Глава 4

Когда-то Вера вела дневник. Начала описывать происходящее с ней еще в детстве, но потом забросила это дело. А в восьмом классе снова решила записывать свои мысли и ощущения. Разумеется, не каждый день, а лишь когда ей в голову приходило нечто умное, значительное, похожее на афоризм. В студенческие годы специально купила для этого толстую тетрадь в кожаной обложке. Заполнила больше сотни страниц, на которых описала свое знакомство с Евгением Бережным и то, что другого мужа она себе и представить не может. А после свадьбы внесла в дневник лишь одно слово: «Свершилось!» и убрала тетрадку, как ненужную вещь.

Позже, работая уже следователем, отыскала дневник, перелистала и по старой памяти записала: «Вчера была в доме, где произошло убийство. Хозяина квартиры обнаружили повешенным на крюке для люстры. Почему-то все сразу решили, что он сам свел счеты с жизнью. Мертвое тело пугает, и смотреть на то, что еще совсем недавно было живым, неприятно. Особенно страшно оттого, что я была знакома с этим человеком – училась с ним в одной школе. Я была в восьмом, а он в десятом. Помню, как мы танцевали с ним на школьном вечере. Парень пытался казаться мне опытным и знающим то, что известно лишь взрослым мужчинам. Потом провожал меня домой, и мы целовались с ним на темной детской площадке. Потом попросил сделать то, на что я согласиться не могла. Мальчик обиделся и, перед тем как убежать, грубо оскорбил меня. Впрочем, я, кажется, уже писала об этом в своем дневнике (см. школьную тетрадь)».

Удивительно, но все эти тетрадочки у Веры сохранились – лежали в обувной коробке на антресолях. Однажды она решила показать их Бережному, но тот, начав читать, как раз школьную, вдруг начал смеяться. После недолгой борьбы Вера отняла дневник, хотела его тут же уничтожить вместе с остальными, но то ли забыла это сделать, то ли передумала.

«Теперь мне кажется, – продолжала писать взрослая Вера, – что тот десятиклассник был девственником. А меня он выбрал для того, чтобы стать мужчиной, вероятно, потому, что почувствовал – я на него, как тогда говорилось, запала. Парень и в самом деле нравился мне. А сегодня я увидела его вынутым из петли, в домашних мятых брюках и несвежей майке, на которой были старые, не отстиранные пятна от кетчупа».

Следующую запись она сделала через пару дней:

«Эксперты определили, что это не было самоубийством. Интересно, кто же захотел лишить жизни затравленного жизнью неудачника, у которого полка телевизионной тумбы забита старыми видеокассетами с порнофильмами?»

День рождения отметили почти по-семейному. Пришли, как обычно, самые близкие друзья. А их, как в очередной раз выяснилось, у Веры всего двое – Илья с Инной. Только они были у нее и в прошлом году, и в позапрошлом. Ах нет, два года назад еще присутствовал Бережной, который неожиданно для всех напился и стал приставать к Илье, требуя от того признания в том, что Цигалов на первых курсах неровно дышал к Вере. Илья молчал, незлобно усмехался и отворачивался.

– Да ты не мужик вообще! – разозлился тогда Женька. – Амеба какая-то!

Илья, разумеется, и это пропустил мимо ушей. Инна тут же заставила мужиков мириться, причем Цигалов первым протянул руку. Бывшие однокурсники еще раз выпили, уже за мир, и начали беседовать о чем-то уже спокойно. А Инна затащила Веру на кухню.

– Женька, в сущности, прав, – начала она шептать в ухо Веры. – Меня и саму порой Илья достает своим пофигизмом. Его как будто ничего не интересует. Ни футбол, ни бабы, ни выпивка. Все вечера напролет сидит и готовится к своим арбитражным заседаниям, читает дела. А там жуткая скукотища! Как с таким жить?

Правда, Инна жила не только с Ильей, и Вере это было известно.

– А в остальном у тебя как? – спросила она.

– Да все нормально, – ответила подруга, – жду повышения по службе.

