Глава 2

На всю съемочную группу мест не хватило ни в гостинице, ни в Светином доме. А потому подруга попросила Настю сдать киношникам пару комнат. Та возражать не стала – три спальни всегда были свободны. Вскоре к ней пожаловал исполнительный продюсер, который осмотрел дом, повыглядывал в окна, потом поинтересовался, согласовала ли хозяйка свое решение с мужем, а когда услышал, что мужа нет, сообщил, что, пожалуй, он сам сюда и переберется. И спросил еще о возможности проживания в доме Стрижак режиссера и оператора.

– У Светочки, конечно, весело, но там муравейник получается. А нам, творческим людям, иногда хочется тишины и покоя, – объяснил он.

Продюсеру едва ли перевалило за сорок, он был невысок ростом и улыбчив. Звали его Георгий Баландин, но Насте он разрешил называть себя просто Жорой. Уходить ему явно не хотелось. Он побродил среди растущих у дома сосен и сообщил, что весь состав группы соберется через три дня, а за это время рабочие поставят возле реки дом старого охотника и еще хибарку, в которой, по сценарию, живут ведущие незаконный промысел старатели-нелегалы.

– В этих домиках тоже можно кого-нибудь разместить, – сообщил Баландин, – водителей, например, тех же рабочих, а еще выселять туда тех, кто в приличных домах будет вести себя плохо.

– Такое разве случается в творческих коллективах? – удивилась Настя.

– Увы, – признался продюсер, – на прошлом моем фильме один из актеров стал всех убеждать, что на самом деле он был офицером спецназа и командовал ротой в горячих точках. Все хорошо его знали, некоторые даже очень хорошо, но молчали, не возражали. А он вообще разошелся, начал раздеваться, снимать брюки, чтобы показать фронтовые шрамы, которые, к его удивлению, рассосались. Короче, оператор, а дядечке, между прочим, шестьдесят четыре, не выдержал и дал ему по роже. Полчаса актера в чувство приводили, нашатырь давали нюхать, водой поливали…

– Это тот оператор, что сюда приедет? – спросила Настя.

– Другой, – заверил продюсер.

Никакого оператора не было: вечером со своими вещами приехали продюсер и Максим Божко. И почти сразу прибежала красная от волнения Света Воронина.

– Я свою личную комнату тоже сдала, – объявила она, – так что придется у тебя какое-то время перебиться.

Баландин удивился, но промолчал. А Максим Божко предположил, что это все из-за него, так как он приехал за три дня до начала съемок.

Вообще-то одна спальная комната все равно оставалась свободной, и Света об этом прекрасно знала. Продюсер, правда, сказал, что почти наверняка подъедет главный спонсор – очень известный бизнесмен, который выделил на постановку сериала деньги. Приедет он, скорее всего, с актрисой, которая утверждена на главную роль. У них давний роман.

– А как фамилия актрисы? – стараясь казаться равнодушной, поинтересовалась Света.

– Олеся Руденская, – ответил Максим, – она сейчас много снимается. У нас уже есть совместная работа в фильме «Ошибка опера». Может, видел кто?

– Я смотрела, – как школьница, вскинула руку Воронина, – вашей работой восхищена, а вот Олеся эта мне показалась неубедительной.

– Я бы не сказал, – вступился за актрису продюсер. – У Олеси природный дар быть очень естественной.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Света и обернулась к Насте, словно ждала от нее поддержки, – ей ведь за тридцать, а все девочек играет.

– В нашем фильме у нее роль врача. Она приезжает в тайгу, чтобы убедить своего старого деда перебраться в город.

Божко с Баландиным, подхватив свои чемоданы, поднялись по лестнице на второй этаж. А Света, оставшись наедине с хозяйкой, прижалась губами к Настиному уху и начала шептать:

– Ты прости, но там и в самом деле такая толпа, какие-то накрашенные девки ходят. И вообще… Максим на меня уже поглядывает. Ты же мне мешать не будешь?

– Уж чего-чего… – ответила Настя и рассмеялась: подруга была неисправима.

А та бросилась на кухню и заглянула в холодильник.

– Надо какой-нибудь закусон организовать, – сказала она, – а то люди голодные наверняка. Кстати, как тебе Баландин?

Настя пожала плечами. Она не думала заводить роман, тем более с человеком, который приехал сюда на месяц. К тому же продюсер немного напоминал профессора Валентино.

Когда гости спустились, стол был уже накрыт, чему очень обрадовался Баландин.

– Это очень кстати, – заметил он, – а то мы с Максом решили по тридцать капель пропустить.

Он поднял руку и продемонстрировал бутылку виски, которую нес за горлышко:

– Не желаете присоединиться?

Настя отказалась, а Света приветливо улыбнулась и кивнула.

