Глава 3

Виктор

Нажимаю на дверной звонок и жду, прислушиваясь к шагам по ту сторону двери. Маринка не торопится открывать, а у меня время поджимает. Смотрю на часы и снова нажимаю на кнопку. Наконец бывшая любовница открывает, я заталкиваю ее в прихожую и сам захожу следом, закрывая за собой дверь. Иду дальше в квартиру и заглядываю в каждое помещение, чтобы убедиться, что здесь больше никого нет.

– Что ты так вламываешься? – спрашивает она, обнимая себя за плечи.

Поворачиваюсь к ней лицом и смотрю, прищурившись. Не знаю, что пытаюсь высмотреть на лице Маринки, но все равно прожигаю взглядом.

– Аня сказала, ты беременна.

Она опускает голову и вздыхает.

– Я же просила молчать, – тихо отзывается она.

Я в два шага преодолеваю расстояние между нами и, схватив ее за подбородок, заставляю посмотреть на меня.

– Молчать?! – рявкаю ей в лицо. – Молчать?! Мы о чем договаривались?! Я разве обещал тебе детей, отношения, семью?! Ты знала, что я женат и разводиться не собираюсь! Это само по себе подразумевает, что ты не залетаешь!

Она выдергивает подбородок из моей хватки и отскакивает назад.

– Ты так говоришь, как будто я одна была в постели!

– Мы никогда не были в постели!

– Ты понимаешь, о чем я говорю! Не прикидывайся идиотом, тебе не идет! Занимались сексом, трахались. Так тебе понятнее?

– Как собралась решать эту проблему?

– Проблему! – фыркает она и взмахивает руками. – Это ребенок!

– Это! Плод! Этому, как ты выразилась, ребенку, не больше трех недель! Пока еще можно сделать аборт. Может, какой-то щадящий. Я за все заплачу.

– Ты вообще себя слышишь?! Не ты один тут принимаешь решение!

Я вздыхаю, проводя рукой по волосам.

– Марин, ну на хрена тебе этот ребенок? Если бы я его хотел, если бы у нас были отношения, я понял бы твой поступок. Но мы перепихнулись несколько раз и все. Как ребенок вписывается в твою творческую жизнь и все эти твои пленэры и выезды с палатками? Ты понимаешь, что такое ребенок? Это ответственность, круглосуточное присутствие рядом с ним и невозможность самореализоваться на том этапе, на котором ты находишься. Спроси у родителей, они тебе скажут, что рождением ребенка ты поломаешь себе жизнь. К тому же, ты собираешься замуж за бизнесмена, чье имя постоянно мелькает на телевидении и в газетах. Думаешь, он будет воспитывать чужого ребенка? Или обрадуется тому, что ты нагуляла бастарда?

– Пошел вон! – кричит она и трясет руками.

– Подумай и позвони мне. Я оплачу любую клинику, которую ты выберешь.

– Вон! – ревет она, но я не двигаюсь с места.

Добродушный Витя Богомолов закончился, как только она попыталась прогнать меня. Даже я чувствую, как тяжелеет мой взгляд. Марина тут же перестает истерить и смотрит с опаской. Жду, пока она окончательно осознает, с кем имеет дело. Когда Марина слегка вжимает голову в плечи, я делаю шаг к ней и слегка наклоняюсь, чтобы произнести ей на ухо:

– У тебя сутки, чтобы найти клинику. И не смей больше повышать на меня голос, последствия тебе не понравятся. Завтра жду твоего звонка.

Нависаю над ней еще пару секунд на случай, если она не впитала сказанное, а потом, не глядя на бывшую любовницу, обхожу ее и сваливаю из квартиры.

Сажусь в машину и еду на другой конец города в кафе, расположенное на крыше высотки. Там я всегда могу спокойно выпить кофе и подумать. Официант, уже знакомый с моими вкусами, быстро приносит мне чашку американо и стакан с водой. Благодарю его и смотрю на город.