У них не было тайн между собой, поэтому и Инна знала о существовании в жизни Веры Миклашевского. Особенными подробностями та, конечно, не делилась, сообщила только однажды, что переспала с начальником. Инна, услышав тогда эту новость, сделала круглые глаза, как будто не ожидала подобного от близкой подруги. И потом позвонила как-то:

– Только что в криминальных новостях брали интервью у начальника следственного управления по фамилии Миклашевский. Это не твой, случайно?

Вера пораздумывала немного, стоит ли признаваться, но, раз уж проговорилась, чего уж теперь юлить, и подтвердила:

– Он самый.

– Ничего, симпатичный. Мужественный такой. А, случайно, не он вербовал на последнем курсе наших мужиков в ментовку, когда попалась ты?

– Ну да, – сказала Вера.

– И как он?

Инна была очень любопытна. Только плохо умела хранить тайны.

В прошлом году, когда отмечали Верин день рождения, она при муже спросила:

– Слушай, а ты продолжаешь вести дневник?

Именинница сделала вид, что не понимает, о чем речь. Подруга начала удивляться ее забывчивости, и тогда Вере на помощь пришел Илья, предложив сходить в супермаркет и взять еще вина.

Из дома вышли втроем. Не спешили никуда, болтали. Очередь к кассе была небольшой, но тут Инна спохватилась, что через пять минут перестанут продавать спиртное, схватила бутылку и, распихивая всех, извиняясь, объясняя, что у нее сегодня день рождения, а работать приходится допоздна, ринулась вперед. Вера пошла следом. Вдруг какой-то человек схватил ее за локоть и, развернув к себе, выдохнул в лицо грязное ругательство. Нельзя сказать, что Вера не слышала подобных слов прежде, но незнакомец произнес их с такой злостью, что похолодела спина. Она видела совсем рядом полные ненависти глаза, и на мгновенье ей показалось, что мужчина ее ударит. И почему он набросился именно на нее, а не на Инку? При этом ведь не походил на маргинала: не пьян, одет аккуратно. Вера отскочила в сторону, поспешила отойти подальше. Инна все слышала и видела. Но молча заплатила за вино и бросилась к выходу, где поджидал Илья.

– Ты должен отмолотить вон того гада как следует, – стала требовать она, – он только что грязными словами обругал Верку. Заведи подонка за угол и врежь ему как следует. А потом ногами, ногами…

Цигалова даже показала, как надо делать. Однако Илья взял жену под руку, кивнул Вере, чтобы следовала за ними, и пошел прочь.

Это случилось год назад. Теперь же Вера купила вина с запасом. Инна, тоже помня о прошлогоднем случае, принесла с собой бутылку мартини.

Особого веселья не получилось. Вера рассказала друзьям о своих неприятностях – что ее сняли с должности, перевели в участковые. Илья вздохнул сочувственно, а Инна возмутилась:

– Скоты какие! А этот твой Миклашевский хорош! Мог бы защитить тебя, ведь…

Вера толкнула Инну под столом ногой. Ей не хотелось, чтобы Илья знал подробности ее отношений с начальством. Цигалова «намек» поняла, покосилась на мужа, но все равно не могла остановиться:

– Заведи себе нормального мужика. Такого, чтоб быть за ним как за каменной стеной, чтобы ничего сама…

Но вдруг посмотрела на Илью и вздохнула:

– Только где такого найдешь?

Илья понял слова жены по-своему и разлил шампанское по бокалам. Инна наблюдала за его действиями так внимательно, словно тот собирался сделать что-то противозаконное. Потом взяла свой бокал и сказала:

– Наплюй на всех, подруга. А теперь тост.

Цигалова снова покосилась на мужа, а потом громко и с чувством продекламировала:

 
Какими были мы, такими и остались.
Любуясь красотою наших тел,
Пусть сохнут те, кому мы не достались,
Пусть сдохнут те, кто нас не захотел!
 

Выпили молча. Веселее на душе у Веры не стало. Илья тоже произнес какой-то глупый тост – за того, кого Вера встретит в своей жизни, за того, кто ходит сейчас где-то, возможно, совсем неподалеку.

