Дизайнер обложки Екатерина Романова

© Екатерина Романова, 2018

© Екатерина Романова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-2378-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Проклятие рода Кенигсгейлов

Я – Вилиана Шален, последняя из рода Кенигсгейлов. Вместе со мной уйдет не только древнейший род, но и проклятие, нависшее над Всеславией тяжелой свинцовой тучей. Ради своих подданных, ради своей страны, ради будущего всего Эстамина, ради бесконечно доброго, нежного и удивительного мужчины, который сейчас наверняка изо всех сил пытается меня спасти, я должна решиться на этот шаг. Всего лишь один шаг, за которым пустота и свобода.

– Лерой, – прошептало сердце в последний раз.

За пять дней до этого

«Моя милая сестра. Твое письмо совершенно меня обескуражило. В сердце и трепетная радость, и бесконечная тревога. Я счастлива узнать, что ты встретила человека, покорившего твою душу. Но милая Беатрис, он помощник кузнеца! Тебе лучше меня известно, что у вас с ним не может быть будущего. А если ты выберешь любовь, то потеряешь право на трон. Мы не принадлежим сами себе и рано или поздно, папенька отойдет от дел, и ты заменишь его. Ты должна помнить о долге, лежащем на твоих плечах. Тебя готовили к великому будущему – стать королевой Всеславии. А наши подданные никогда не примут в качестве короля помощника кузнеца. К тому же, у ваших детей не будет магии… Тебе надлежит сочетаться равно родным браком с принцем. Уже получила последний вестник Лучших женихов всех стран? Под номером семь, принц эльфов – Уилиам, весьма достойный образчик. Если художник настолько же правдив, насколько талантлив, то у ваших детей будет все: и красота, и ум, и обаяние, и прекрасные голубые эльфийские глаза…

Ты знаешь, я люблю тебя как никто другой и не хочу судить или поучать. Поэтому искренне надеюсь, что ты сможешь найти верное решение, сохранив при этом целостность сердца и покой души. Очень тоскую по тебе, с любовью, Вилиана».

«Дорогая Вилиана, у меня совсем мало времени и столько нужно сообщить! Увы, боюсь, тебе придется удовлетвориться лишь тем, что я выбрала свою судьбу. После смерти наших братьев, меня готовили к участи королевы. Но я уже королева… королева его сердца. А другого престола мне не нужно! Ох, милая, если бы ты только видела его, ты бы все поняла. Для меня нет обратной дороги, потому что наш брак уже консумирован. Да… брак. Мы тайно обвенчались в глухой деревеньке и, кажется я скоро стану мамой. Прости мне мое безрассудство, но теперь судьба королевства – только на твоих плечах. Мы вынуждены бежать, потому что владыка монастыря уже написал обо всем папеньке. За сим это мое последнее письмо. Когда обживусь на новом месте, обязательно дам знать о себе. Верю, ты станешь великой королевой, моя маленькая Шален! Целую крепко, твоя Беатрис».

Письмо выпало из рук и, словно отживший лист клена, кружась, упало к ногам. «Верю, ты станешь великой королевой…». Кровь ударила в голову, в которой звучал звонкий жизнерадостный голосок сестры… «Верю, ты станешь великой королевой…». Нет. Нет-нет. Абсолютно нет. Без вариантов. Никогда! Меня не готовили к такой судьбе, ведь я младшая в роду Кенигсгейлов и не рассчитывала надеть на себя фамильную корону. Я была уверена, что после смерти папеньки и восхождения на трон Беатрис – моей старшей сестры, смогу вернуться во дворец и предаваться праздной жизни: гулять, вышивать, петь песни, блистать на балах, кружить головы кавалерам… И смела надеяться, что произойдет это совсем скоро, ведь я заточена в монастыре уже более пятнадцати лет. Мне хотелось познать радость первой любви, но не стать королевой!

Мне двадцать один год, а это возраст, с которого допускается самостоятельное правление без регента. Но какая из меня королева?