Разговор был долгим. Божко и продюсер пересказывали актерские байки. А потом беседа перешла на сериал, в котором Максиму предстояло сыграть главную роль.

– Дело происходит в девяностые. Бизнесмена по ложному обвинению отправляют в сибирский лагерь, – начал рассказывать Божко. – Вскоре он бежит оттуда, потому что узнает, что его жене угрожает опасность. Бежит он не один, а с уголовниками, но те погибают, перевернувшись на лодке. А герой чудом спасается…

– Не надо рассказывать, а то смотреть будет неинтересно, – закричала раскрасневшаяся от виски Светлана.

– Если хотите, я дам распечатку сценария, – пообещал продюсер, – на самом деле даже я не понял, чем кончается история. Шестнадцать серий, а финала нет. Похоже, что грядет продолжение… Если хотите, я вам обеим подберу роли. Там есть эпизоды с девушками, где и говорить-то не надо. Но, если постараться, можно и текста добавить…

Литровая бутылка виски была опустошена уже на две трети. Мужчины оставались трезвы, а вот состояние подруги Настю стало беспокоить. Света не была сильно пьяна, но вела себя так, что могла выкинуть все, что угодно. Тем более что ей активно подливал Георгий Баландин.

– Девяностые, – с каким-то особенным упоением протянул продюсер, – благодатная тема для подобных фильмов. Вы-то не помните, а я еще застал бритоголовых бандитов в спортивных костюмах, разъезжающих на стареньких «БМВ». В вечерних новостях каждый день какая-нибудь новость: того убили, этого взорвали, третьего в подвале пытали…

– Наши отцы тогда хорошо поднялись, – вздохнула Воронина, – естественно, на них тоже были наезды, угрозы. Настиного отца застрелили, а моего взорвали вместе с нашим «Мерседесом»…

– Простите, мы ничего не знали, – смутился Божко.

– Наши мамы схватили нас с Настюхой в охапку – и в Штаты, – продолжила Светлана. – Бросили здесь все, дома эти и все, что от бизнеса отцовского оставалось… Уехали, чтобы выжить.

– Страшное время, – снова вступил в разговор Баландин. – Кстати, я из окна спальни увидел за соснами еще один дом в таком же стиле, как ваши. Там кто-нибудь живет?

– Дом Иволги, – ответила Света, – так моя мама его называла и запрещала приближаться. Там жила какая-то пожилая пара. А когда мы вернулись, никого в нем уже не видели.

– Страшная история, – все с той же сочувственной интонацией повторил продюсер, наполняя стакан, стоящий перед Светой. – Представляю, как тяжело было в эмиграции.

– Там-то как раз ничего такого не было. Мы в школу пошли, я потом в колледж, а Настя окончила университет… Кстати, вы в курсе, что она очень дружит с американской писательницей Джессикой Стоун?

– Как? – едва не подпрыгнул на месте Баландин. – Это же любимая писательница моей тещи! Она ее книжками перед моим носом размахивает и говорит, что надо вот такие фильмы снимать.

– Настя эти книжки как раз и переводит, – продолжала откровенничать Воронина.

– Простите меня, – извинилась Настя, – но отказаться не хватило духу.

И, увидев, как подруга пытается осушить стакан, ухватила ее за локоть.

– Нам, пожалуй, уже достаточно, – улыбнулась она гостям. – И у вас, как я понимаю, завтра напряженный день.

Как ни странно, Света сопротивляться не стала. Настя отвела ее в спальню, и та тут же бросилась на постель поверх атласного покрывала.

– Как я его люблю, – прошептала она, – если бы ты знала, Настюха! Это же мой идеал на всю жизнь! Десять лет назад, когда я его увидела первый раз… Мать тогда тарелку спутниковую на балконе поставила, чтобы российские каналы принимать, и вот мы включили, а там фильм, где он честного журналиста играет. Мать просто обалдела от его красоты, а я так вообще… А теперь, когда он рядом, просто удержаться не могу… Других мужиков для меня просто не существует…

– У тебя же Славик сейчас.

– Эдик, – поправила Света, – да ну его. Если честно, то он типичный альфонс. Мы как-то в клубе сидели, и какая-то баба лет сорока подошла. Говорит: «Можно вашего молодого человека на минутку?» Я, конечно, отвечаю, мол, потом как-нибудь. И эта мымра, между прочим, вся в брюликах, тогда мне заявляет: «Будьте внимательнее, девушка. Не оставляйте без присмотра вашу сумочку и не сообщайте Эдику пин-коды ваших карточек. Тырит по мелочи, думая, что никто не замечает». Сказала и ушла, гордая такая вся. И в самом деле, зачем мне этот урод! Теперь у меня есть Божко. Ты не заметила разве, что и он ко мне приглядывался? Никому я его не отдам! А если приедет эта Руденская и будет на него свои права заявлять, то я ее просто замочу…

– У нее же свой спонсор есть, – напомнила Анастасия.