– Где ж его встретить-то? – вздохнула именинница, грустно глядя на подругу.

– А ты оглянись и посмотри получше, – посоветовала Инна без особой уверенности в голосе.

Было не по-семейному, было тоскливо. Праздник не получился. Праздник – это когда на столе пусто, а душа все равно поет. Праздник – это когда стол ломится от яств, а гостям не до угощений. Когда есть что с интересом обсудить и чему порадоваться вместе.

После ухода гостей Вера убирала в холодильник оставшиеся закуски, мыла посуду и вспомнила свое унижение. Поняла, что Миклашевский ее обманул – через год он не возьмет ее обратно, иначе бы не «продал» Горохову. Хотя… Иван Севастьянович ведь не предлагал ее тому в качестве любовницы, просто согласился, что Горохов проявит инициативу, а он не будет мешать. Но Цигалова, пожалуй, права: хорошего и порядочного мужика сейчас не найти.

Муж порой проявлял заботу, делал Вере подарки, но так, словно выполнял какую-то обязанность или проводил необходимый для семейной жизни ритуал. А Миклашевский… Впрочем, она никогда не думала о нем как о возможном муже.

Полковник не задавал ей вопросов, о чем думает Вера. Вернее, спрашивал, конечно – по служебным делам. Даже в постели как-то спросил: «Что ты собираешься делать со взяточником Манукяном из мэрии? Может, закроем дело по семьдесят пятой в связи с деятельным раскаянием?» Миклашевский мог говорить о чем угодно, не задумываясь, интересует это Веру или нет. Даже о жене своей мог распространяться. Сообщил однажды, что договорился с кем-то из отдела народного образования о назначении ее директором школы. Вероятно, Иван Севастьянович заботливый муж, но Вере он не нужен. Скорее всего, Миклашевский уже остался в прошлом. А кто нужен?

Была у нее короткая связь прошлым летом на отдыхе в Турции. Не связь даже, а так, не пойми чего. Лучше бы и не вспоминать, постараться забыть поскорее…

На гостиничном пляже располагалась волейбольная площадка, и Веру затащили играть. Все играли хорошо, а Вера в основном уклонялась от летящих в нее стремительных подач. Один из игроков, высокий и мускулистый, словно специально метил в нее. Выпрыгивал над сеткой, как будто даже зависал в воздухе на какое-то время и хлестко бил по мячу.

Вечером парень подошел к ней в баре, извинился и признался, что действительно делал это специально – хотел обратить на себя ее внимание. Вера, конечно, его простила. Они долго пили виски с колой, потом разошлись по своим номерам, договорившись утром встретиться на пляже. Встретились, провели вместе день. Как потом оказались вдвоем в ее номере, Вера помнила плохо. А через день отпуск у нее закончился. Максим же еще оставался в отеле. Обещал потом позвонить, но, видимо, вернувшись домой, пришел в себя и решил не ломать свою жизнь. Что он там говорил? Занимается бизнесом, особых доходов нет, но и не бедствует; женат, но в отпуск полетел один, так как в последний момент заболела теща, и жене пришлось сдать свой билет, наказав ему отдыхать за двоих. Парень отдохнул, развлекся. Вот и все.

Еще когда Вера на первом курсе училась, был у нее Слава Сержантов с кафедры международного права. Хотя его можно не считать. Встречались всего неделю, потом он пригласил ее в свою комнату в общежитии. Вера позвонила маме и сказала, что у Цигаловой будет готовиться к зачету. Слава всю ночь не давал ей спать, но ничего у него не вышло – Вера сопротивлялась, обещая в другой раз уступить. Он, разумеется, не верил, потому что понимал: другого раза не будет. Утром у нее болели руки, уставшие сдерживать яростный напор, но Вера была довольна своей стойкостью. Слава к ней ни разу больше не подошел ни на факультете, ни на улице. Правда, всем рассказал, что той ночью было все, и некоторые его друзья оборачивались на проходящую мимо Веру, чтобы получше ее разглядеть. Это было особенно неприятно. Вера тогда написала в своем дневнике: «Уж лучше грешной быть, чем грешной слыть». Написала неискренне, просто когда-то прочитала сонет Шекспира и строчка врезалась в память. Кстати, Бережной потом признался, что тоже слышал от кого-то про то, что Верка переспала с пятикурсником. Но у него-то была возможность удостовериться в обратном.

«Как, всего три мужика за всю жизнь? – удивилась Вера, как будто только сейчас об этом узнала. – Ну, пусть даже три с половиной. У Цигаловой до брака в десять раз больше. Первым был одноклассник, с которым Инка давно дружила. Она устроила для него ночь расставания перед отъездом на вступительные экзамены. Или для себя устроила. Вернулась через год, а парня в армию забрали. Но за прошедшие десять месяцев учебы в ее постели побывали парочка студентов с филологического, студент-социолог, таможенный брокер, актер из никому не известного театра, требовавший утром, чтобы Инка сбегала за пивом, морпех со шрамом на животе, мужчина, выдававший себя за директора овощного рынка, сын директора нефтяной компании, который тихо исчез под утро, прихватив с собой Инкины золотые украшения, водитель такси, администратор ночного клуба и два парня, непонятно кто, с которыми будущая Цигалова познакомилась в баре, – ужас, сразу с двумя! – а еще тренер по фитнесу. Хотя тренер не в счет. По словам Инны, у него ничего не получилось, несмотря на накачанные мускулы. А может, она это все выдумала?»

«Наверняка выдумала, – решила Вера. – Ведь я тоже сочиняла что-то и даже в дневники записывала всякую чушь. Кстати, а где они?»

Почему-то вдруг захотелось найти те тетрадки. Полистать их, а потом снова спрятать понадежнее. Или вообще избавиться от них, чтобы не ворошить воспоминания о прошлой жизни, переполненной разными глупостями.

Взяв стул, Вера влезла на него и открыла дверцу антресоли. С краю лежали пакеты со старыми тряпками, которые жалко было выбрасывать. За ними оказались обувные коробки. В одной из них и должны быть дневники. Но рука уже не доставала. Вера спрыгнула со стула, и вдруг до нее дошло: ну вот зачем она в свой день рождения, проводив гостей, вместо того, чтобы лечь и отдохнуть, роется в пыльном шкафу под потолком, чтобы найти то, что точно следовало давно выкинуть?

Ощутив себя полной дурой, Вера рухнула на стул и – неожиданно для себя заплакала.

Утром она вышла из дома и поспешила в отдел полиции. Вдоль дома навстречу ей шла парочка бомжей, мужчина и женщина, которые катили перед собой тележку с перетянутыми веревкой листами упаковочного картона. Увидев Веру, оба отвернулись и стали разглядывать что-то на газоне. Испугались, конечно, не ее, а полицейской формы. Вера поспешила пройти мимо, но в последний момент остановилась и вновь посмотрела на парочку.

– Господа, я здесь новый участковый. Если какие проблемы будут, обращайтесь.

Мужчина и женщина повернули головы и уставились на нее. Наверное, их лица выражали крайнее изумление, но об этом можно было лишь догадываться, поскольку мешал слой грязи на коже. К тому же у мужчины была рассечена бровь, и под глазом светил огромный фонарь, а у женщины через всю щеку шла серая от впитавшейся пыли царапина.

– Хорошо, – кивнул мужчина.

– И еще. – Вера показала на свой дом и спросила: – Я здесь живу. Так вот, давайте-ка сегодня вечером… Хотя чего тянуть? Пошли сейчас.

Она привела обоих к двери своей квартиры – бомжи не стали заходить, остались на пороге. И смотрели через дверной порог, как Вера принесла с кухни стул, встала на него, а потом сняла с антресоли два огромных пакета.

– Здесь ненужные мне вещи. И от мужа кое-что осталось. Возьмите себе. А что не подойдет, сможете продать. Муж носил очень дорогие костюмы и никогда их не занашивал.

Вместе они спустились по лестнице. Перед выходом во двор Вера обернулась и посмотрела на объявление, которое повесила накануне: «Потерявшего связку ключей с брелоком прошу позвонить по указанному номеру».