Осень в этом году наступила раньше положенного. Она словно намекала на серьезные перемены, которые могут произойти в моей жизни весьма скоро, если с папенькой, не приведи Отец Заступник, что-то случится. Разумом я понимала, что родитель не вечный, ему уже восемьдесят, а это почтенный возраст для человека, хоть и сильного мага. Но даже в страшном сне не могла представить, что на трон взойдет не Роберт, Марк или Юстас, и даже не Беатрис, а… я!

Величественный клен устало и, будто нехотя, прощался с остроконечными желтыми листьями, которые, вальяжно вальсируя, медленно опускались к моим ногам. Воздух свежий, даже слегка морозный, пах костром и тревогой. Сердце раненой канарейкой трепетало в груди, предчувствуя беду.

– Ваше Высочество, – я вздрогнула, но не обернулась. Владычица монастыря Пресвятой Девы, в котором меня прятали от проклятия, весьма успешно, следует отметить, остановилась за моей спиной. Я чувствовала на себе ее тяжелый взгляд. Тяжелый, поскольку то, что она собиралась сказать, произносят неизменно с тяжелым, даже трагическим взглядом, полным жалости и сострадания. – Ваше Высочество, – повторила она, набираясь решимости.

– Папенька? – не поворачиваясь и по обыкновению не демонстрируя эмоций, спросила я.

– Мне очень жаль. Только что получили письмо из столицы… Вам и Беатрис надлежит в скорейшем времени явиться ко двору.

Слеза расчертила щеку. Нет. Слишком жестокая правда. Все это какая-то дурная шутка. Я с грустью разглядывала цветок бордового георгина, который держала в руках и не могла поверить, что все это происходит со мной. Когда мне исполнилось шесть, отец отправил меня в монастырь Пресвятой Девы, а Беатрис – в монастырь Пресвятого Отца и больше мы никогда не виделись, ни с сестрой, ни с отцом. Он боялся, что и нас заберет проклятье, которое унесло жизни трех наших братьев с перерывом в три месяца. Мы – последняя надежда королевства, последние прямые потомки рода Кенигсгейлов, имеющие право на трон и, если наш род прервется, начнется междоусобная война. Война, которая разрушит Всеславию до основания, если лорд Найтингейл или его молодой сын не смогут удержать власть… Могу ли я это допустить? Вдохнув терпкий аромат цветка, я поежилась от осознания предстоящих трудностей. Трудностей? Нет… То, что мне предстоит – величественный долг, неподъемным грузом легший на плечи. Весть о том, что Беатрис больше не кронпринцесса наверняка уже достигла Ардлиса. Это разобьет матушкино сердце…

– Матушка?

– Не находит себе места от горя. Удалилась в Ардлисскую обитель.

Замечательно. Это значит, что трон пустует, дворец без хозяина и в скором времени об этом станет известно всем кланам, имеющим на него виды. Может это и к лучшему? Может, мне стоит поступить также, как и Беатрис? Полюбить и сбежать? А они пусть сами разбираются, кому больше нужна власть и ответственность? Поежилась от мелочных и недостойных мыслей. Трусиха!

– Мне распорядиться подготовить для вас экипаж или вы дождетесь делегации?

– Нет, я не стану ждать. Распорядитесь, чтобы накрыли ужин в моей келье. После этого я немедля отправлюсь в Ардлис.

– Стоит ли так спешить, Ваше королевское Высочество? Ночью ехать опасно – дорога кишит разбойниками, я не смогу предоставить вам достойную охрану. Было бы благоразумней дождаться делегации. К тому же, уверена, ее… королевское величество Беатрис наверняка…

– Довольно, – оборвала я владычицу и повернулась. – Я приняла решение, и оно не обсуждается.

– Надеюсь, вы знаете, что делаете, дитя, – владычица обнаружила намек на поклон и удалилась.

