо отвечаю: «Спасибо. До свидания».
И тут всё замерло. Сотни мыслей: а что теперь? Как мне отпроситься с работы, чтобы ехать второй раз на собеседование, что им сказать, как я буду проходить это собеседование, и что я буду делать, если пройду второй этап?! Где я буду жить, как я буду переезжать, как, что… Становится по-настоящему страшно от предстоящих свершений. Всю дорогу в голове вертятся путаные мысли, надежды, мечты, отчаяние, сожаление и прочий хлам. И вот я дома, сообщаю родителям, что я прошла. Они явно удивлены. Но в то же время сомневаются – дочь собралась в столицу… Какой избитый номер.
24 ноября 2007 г.
* * *
Несмотря ни на что, через пару дней я снова в поезде на Москву. На работе решила пока особо не распространяться, я ведь сама ещё толком ничего не знаю, просто сказала, что мне снова нужно уехать.
Беспокойно засыпаю с книгой в руках. Мне снится Башкирия, моё секретное место на маленьком островке рядом с домом, где я рыбачила в детстве. Снится, как мы с сёстрами носимся по дому, от нашего топота дрожит посуда в стареньком серванте, от нашего смеха закладывает уши…
Каждое лето родители отвозили меня со старшей сестрой Кариной к бабушке и дедушке в село Байки, в живописную Башкирию, независимо от того, где мы жили на тот момент – через всю Россию на поезде из Забайкалья или из близкой Уфы. Иногда туда приезжали и наши двоюродные сестры, Света и Танюша, и тогда дом превращался в балаган. В дальней комнате мы спали все вчетвером, двое на кроватях, двое на полу. Рано утром тот, кто просыпался раньше всех, начинал игру: «Девочки, я чувствую, что на завтрак блины!». Сонными голосами, принюхиваясь к запахам за дверью, отзывались остальные: «Нет, сегодня яйца всмятку!», «Нет, пирожки с ягодами!». Чаще всего оказывалось, что на завтрак и яйца всмятку («только из-под курицы», как говорит бабушка), и пирожки, и блины, и много чего ещё. После завтрака у нас была масса занятий – сбегать на гору, насобирать цветов, побегать по речке, посмотреть на маленьких рыбок на отмели, поиграть в ресторан во дворе дома, погонять куриц, подразнить петуха, послушать Светины пересказы прочитанных ею книг…
Но Света с Танюшей приезжали ненадолго, а мы с Кариной целых три месяца жили настоящей деревенской жизнью: помогали по хозяйству, собирали ягоды на горах, встречали «табун», как у нас в селе называли стадо коров, коз и овец, которых пастух рано утром вёл в горы и на водопой к реке, а вечером гнал обратно по домам. Карина в детстве была такой взбалмошной, носилась по улицам с мальчишками, просила соседей покатать ее на лошадях, даже иногда пасла с дедом табун. А я любила побыть одна, повозиться в огороде или посидеть дома за шитьём и чтением. Но особенно мне нравилось ходить на рыбалку. Я собирала маленький рюкзак, сшитый собственноручно, брала с собой высушенную дедом рыбу, огурцы, помидоры, хлеб, простенькие рыболовные принадлежности и отправлялась на реку, что прямо за домом. На островке я могла сидеть часами, в огромных резиновых сапогах, трико, майке и кепке. В маленьком ведёрке под конец рыбалки у меня бывали краснопёрки, пескари, бычки и иногда хариусы. Даже не помню, о чем я думала всё то время в ожидании, что на водной глади дёрнется поплавок…
Просыпаюсь от невыносимого холода: оказывается, одеяло сползло. Засыпать снова нет смысла, за окном виднеются зелёные заборчики – подъезжаем к Москве. Снова Казанский вокзал, заснеженная тёмная улица, слякоть, тысяча мыслей в голове, витиеватый путь от метро до офиса. Странное утро, второй раз в Москве – вроде и не первый, и вроде тот же чужой город, и та же улица, и неизвестно, доведется ли мне пройти по ней снова. Возможно, это город, по которому я теперь буду ходить каждый день. А, может быть, вернусь в свои Набережные Челны, в душный кабинет, и долгими ночными сменами буду себя успокаивать тем, что хотя бы попыталась. Это удивительно – идти по незнакомому городу, вырвавшись из своей рутины, усталости, однообразия, в одиночку, со смутной надеждой – вдруг теперь всё будет иначе. Сейчас мне это кажется настолько глупым, что даже смешно, но так хочется верить, что это мой путь. Мне хочется чаще собирать чемоданы, как в детстве. Работа в офисе меня просто съедает.
На этот раз провожу в учебном центре полдня. Тесты по психологии, английскому языку, собеседование с руководством. Одна напротив множества людей, которым предстоит решить мою участь. Видно, их смущает мой рюкзак. Поясняю, что я прямо с поезда. У них много вопросов: почему человек с высшим техническим образованием, опытом работы и перспективами в своей области хочет кардинально изменить жизнь; как я представляю себе жизнь в Москве; есть ли у меня здесь кто-то. Хорошо ли я переношу полеты и стрессовые ситуации; умею ли плавать; работала ли когда-либо в авиации. Кажется, всё это сведет мои шансы на «нет». Я уверена только в том, что умею плавать, а остальное – как я могу быть уверена, что хорошо переношу стрессовые ситуации, если ни разу не эвакуировала пассажиров с горящего самолета?
Воробьевы горы, снег, холод, бессильные слезы от перенапряжения. То самое кафе «Апшу» на Третьяковской, книги, записи в дневнике, мысли. Зачем-то пишу на салфетке: «Сегодня я проходила собеседование на должность бортпроводника. Если я появлюсь в вашем кафе снова – значит, у меня получилось». Оставляю её под счетом.
Казанский вокзал, ожидание. Страшно, взбудоражено бьётся сердце – слишком много всего произошло, чтобы быть сейчас одной. Звоню Семёну. Он приезжает ко мне среди ночи на вокзал, чтобы поддержать. Совсем незнакомый человек. Я ему так благодарна, что не бросил. Долго разговариваем, расхаживая среди поездов, он рассказывает о том, как решился пойти в авиакомпанию, как проходит учёба. О том, что раньше его жизнь тоже не была связана с самолётами, а теперь всё крутится вокруг них. Вроде, он совсем не пафосный, как мне показалось при нашей встрече в учебном центре. А ещё оказалось, что он тоже родился в военной семье, и тоже в городе Борзя! Я думала, таких совпадений не бывает. Земляки!
И вот мой поезд. Снова домой. Холодный вагон, снующие пассажиры, которые то и дело бьют меня по ноге дверью тамбура. Беспокойная ночь в размышлениях о жизни, печаль, одиночество, меняющиеся картинки за окном. Дом. Мама спрашивает: «Что грустная, не прошла?». Не могу объяснить, просто грустно. Опять звонок из Москвы… «Вы приняты. Ждём вас на врачебно-лётную комиссию». Я прошла.
28 ноября 2007 г.
* * *
Невыносимо долгие дни до отъезда. Сбор справок – из ПНД, наркологического диспансера; всевозможные анализы, даже такие, о которых я никогда не слышала. После ночных смен – изнуряющая беготня по городу в поисках учреждения, где можно сделать эти анализы в самые кратчайшие сроки, ведь через два дня отъезд на медицинскую комиссию, времени в обрез. И всё складывается мне на руку, успеваю в последние минуты. От усталости валюсь с ног.
Долгожданный поезд. Снова морозное утро… Казанский вокзал. Толкотня, сотни голосов вокруг, чемоданы, таксисты, бомжи. Метро, впервые я на станции Домодедовская. Огромный торговый центр, рынок, бегущие люди и десятки автобусов. Беспомощно смотрю по сторонам, толком не понимая, куда мне идти. Вот он, мой 308-й автобус. Моя первая поездка в аэропорт Домодедово. Самолёты… Заснеженный аэродром, взлёты и посадки. Как сердце замирает – первый раз стою на мосту около здания аэровокзала, глядя на огромные летающие машины, совсем вблизи. От шума закладывает уши. Вокруг каждого самолёта суетятся люди, что-то загружают, выгружают, выносят большие мешки – видимо, с мусором. Пассажиры организованно заходят в автобусы, которые аккуратно везут их по специальному маршруту к зданию аэропорта. Как в муравейнике, только в очень большом. В моем сознании всё ложится на полочки, когда я вижу чью-то слаженную работу. Это так чудесно.
В капюшон залетает снег, руки дрожат в карманах, начинают замерзать ноги. Так не хочется уходить, отрываться от этой картины. Но мне пора.
Здание офиса выглядит солидно, на входе люди в форме курят, пьют кофе и разговаривают на незнакомом мне языке, что-то вроде: «Я только отметилась в резерв, а меня сразу на старт» или «На прямом у нас фулл, прикинь, и аж три сифуда заказано», «Ну где этот экипажный автобус?». Всё заставлено чемоданами, и я кое-как пробираюсь к лифту. По длинному коридору с бежевыми стенами ходят люди в форме, настоящие бортпроводники и лётчики, с какими-то документами в руках, чемоданами. А мой чемодан снова лежит в камере хранения на вокзале, и я пока совсем не бортпроводник. Стою среди них, как испуганный новобранец, рассматриваю. У всех такой сосредоточенный вид, официальным тоном здороваются, задают друг другу странные вопросы: «Ты в резерв?», «Как эстафета?». Мне, определённо, предстоит выучить этот язык.
Кабинет врача находится у самой лестницы, перед дверью стоят человек восемь в лётной форме. Они что, все заболели перед рейсом? На противоположной стене висят большие доски для объявлений, увешанные протоколами, распоряжениями, графиками. На отдельной доске – масса выговоров за халатную сдачу бытового имущества, несоблюдение форменного стиля, нарушение правил поведения в эстафете. Нешуточные тут меры – лишение надбавок, понижение в должности, отстранение от эстафет. Что же такое эстафета, раз в ней бортпроводники могли нарушить правила поведения их и от этого можно отстранить?
Очередь проходит довольно быстро, и лётный врач, пожилой рыжеволосый мужчина, от которого за версту разит табаком, выдаёт мне направление на медицинскую комиссию. У меня всего два дня, чтобы её пройти, надо торопиться.
Возвращаюсь на станцию метро Домодедовская на большом белом автобусе №308 от аэропорта, ищу место отправления автобуса в Авиагородок. На этот раз еду на дряхлой «газельке», которую подбрасывает на каждой кочке, водитель отчаянно матерится. Сначала мы едем какими-то дворами, а потом возникает ощущение, что едем в сторону аэропорта. Но, учитывая мою природную неспособность ориентироваться на местности, допустим, что это не имеет значения.
Авиагородок. Впервые Авиагородок, ещё такой незнакомый. Как большой зал ожидания под открытым небом. Мне нравится эта атмосфера неопределённости и затаённого волнения. Никто ведь не знает, зачем я тут? Может быть, для того, чтобы в ближайшем будущем спешить по этим улочкам с чемоданом, в лётной форме, как и множество прохожих?
О проекте
О подписке