– Так спонсор для денег, а Максим для любви. В жизни это сплошь и рядом…

Глава 3

Утром Настя приготовила завтрак, но мужчины от него отказались, сказав, что поедят в другом месте. Оба были тщательно выбриты и чрезвычайно вежливы. Актер даже извинился за вчерашнее. Анастасия ответила, что все было в рамках приличий, так что извиняться вроде не за что. После чего продюсер без всяких эмоций на лице сделал комплимент:

– Вы ангел. Прямо свет в окошке!

А утро выдалось тусклое.

Светлана спустилась часа через два после ухода киношников. Она была задумчива и тиха. Сама приготовила себе кофе, выдавила в чашку сок из половины лимона, сделала глоток и поморщилась, потом попыталась курить, но после первой же затяжки сломала сигарету о край пепельницы. Посмотрела за окошко, где мутное марево закрыло небо, и вздохнула:

– Я вчера чуть было не совершила величайшую глупость в своей жизни.

– Все было прилично, – успокоила ее Настя, – по крайней мере, гостям все понравилось.

– Ты так думаешь?

– Они сами мне сказали.

После этого подруга немного повеселела, позвонила в свой ресторан, поинтересовалась вчерашней выручкой, ответ ее порадовал, и Света начала строить планы на день. Но потом ей принялся названивать Эдик и что-то требовать. Настя вышла из столовой, чтобы не мешать чужому разговору. Но и в кухню доносились гневные фразы: «…какие твои вещи? Там, кроме твоих трусов и носков ничего нет, да и те я уже давно выбросила… Между нами все кончено… Только попробуй!.. Ты мне что – угрожаешь?!»

Потом Света вышла на кухню, где сидела подруга.

– Надо было код квартирной сигнализации сменить, – сказала она.

– А ты дала Эдику ключ от квартиры? – удивилась Анастасия.

– Так получилось.

– Вот это действительно величайшая глупость!

– Пусть только попробует залезть и что-то взять! – разозлилась подруга, как видно, не сомневаясь, что именно так и будет. – Я в полиции скажу, что ключ он у меня выкрал, а код сигнализации узнал, когда мы вместе домой приходили. Ты представляешь, этот гад сказал, что приедет сюда и со мной разберется!

– Про свою любовь что-нибудь говорил?

Света задумалась.

– А мы на эту тему с ним вообще никогда не говорили.

К полудню распогодилось, выглянуло солнце, и подруги решили немного прогуляться. Сначала направились к дому Светланы и заглянули внутрь. Там кипела жизнь. На крыльце курили какие-то женщины, с хозяйкой они едва поздоровались, а на Анастасию не обратили никакого внимания. В просторной прихожей оборудовали костюмерную: на длинных, как в магазинах одежды, вешалках висели ватники, тюремные робы, брезентовые плащи, несколько женских ситцевых платьев. Внизу стоял длинный ряд резиновых и кирзовых сапог.

– Хоть домой не возвращайся, все колхозом пропахло, – расстроилась Света и вернулась на крыльцо.

Курившие женщины сообщили, что режиссер с продюсером после завтрака ушли на объект. Воронину так и подмывало узнать, где находится Максим Божко; она немного потопталась на крыльце, но спросить не решилась.

На берегу возле водопада рабочие строили домик. Очевидно, где-то была куплена старая баня, потом ее разобрали на бревна, промаркировали и теперь складывали снова. Бревна были черными, а само строение, уже возведенное под конек, казалось кособоким и вросшим в землю. На крытую досками кровлю рабочие поднимали мешки с высушенным мхом, который тут же раскладывали.

На крупном валуне сидели Баландин и какой-то мужчина в кожаной жилетке. Рядом на траве с голым торсом загорал Максим. Заметив подруг, продюсер поспешил навстречу. Проинформировал, что сегодня закончат строить хибару старателей. А завтра будут ставить еще один домик, и можно будет начинать съемки. Максиму необходимо немного подкоптиться, потому что играть придется уголовника, который работает на свежем воздухе, поэтому он не может выглядеть как офисный клерк. Потом Баландин указал на мужчину в кожаной жилетке и сообщил, что это режиссер Александр Бойцов. Но Светлану режиссер интересовал мало. Она подсела к Божко и тут же через голову сняла платье, под которым оказался белый купальный костюм. У них завязался разговор, но подошел режиссер и достаточно жестко произнес:

– Опять за старое, Макс! Ты бы лучше текст учил.

– Так Света мне помогает!