Убедившись, что во дворе обители никого нет, наклонилась за письмом сестры. Еще раз пробежалась по ровным строчкам, погладив пальчиками завитушки, словно так могу обнять мою маленькую… мою такую взрослую Беатрис. Поверить не могу, я стану тетей. А тяжесть короны – и вовсе невероятная весть. Но я должна принять ее с достоинством. Должна вспомнить, кто я. Последняя из рода Кенигсгейлов.

Почти не помню отца, мы не виделись пятнадцать лет, но он всегда жил в моем сердце теплым огоньком надежды. Надежды, что после восхождения на престол Беатрис, я смогу вернуться ко двору и вновь почувствовать его теплые шершавые ладони.

«Шален, мой воробушек Шален. Ты навсегда в моем сердце, моя маленькая птичка. Я буду писать тебе каждую неделю. Вот увидишь, годы быстро пролетят…».

Годы действительно пролетели быстро, но понежиться в блеске родных глаз цвета васильков мне уже больше не доведется никогда. С этого дня я одна против всего мира. Матушка? Она политическая фигура и трепетных отношений с ней не сложилось. Возможно, потому что у нас – лакрий – все очень сложно с эмоциями. Уверена, она меня любит. По-своему. Не так, как отца, конечно. Он был ее крету – истиной парой на всю жизнь. Утратив своего крету, лакрия никогда не станет прежней. Возможно, в скором времени нам с Беатрис придется проститься и с матушкой.

Сложнее всего держать величественный вид, когда хочется все бросить и бежать, куда глаза глядят. Бежать, чтобы залиться слезами, чтобы злиться, сетовать на судьбу. Но я не имею такой возможности. Передо мной в низком поклоне расступались инокини, храня тревожное молчание за фиолетовыми шифоновыми платками, скрывающими лицо. Им еще неизвестно, что перед ними будущая королева Всеславии, но ветер перемен отчетливо гуляет в стенах обители. И все это чувствуют.

Поглаживая бархатные лепестки георгина, чтобы хоть как-то унять дрожащие пальцы, я дошла до кельи, и лишь оставшись одна, позволила себе эмоции. В тихом плаче, закрыв ладонью рот, чтобы инокини, толпящиеся у двери, не услышали всхлипов, я осела на пол, окруженная сатином и бархатом. Не так я представляла себе обстоятельства, при которых придется вернуться во дворец. Этот день должен был стать самым счастливым в моей жизни, а превратился в бесконечную пытку. Нет. Я не стану дожидаться делегации из Ардлиса, чтобы не томиться в сырых стенах обители, не множить свое горе и не растворяться в нем. Мне нужен воздух. Мне нужно бежать. Бежать отсюда навстречу реальности. Бежать, чтобы успеть проститься с папой…

Облачившись в черное бархатное платье, отдающее дань скорбящему по батюшке сердцу, я помолилась Отцу Заступнику, чтобы осветил мой путь, придал сил и отваги, отобедала и собрала немногочисленные вещи.

Инокини грузили мои чемоданы в карету, запряженную четверкой белоснежных лошадей. Кучер уже ерзал на облучке, кони рыли волглую землю копытами, предвкушая дорогу, и пускали из ноздрей пар. Не мне одной не терпелось на волю. Окинув взглядом собравшихся меня проводить, я, передала саквояж камеристке и подошла к владычице. Сняла шляпку.

– Благословите меня, Владычица. Сердце трепещет и не может найти ответа, – я, расправив юбки, осевшие мягким облаком на мощеную дорожку, присела перед женщиной на колено.

– На что благословить тебя, дитя мое?

– Должна ли я взойти на трон? – произнесла шепотом, чтобы услышала только она.

Глаза владычицы расширились от осознания услышанного, ладони, занесенные над моей головой, мелко задрожали. Тем не менее, не подавая вида, она прикрыла глаза и призвала магию жизни, благословляя меня на поиск ответа. Золотистое тепло, струящееся от ее теплых ладоней, разлилось от макушки до самых пяток и сконцентрировалось в области груди. Удар сердца. Еще один. Третий. Сомнения отринуты. Расправив округлые плечики, я гордо выпрямилась и окинула присутствующих властным взглядом. Так угодно Отцу Заступнику и мне остается лишь подчиниться его воле.

– Склонитесь, сестры. Перед вами – ее величество королева Всеславии Вилиана Шален Кенигсгейл! Последняя и первая из рода Кенигсгейлов! – сердце замерло на секунду и с новым ударом по телу разогнало новую кровь. Королевскую. Отныне я ответственна за судьбу всей Всеславии. Щеки онемели от смеси опьяняющего восторга и леденящего страха, а глаза защипало от сдерживаемых слез.

– Да здравствует королева! – первые подданные безропотно признали мою власть, склонившись передо мной и не поднимая голов.

Никогда прежде я не чувствовала вкуса власти. А сейчас, взирая на покорно склонившихся подданных, ожидающих дозволения подняться, по моему телу прошлись холодные мурашки. Не могу сказать, что ощущение мне понравилось. Скорее имя ему – страх.

– Поднимитесь, – разрешила я. – Благодарю вас, сестры, за бережную заботу, за пищу и кров, мудрый совет и свет учения, который вы вложили в меня. Ваши вера и поддержка навсегда останутся в моем сердце. Владычица, – женщина, облаченная в фиолетовую рясу, вновь склонилась в глубоком поклоне. – Когда приедет делегация из Ардлиса, примите их, обогрейте и накормите. Если им неизвестно, что отныне трон мой по праву, я запрещаю это сообщать.

– Я понимаю, ваше величество. Не будет ли более благоразумным дождаться делегации? Вы – последняя из рода Кенигсгейлов. Что станет со Всеславией, если с вами в дороге что-то случится?

– Уверена, кони наших воинов, не обремененные тяжестью карет, скоры и нагонят меня не позднее завтрашнего обеда. Передайте, что расположусь в Ридане. Потомки рода Гринваленов не посмеют отказать в приеме. И помолитесь за меня.

Коротко кивнув, я с тяжелым сердцем села в карету и повелела трогаться. Ехать без сопровождения – первое необдуманное и импульсивное решение, принятое мной как королевой Всеславии. Во-первых, после смерти отца и побега Беатрис, титул королевы перешел ко мне. Венчание на царство – формальная процедура. Во-вторых, две адептки Ордена Порядка и два лучника – сложно назвать защитой. От лесных разбойников и мантикоры, конечно, защитят, но если встретится опасность посерьезнее, я могу пострадать. А этого нельзя допустить. Тем не менее, пути назад уже нет. Я должна спешить…

Тем не менее, выругала себя за излишнюю эмоциональность, неприемлемую при принятии важных решений и открыла шторку кареты. Напротив сидела камеристка, и, скромно опустив ресницы, читала книгу, изредка роняя на меня тревожные и смущенные взоры. Она знала как вести себя с одной из дочерей короля, жизнерадостной и легкомысленной принцессой, мечтающей о балах и прекрасных принцах, но как вести себя с королевой, омраченной тягостным молчанием ей было неведомо. Мне самой это было неведомо. Осознать до конца тяжесть ответственности я еще не успела. Но благодаря Владычице, сумела почувствовать, что такова воля Отца Заступника. Я не имею права ослушаться.

За окном мелькали незнакомые пейзажи. За пятнадцать лет я ни разу не выезжала за пределы обители. Моим любимым занятием являлось созерцание верхушек елей, которые виднелись за высоким каменным забором, высотою в три моих роста. Будто я жаждала сбежать навстречу собственной смерти. Теперь же, после кончины батюшки ни мне, ни Беатрис не грозит пасть жертвой родового проклятия. Чего нельзя сказать о не рожденном дитя моей сестры. Проклятье переходит по наследству и ложится на детей…

Желтеющие березы, танцующие в наполненных светом пролесках перемежались с темными хвойными островками, хранящими мрачную тайну. Передернув плечиками от холода и страха, я накинула шаль.

Мы проехали несколько деревень. В глаза бросилась жуткая нищета. Один раз мое сердце не выдержало, и я повелела остановиться. Старые Луки – селение неподалеку от обители утопало в скорби и бедности. Всех мужчин унесла проклятая лихорадка, которую навеяли ветра с земель Инзраина, а оставшиеся в живых женщины едва справлялись с хозяйством и не в силах прокормить детей, умирающих на обочинах дороги, в ожидании путников, в надежде на подаяние. Все припасы провианта, которые были при мне, распорядилась раздать детям. Каждому двору передала по золотому раму. На него можно купить корову и зерна для посадки в будущем году. Там, где корова и хлеб – нет голода. Для себя поставила на заметку, что лорд Гринвален крайне плохо смотрит за своими землями и первым делом, объявившись в Ардлисе, я соберу совет, и прикажу покончить с этим непотребством. Всеславия, насколько мне известно, никогда не была настолько бедна, чтобы дети умирали от голода.

– Госпожа, госпожа, – женщина схватила меня за руку, когда я забиралась в карету. Лучники среагировали мгновенно, направив на нее арбалеты, инокини сотворили боевые пульсары, готовые в любой момент уничтожить агрессора.

– В этом нет необходимости.

Женщина с опаской посмотрела на моих сопровождающих и, утерев грязным рукавом слезы, упала передо мной на колени.

– Госпожа. Я не знаю, как вас зовут, и буду молить Отца Заступника благословить вас. Но не откажете ли вы в еще одной любезности?

– Проси.

– Моя дочь… она умирает от лихорадки, принесенной ветрами из Инзраина. Ближайший маг в двух днях пути, мы просто не успеем. Возможно ваши инокини, или вы… возможно… быть может…

Она не смогла договорить, залившись слезами. Сердце сжалось от боли. Смогу ли я быть королевой, если даже маленькая трагедия обычного крестьянина ранит ножом в самое сердце? Стиснув зубы, и не требуя объяснений, я повелела отвести меня к больной. Ей могла помочь только я.

По матушке мы с Беатрис унаследовали принадлежность к расе лакрий. Это лишь женская участь. Редкое умение, принадлежащее самым сильным из нас – исцеление. Я могу впитать и побороть внутри себя любую болезнь, при достаточном количестве сил. А их за прошедшие пятнадцать лет у меня скопилось немеряное количество.

На постели передо мной, свернувшись калачиком, лежала девочка лет пяти, покрытая страшными кровоточащими язвами. У нее уже не было сил реветь, и она тихо всхлипывала, хватая ртом воздух и безжизненными глазами глядела перед собой. Времени мало. Болезнь вырывает из нее последние куски здоровья. Оставшись в комнате одна, я накрыла лоб девочки ладонью, впитав в себя лихорадку. Мне впервые довелось воспользоваться даром на столь сильной болезни. Ладонь обожгло острой болью, и кожа на руке покрылась кровоточащими струпьями. Взяла со столика чистую тряпку и перемотала руку, чтобы никто этого не заметил. Через несколько минут девочка пришла в себя и повернула ко мне головку.

– Я видела его, – тихо прошептала она. Голос сиплый, с хрипотцой. Должно быть, она долго кричала от боли. Слезы сами выступили на глазах. Ни один ребенок не заслуживает таких страданий. – Он сказал, что вы придете. И что вы будете последней из недостойных, чтобы стать первой из достойнейших.

– Что, прости? – я вглядывалась в маленькие детские глазки, пытаясь понять, лихорадит она или нет. Но на меня смотрело разумное, слишком разумное существо.

– Спасибо, ваше величество, – глаза девочки закрылись, и она провалилась в сон. Новая волна мурашек прокатилась по телу. Страх липкими щупальцами скрутил горло. Последняя из недостойных… первая из достойнейших. Что бы это могло значить? Откуда маленькой девочке известно, что перед ней королева?