По дороге сюда я запрещал себе думать о случившемся. Пока ехал к Марине, мне все это казалось какой-то игрой. Чем-то нереальным. Особенно в свете того, что я уже смирился с мыслью никогда не стать отцом. Как-то варианты родить ребенка с другой женщиной я даже не рассматривал. Увидев Маринку, ощутил, что она не врет. Точно беременна. Не знаю, как почувствовал это, но на меня разом навалилось это осознание, не позволяя думать ни о чем другом.

Я пришел в ярость. Готов был разорвать дуру за то, что допустила такое. Уверяла меня, что на таблетках. Мы и презервативами пользовались каждый раз. Как так получилось, хер его знает. Но понимание того, что какая-то женщина носит под сердцем моего ребенка, творит такие кульбиты в моем желудке, что даже дышать тяжело.

Офигенное осознание, что дело не во мне. И не в Ире. В нас. Не в хорошем смысле офигенное, а просто как факт. Херня только в том, что у нас все равно не может быть детей. А с другой я их не хочу.

Взгляд скользит по крышам зданий, цепляется за птиц, которые кружат над ними, переходит на облака. Погода мрачноватая, как и мое настроение.

Что я должен думать, когда передо мной встал практически нереальный выбор? Я хочу своих детей. Ира поднимала вопрос приемных, но это не для меня. И она, уверен, тоже не сможет полюбить чужого ребенка. Слишком брезгливая для этого. После того, как врач огорошил нас вердиктом, мы оба ушли с головой в карьеру, чтобы боль притупилась.

Насколько хуевое чувство юмора у судьбы или того, кто там сверху. У пары, которая может позволить себе намного больше, чем почти каждый в этом городе, не будет того, ради кого все это делается. Некому будет передать дом, машины, квартиры, деньги на счетах, бизнес. Когда задумываюсь об этом, хочется выть. Ради чего тогда все? Мы с Иркой заработали уже столько, что могли бы бросить работу и весь остаток жизни путешествовать, практически ни в чем себе не отказывая. Жить в любой из квартир, которые купили в Европе, в доме на Бали или в Ирландии. Да пофиг, хоть на Гибралтаре. Только там осознание того, что мы пахали практически впустую, станет острее, и мы в конце концов разойдемся. А я люблю свою Мышку, и даже от мысли, что мы можем расстаться, становится плохо.

Такое ощущение, что жизнь ставит меня перед выбором: неполноценное семейное счастье с любимой женой или общий ребенок с любовницей, с которой я никогда семью не создам. Очень давно, когда я еще, сбивая ноги, добивался расположения серьезной студентки Иры Дудаевой, я поклялся, что, если она скажет «да», то всегда буду с ней. А позже, когда мы отмечали десять лет брака, я обновил свою клятву. И тогда же понял, что никогда не женюсь, если вдруг нам с Ирой по какой-то причине придется расстаться. Она – это часть меня. Моя половинка и мое все. После смерти мамы я нуждался в ком-то, кто был бы мне близок. Кто закрыл бы эту брешь. Ира смогла. Но, к счастью, не превратилась в жену-маму, а просто дала мне то тепло и любовь, которых мне так не хватало, когда мы с Иваном остались одни.

Едва эта мысль проскальзывает в голове, я достаю телефон и набираю брата. Пока идут гудки, смотрю на часы. У Вани сейчас три часа дня, он может быть занят, но мне чертовски сильно надо его услышать.

– Привет, старший, – здоровается он, а я выдыхаю, радуясь, что Иван не занят.

– Привет.

– Что молчишь? Как дела? Или ты позвонил послушать мой голос?

– Да так. Просто позвонил.

– Не просто, я же слышу по голосу. Что-то случилось?

– У тебя есть пять минут?

– У меня и десять есть. Рассказывай.

Кратко пересказываю ему свою историю с Мариной, а Иван, как всегда, внимательно слушает.

– Какой смачный подсрачник тебе дает жизнь, правда? – произносит он, когда я замолкаю.

– Ты добить решил?

– Я решил тебе напомнить мои слова. Помнишь, я говорил, что рано или поздно это херово закончится?

– Я не могу трахаться всего пару раз в неделю.

– Вить, все равно должны быть варианты. Сексолог, семейный психолог, разговоры по душам, в конце концов. Ира могла бы напрячься и делать это чаще, а ты немного реже. Где-то на середине встретились бы, и было бы всем счастье.

– Что делать, Вань? – спрашиваю его, проводя рукой по лицу. Официант забирает пустую чашку. – Принеси сок вишневый, – прошу его, и он, кивнув, отходит от столика.

– А какие варианты?

– Блядь, выключи адвоката, мы тут с тобой не мировую подписываем. Ты ж понимаешь, что вариантов всего два. Или я веду девочку на аборт и молчу, или Ирка меня бросает, потому что я облажался.

– Вить, будем откровенны, она наверняка знает про твои загулы. Слишком умна для того, чтобы ничего не замечать. Но ребенок – это залет. Я не могу принять за тебя решение.

– А что бы ты сделал на моем месте?

– Не изменял бы жене.

– Ваня, твою мать, – цежу сквозь зубы. – Прости, мам, – возвожу глаза к небу.

– Я не скажу тебе, что сделал бы, потому что не был в твоей ситуации. Надеюсь, никогда и не буду. Но тебе реально надо принять решение, и быстро, пока ситуация не стала критической.

– Я и сам это понимаю.

– Но что тебя тормозит от того, чтобы отвести девочку в клинику?

– А что, если это мой единственный шанс стать отцом? – произношу севшим голосом.

– Вить, я реально не знаю, что тебе посоветовать, – расстроенным голосом произносит брат, а я, прикрыв глаза, киваю.

– Понимаю. Но даже разговор с тобой немного помог, спасибо. Как ты вообще?

– Вообще нормально, но вряд ли ты сейчас готов слушать подробный отчет о моей жизни. Слушай, если надо поговорить, звони. Я поддержу тебя в любом решении.

– Спасибо, – отзываюсь я и кладу трубку.

Благодарю официанта, который ставит на стол стакан с соком, и тут же выпиваю все залпом. Со вчерашнего вечера, когда я узнал о беременности Марины, у меня такое впечатление, что в горле пустыня.

К семи вечера я уже чуть не лопаюсь после полноценного ужина, сока, воды и кофе. Но зато я принял решение. Спускаюсь на подземную парковку и, сев в машину, завожу двигатель. К дому подъезжаю, сбросив скорость до минимума. Мне предстоит очень непростой разговор с женой, и остается только молиться, чтобы она выслушала меня и нашла в себе силы простить. В груди все холодеет, когда я представляю себе, как Ира воспримет новости.

Ворота медленно отъезжают в сторону. Слишком медленно для того, кто хочет сделать это быстро, как сорвать пластырь. Да, будет больно, но решиться надо. Пока жду, что створка отъедет достаточно, чтобы я мог загнать машину во двор, на телефон прилетает сообщение от «Сантехник. Работа»:

«Я выбрала клинику»

Выдыхаю, пока еще не понимая, что испытываю: сожаление или облегчение.

Глава 4

Виктор

– Мышка, подай соль, – прошу жену и протягиваю руку, не глядя на нее.

– Недосоленный? – спрашивает Ира.

– Мгм.

– В следующий раз готовишь ты.

Поднимаю голову. Я даже не заметил, что суп сварен Ирой. Думал, она опять сделала заказ на дом.

Опускаю взгляд на тарелку и снова смотрю на Иру.

– Прости. Нет, нормально на соль.

– Да не нормально, Вить! – взрывается Ира, испепеляя меня взглядом. – Я вообще его не солила!

– Да?

– Что с тобой происходит?

– Ничего.

– Ты второй день уже сам не свой. Я же вижу, что-то не так. Поделись. Что-то случилось на работе?

– Кстати, о работе. Что там ваш Попов?

– Не уходи от темы, Витя, – цедит Ира сквозь зубы. Сейчас я вижу, что она не просто раздражена, а как будто испугана.

Отъезжаю на стуле назад и киваю Ире на свои колени.

– Иди сюда, Мышка.

Она складывает руки на груди и хмуро склоняет голову набок. Такая воинственная и злющая. Член в штанах дергается. Моя вкусная властная девочка. Улыбаюсь, похлопывая себя по бедру.

– Ирина Сергеевна, будьте добры, – прошу елейным голосом, а она прикусывает губу, пытаясь спрятать улыбку. Но в глазах уже появляется знакомый мне блеск.

Давай, Мышка, я чертовски сильно нуждаюсь в тебе прямо сейчас.

К счастью, Ира больше не упирается. Поднимается и пересаживается ко мне на колени. Но я заставляю ее поменять позу и оседлать меня. Обхватываю попку, обтянутую гребаными велюровыми шортами, и резким движением дергаю жену на себя, заставляя ее впечататься промежностью в твердый член.

– Я соскучился, Мышка, – зарываюсь носом в ее волосы и прихватываю губами шею.

– Витя, ты снова уходишь от темы.

– Ирусик, давай позже, ладно?

– Не называй меня Ирусиком, это пошло.

– Так я пошлый, – слегка шлепаю ее по попке и пробираюсь пальцами под шорты.

Она шумно втягивает воздух и выгибает спину, когда я начинаю кружить пальцами по клитору.

Встаю вместе с ней и, отодвинув тарелку с приборами, ставлю Иру на пол. Поворачиваю спиной к себе и медленно расстегиваю ее толстовку, прикусывая изгиб между шеей и плечом. Ира потирается попкой о мой стояк, распаляя сильнее. Странно, что она не сопротивляется и не просит отложить секс на завтра, послезавтра или следующий квартал. Ира чертовски поздно вернулась домой, а после еще готовила ужин для нас, но сейчас плавится в моих руках, словно свеча.

Просовываю руку ей в шорты и глажу влажные складочки. Отзывчивая и такая живая, когда перестает париться о всякой фигне. Срываю с нее шорты с трусиками, укладываю животом на стол и заставляю широко развести ноги. Ввожу в нее два пальца, с удовольствием отмечая, как она течет. Ира стонет с каждым плавным движением моих пальцев, а я присаживаюсь позади нее и провожу длинную влажную дорожку языком от самой попки до клитора, где вывожу круги и быстро шлепаю ее языком по самому чувствительному месту. Она сильнее выгибает спину, подставляясь под мой язык, который терзает ее все быстрее.

– Ох! – выкрикивает она, когда ее ноги начинают дрожать. – Да, вот так!

Ира хватается за стол, подаваясь назад, чтобы встретить мой язык. Я упиваюсь ее соками, счастливо щурясь от звуков, вкуса и запаха. То, как она отдается сексу, всегда срывало мне крышу, но сейчас особенно сильно, потому что я остро нуждаюсь в близости между нами в эту конкретную секунду.

Когда чувствую, что она уже на грани, поднимаюсь и, сбросив брюки, подхожу к ней ближе. Медленно провожу рукой по члену, второй раздвигая ее ягодицы. Отсюда открывается потрясающий ракурс на ее попку и влажные, припухшие губки. Пристраиваюсь у входа и погружаюсь одним мощным толчком до самого упора. Торможу, впитывая ощущения, от которых темнеет в глазах. Мне жарко, по телу проходит волна горячей дрожи.

Срываю с Иры толстовку, и она остается только в майке на тонких бретелях. Тяну за плечи немного вверх, заставляя выгнуться дугой, чтобы я мог сжать в ладонях ее грудь. Начинаю двигаться внутри нее, вырывая из Иры крики и стоны. Она задыхается с каждым мощным толчком. Течет. Я чувствую ее влагу, которая с хлюпаньем вырывается из нее и стекает по бедрам. Мои глаза практически закрываются, а потом я улавливаю наше отражение в практически зеркальной поверхности холодильника. Низ живота сводит от усиливающегося желания. Куда ж еще сильнее? Я и так еле дышу.

Моя грудная клетка резко вздымается и опадает, когда я вколачиваюсь в тело жены, а она подмахивает мне своими бедрами. Сжимаю ее соски так, чтобы она чувствовала резкую простреливающую боль, а потом мну в ладонях упругие полушария груди.

Ускоряюсь, когда чувствую дрожь Иры. Двигаюсь сильнее и быстрее, пока мы одновременно не взлетаем на вершину. Со всей мощью толкаюсь последний раз и замираю. Перед глазами звезды и плавающие точки. Я буквально слепну каждый раз, когда меня накрывает оргазм во время секса с женой. Не знаю, то ли дело в Ире, то ли в том, что с ней любые ощущения становятся острее. Во мне как будто появляются чувствительные антенны, улавливающие каждую эмоцию между нами.

Ира обессиленно падает на стол, попадая волосами в суп, разлившийся по столешнице. Я приподнимаю ее голову и улыбаюсь. Целую голое плечо и слегка прикусываю кожу, любуясь тем, как по ней разбегаются мурашки.

– Нам нужно в душ, – бормочу в ее кожу. – У тебя волосы в суп попали.

– Вот черт, – задыхаясь, смеется она.

После душа мы убираем на кухне и даем супу второй шанс. Бросаю взгляд на часы. Полночь. Уже пора спать, а не есть, но мы все равно уплетаем суп, сдобрив его специями.

– Так что у тебя случилось?

Любовница беременная.

Но вслух произношу другое:

– Слегка заебался на работе. Дел слишком много.

– Что-то конкретное?

– Нет, просто этот аншлаг перед летними отпусками утомляет. Такое ощущение, что они всю зиму копили дела, чтобы весной вывалить все это на суд. Так а что там у тебя с проверкой?

– Под Попова копают, поэтому он зверствует.

– Думаешь, снимут? – Ира пожимает плечом. – А папа что говорит?

– Что, если Попов не дурак, то останется на своем месте. Что бы это ни значило.

Я киваю, давая понять, что услышал ее. Мне главное, чтобы мою воинственную Мышку не задело осколками, когда будут взрывать эту гранату. А Попова давно пора посадить, слишком он возомнил себя царем и божком местного посола. Взятки берет, уже не скрываясь, рассекает на таких тачках, что даже губернатор, наверное, стыдится своего «Кайена». У всех в нашем кругу есть тачки, на которые некоторым жителям нашего города не хватит и жизни заработать. Мы все не без греха, и среди нас давно не осталось честных людей. Разве что, может, начинающие или принципиальные, но это скорее уже атавизм, исключение, а не правило. Но, в отличие от главного прокурора города, мы прячем свои коллекции тачек и яхты, чтобы рядовой житель продолжал верить в неподкупность органов.

Надо сказать, что есть дела, в которых каждый из нас становится принципиальным. Я такой в уголовном производстве, поэтому ушел в хозяйственное. Не могу я оправдывать насильника несовершеннолетних даже за все деньги мира. Или выдавать индульгенцию чуваку, который регулярно бьет свою жену.

Пока слушаю рассказ Иры, как она и все управление готовится к проверке, ловлю себя на мысли, что облегченно выдыхаю, и мои легкие наконец раскрываются. Как будто я впервые за два дня свободно выпрямился и расправил плечи. Разговоры с Ирой в столовой нашего дома – это так привычно, понятно и уютно, что позволяет мне хотя бы ненадолго отвлечься от проблем.