Божко тут же сунул в руки Ворониной сброшюрованные листки и сказал режиссеру:

– Это должен делать ваш ассистент, но она, видать, занята чем-то более важным.

– Она курит на крыльце, – объяснила Светлана.

Режиссер посмотрел на Анастасию, но ничего не сказал, повернулся к рабочим. И тут же замахал руками:

– На фига дофига нафигачили, расфигачивайте на фиг!

Настя поняла, что они здесь лишние, и попыталась позвать подругу, но та с увлечением «помогала» Максиму.

– …А как можно до станции добраться? – спросил Божко.

– Так туда автобус ходит. Сегодня с утра должен быть. Но дорогу размыло, и когда будет – один бог знает. Тут всего восемьдесят верст, – стараясь быть проникновенной, отвечала Воронина.

– А работа какая-нибудь найдется на это время? Что-нибудь разгрузить, дрова нарубить?

– Работа всегда есть… Насколько я понимаю, у тебя не только денег нет, но и документов…

Анастасия отправилась домой одна, но заняться там было нечем. Аманда новых книг не высылала уже почти три месяца, а когда звонила, признавалась, что очень устала, издательство торопит, а новые идеи никак не приходят. То же самое она говорила во время их предыдущего телефонного общения. Тогда Настя посоветовала написать о девушке-миллионерше, которая не может в своем кругу найти порядочного и честного человека и встречает простого…

– Нет-нет, – закричала тогда писательница, – только не это! Простые – это которые ездят в метро. Они такие же, как мексиканцы и черные. Плохо одеты и плохо пахнут, а что у них на уме – они и сами не знают. Нужен идеальный персонаж.

– Идеальный – значит, богатый?

– Естественно, – не сомневаясь, ответила Аманда. – Бедный, значит, неудачник. А какая девушка мечтает о неудачнике?

Тогда в очередной раз Анастасия поняла, какие они разные. Она и Аманда, с которой она дружит и у которой других подруг нет совсем. И все же писательница считает Настю не такой, как все. Не такой, как все, Настя была и в университете, и сокурсники знали это, заводя романы с девушками, которые были ничем не лучше Анастасии Стриджек, а если честно, то внешне ей даже уступали. Они были не богаче ее и учились на деньги, взятые в кредит, а Настя платила за учебу из тех средств, что они скопили с мамой, и тех, что смогла заработать сама официанткой и переводами. От нее не шарахались, но держались настороженно, хотя и приветливо, словно боялись пробуждения в ней непонятной и неуправляемой силы. Обративший на нее внимание уважаемый студентами профессор ее тоже боялся. Да и обратил на нее внимание лишь после того, как она вступила с ним в спор на лекции о творчестве Гоголя. Рассел уверял, будто Гоголь – создатель русского плутовского романа, а Чичиков – авантюрист, обманывающий погрязших в лени помещиков.

– Русского плутовского романа не было ни до Гоголя, ни после него, – заявила тогда Настя, – потому что русский роман предполагает раскрытие личности, ее становление. Обязательно показывается прошлое героя, описывается его детство. А в классическом плутовском романе герой появляется ниоткуда и исчезает неизвестно куда. К тому же Чичиков – не отрицательный персонаж. Гоголь подчеркивает это, сделав Чичикова бывшим работником таможни. Бедным и одиноким человеком. А когда это в России или еще где-либо таможенники были бедными и не брали взяток, существуя на мизерное жалованье? А ведь Чичиков почти нищий: у него нет поместья, городской квартиры – только бричка и единственный крепостной. И он придумал законный способ разбогатеть. Только богатство ему нужно не для того, чтобы возвыситься над другими. Он хочет жениться, сделать предложение красивой и богобоязненной девушке. А какой родитель выдаст дочь за бедняка!

– Интересная интерпретация, – рассмеялся тогда Рассел, – но сейчас мы о другом. А с вами, Анастаси, мы можем увидеться после лекции в университетском кафе и поговорить.

Он был обаятельным брюнетом с синими глазами, потомком итальянских эмигрантов. И небедным – прадед Рассела поднялся в годы сухого закона, перевозя из Канады бодяжный виски и умея договариваться с таможней и копами. У прадеда было восемь детей, почти три десятка внуков, бессчетное количество правнуков, и все они были небедными, приумножая свои состояния. Рассел – единственный из всей семьи Валентино, кто не стал бизнесменом или банкиром только потому, что в пятнадцать лет, прочитав американское издание «Преступления и наказания», решил выучить русский язык, чтобы читать Достоевского в подлиннике. Все свои разговоры о литературе он обязательно записывал на диктофон.

Даже когда Настя жила в его квартире, он читал лекции специально для нее. А начинал с того, что заявлял: