Глава 9

Вчера господин так и не позвал меня, и сегодня я все утро с замиранием сердца прислушиваюсь к шагам со стороны мужской половины в надежде, что за мной придут, чтобы позвать к хозяину. День близится к обеду, и мои надежды понемногу тают.

– Ну что ты трешь одну точку, Амира? – раздраженно произносит Назима.

Я снова убираю в комнате Аделы, пока она сама постанывает на кровати. Вокруг нее суетятся две служанки, исполняя каждый каприз, пока фаворитка притворяется смертельно больной. Все уже поняли, что кто-то принес вирус в особняк и щедро наградил им половину обитателей. Но не настолько все плохо. Если верить Хае, сегодня господин Заид с Валидом уже даже приступили к работе. Правда, пока в комнате хозяина, а не в кабинете, как обычно, но это уже прогресс. Наверное, он в моей компании больше не нуждается, и это расстраивает больше всего.

После того как ванная комната вымыта и продезинфицирована по требованию ее хозяйки, я приступаю к вытиранию пыли, когда дверь открывается, и на пороге появляется Хая. Я уже утратила надежду сегодня увидеться с господином, так что вяло здороваюсь с ней третий раз за день и продолжаю натирать глянцевые поверхности подоконников.

– Амира, бросай все. Забирай на кухне обед для господина Заида и бегом к нему.

Я резко поворачиваю голову, но сдерживаю широкую улыбку, потому что боюсь быть осмеянной за пустые ожидания. Но Хая кивает, хитро улыбаясь, и я несусь на выход, по дороге передав тряпку опешившей Назиме.

– А убирать кто будет? – спрашивает она.

– Ты и сама можешь закончить, – отвечает Хая, заставляя меня ликовать.

– Но я…

– Адела не нуждается в таком количестве служанок. Дайте ей отдохнуть, наседки, – отрезает Хая и выходит следом за мной в коридор.

Я уже собираюсь сорваться с места, но она тормозит меня, перехватив за локоть.

– Ты не сильно выпрыгивай из шальваров, девочка. То, что он тебя позвал, еще ни о чем не говорит. И лицо не забудь прикрыть, но перед этим замажь синяки, сильно проступают. Шелу надень темную, чтоб не так видно было.

На каждое ее распоряжение я утвердительно киваю.

– Хорошо.

– Все, давай быстренько, господин ждет свой обед.

В последний раз кивнув, я бегу на кухню и справляюсь, все ли готово. Пока кухарки заканчивают складывать блюда на поднос, я успеваю сбегать в комнату, чтобы кое-как замазать синяки и переодеть шелу. Наношу на стратегически важные точки по капельке духов, а потом возвращаюсь на кухню, чтобы забрать обед. Иду по коридору, прикусив нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку. Ее не видно под шелой, но глаза наверняка светятся так, что каждый поймет, какое удовольствие мне доставляет то, что господин снова позвал меня. Хочется взвизгнуть или рассмеяться, но я держусь. Пока. Мама всегда учила, что девушка должна вести себя достойно. Но как можно сдерживать эмоции, когда они плещут через край? Того и гляди затопят не только меня, но и половину гарема. Ближе к комнате хозяина мне наконец удается немного усмирить свое сумасшедшее сердце и принять более-менее спокойный и покорный вид. Ох, сколькому мне еще предстоит научиться! Для начала подавлять эмоции, но это позже. Сейчас я счастливо вздыхаю, когда слуга открывает дверь, и делаю шаг вперед, но застываю, потому что из комнаты выходит Валид. Бросив на меня грозный тяжелый взгляд, он задерживается на мгновение и наконец уходит, позволяя мне сделать следующий вдох. Страшный такой, до мурашек по коже. Я легонько веду плечами, чтобы сбросить с себя неподъемный груз этого прожигающего взгляда, и, вернув себе хорошее настроение, вхожу в комнату господина.

Он стоит ко мне спиной, заложив назад руки, и смотрит в окно. К сожалению, сегодня в комнате светло, шторы раздвинуты, и по полу расходятся солнечные лучи. Я боюсь, что господин Заид сможет рассмотреть мое лицо при таком ярком свете, и, если он начнет задавать вопросы, у меня могут начаться проблемы. Я-то промолчу, но он может вызвать Шуджу и Лутфию, чтобы выяснить, что со мной произошло. Мысленно закатываю глаза, потому что, кажется, я слишком много о себе возомнила. Вряд ли хозяин станет выяснять что-то о такой мелкой сошке, как я.

Медленно продвигаюсь вглубь комнаты, чтобы накрыть столик к обеду, а сама поглядываю на господина Заида. Огромный, как гора. Непокоримая вершина, на которую я все же собираюсь забраться. Как только ставлю поднос на столик, он резко оборачивается, и я застываю, словно лань, пойманная светом фар. Господин подходит ближе и усаживается на подушки, не сводя с меня взгляда. Я думала, что у его помощника тяжелый взгляд? Он не идет ни в какое сравнение с этим. Давящий, прожигающий и… раздевающий. Он смотрит на меня так, будто я ему уже принадлежу. И, несмотря на все испытанные мной ранее ужасы, моя кровь не стынет в жилах. Наоборот, мне становится жарко.

– Амира, – негромко зовет он.

– Да, господин? – отзываюсь, а сама опускаю взгляд и сосредоточенно расставляю тарелки на столик.

– Посмотри на меня. – Я поднимаю взгляд и тут же опускаю. – Еще, – требует он.

В этот раз наш зрительный контакт длится дольше, и я плавлюсь под внимательным взглядом глаз черных, как ночь.

– Продолжай, – разрешает он, кивнув на столик, и я возвращаюсь к своему занятию. Закончив, убираю поднос на пол. – Садись, пообедаем.

Я не пытаюсь спорить или объяснять что-то о разнице между нами. Если мужчина сказал, что мы будем обедать вместе, я не стану сопротивляться. Тем более, мне это на руку. Он приближает меня к себе. Не могу сказать, что ставит на одну ступень с собой, но расстояние между нами сейчас не настолько большое, как было еще пару дней назад.

– Почему ты не в гареме? – спрашивает он, когда мы приступаем к еде.

– Не положено, господин, – отвечаю я.

Он слегка прищуривается, но никак не комментирует мои слова. Хотя я, откровенно говоря, ждала, что последуют вопросы. И даже приготовила ответы.

– Расскажи любую историю из детства, – просит он, чем немало меня удивляет.

Я прочищаю горло и начинаю:

– Моя мама – настоящая мама – работала швеей. Однажды я осталась дома с папой, пока она была на работе. В обед мы принесли ей покушать, и, пока родители разговаривали, я увидела самую красивую на свете гандуру. Это был невероятный наряд: расшитый золотыми нитями, темно-синего цвета из нежнейшего шелка. – Я улыбаюсь, вспоминая тот эпизод. – Я потерла ткань между пальцами, понюхала ее и вдруг решила, что моей кукле непременно нужно платье из такой ткани. Я взяла ножницы и двинулась через всю комнату, чтобы отрезать кусок. К счастью, папа вовремя это заметил и забрал ножницы в тот момент, когда я, едва удерживая их, коснулась ткани. А ножницы у швей тяжелые, железные, не каждый шестилетний ребенок удержит.

– Ты в шесть шила платья своим куклам? – усмехнувшись, спрашивает господин.

– Не скажу, что прямо шила, но пыталась. Я ведь, можно сказать, родилась в ателье. С самого моего рождения мама брала меня на работу, пока я не пошла в детский сад.

– Где твои родители сейчас?

Улыбка медленно сползает с моего лица.

– Погибли.

– Мне жаль.

– Спасибо.

– Как это случилось?

– Откровенно говоря, я не знаю всех нюансов. У меня тогда были каникулы, и я гостила у тети с дядей. О смерти родителей узнала уже по факту. Говорят, газовый баллон в доме взорвался.

– Но ты в эту версию не веришь.

– У нас в доме не было газа, – выдавливаю из себя сиплым голосом.

Заид хмурится и коротко кивает.

– Полиция расследовала это дело?

Я легонько пожимаю плечами.

– Мне было всего двенадцать. Что я понимала в том возрасте?

Заид еще несколько секунд сверлит меня глазами, а потом продолжает есть, но через какое-то время резко поднимает взгляд.

– Сними шелу.

– Господин…

– Сними. Шелу. Амира, – резко и безапелляционно приказывает он.

Трясущимися пальцами медленно отстегиваю ткань и отпускаю ее, позволяя свободно опасть справа от моего лица. Господин рассматривает меня, прищурившись.

– Мать не научила тебя опускать взгляд, когда мужчина смотрит? – резковато спрашивает он.

Мои щеки заливает румянец, и я тут же опускаю взгляд на столик передо мной.

– Простите, господин, – лепечу. Вот сейчас я в полной мере ощущаю мощь этого мужчины. Хая была права, хозяин умеет расположить к себе, но при этом невозможно не чувствовать его силу и не испытывать страх в его присутствии.

– Кто избил тебя? – спрашивает господин. Я, не задумываясь, поднимаю взгляд, а потом резко опускаю.

– Это недоразумение.

– Недоразумение – это то, что ты покрываешь жестокость в моем гареме. Имя, Амира.

Я мысленно мечусь в попытке что-то придумать, но в голове, как назло, пусто. От страха вся моя находчивость куда-то испарилась.

– Ну же! – давит на меня хозяин, и я не могу придумать ничего лучше, чем зажать рот и резко подскочить на ноги, имитируя рвотные позывы.

Лицо господина Заида кривится, но он продолжает хмуро сверлить меня своими темными глазами.

– Простите! – выпаливаю я и вылетаю из комнаты.

Несусь через коридор прямиком к гарему. Мечусь из комнаты в комнату в поисках Хаи. Сердце срывается в галоп, и меня накрывает паника. Он ведь может заставить меня произнести имя, и, я уверена, это приведет к какой-нибудь катастрофе. Не найдя Хаю в гареме, добегаю до кухни, едва не поскользнувшись на повороте и не столкнувшись в проходе с одним из работников. Быстро извинившись, я влетаю в пропахшее специями помещение и, обшарив его взглядом, сталкиваюсь взглядом с Хаей. Она тут же понимает все без слов и, бросив повару пару слов, торопится ко мне. Подхватывает под локоть и выводит в коридор.

– Что случилось? Ты словно от пожара бежала.

– Практически, – задыхаясь, отвечаю я. – Господин видел мое лицо. Теперь он требует выдать ту, которая меня побила.

Я с ужасом смотрю на нее в ожидании ответа. Каждая из нас понимает, что Фариду ждут страшные последствия за содеянное. И пусть не мне судить ее, потому что сама делаю все возможное и невозможное, чтобы попасть в покои хозяина, но, как и всякий нормальный человек, злюсь на нее и даже, наверное, ненавижу. Хотя точно не желаю ей той участи, которую ей может сулить господин. С другой стороны, я понимаю: или она, или я. Кто-то все равно понесет наказание.

Глава 10

Я сжимаюсь под тяжелым взглядом Лутфии. Хая привела меня к ней в комнату, и теперь я стою перед ними, словно провинившийся ребенок, вжав голову в плечи.

– Имя, Амира, – строго повторяет Лутфия уже в который раз.

Я бросаю умоляющий взгляд на Хаю, но она только кивает.

– Называй, – холодным тоном говорит она.

– Фарида, – выдавливаю из себя.

Лутфия делает шаг ко мне, а я борюсь с желанием отступить.

– Посмотри на меня, – приказывает она, и наши взгляды встречаются. – С какой целью покрывала ее?

– Я не…

– Не лги мне! – прикрикивает Лутфия, а потом смотрит на Хаю. – Я говорила тебе, что от нее будут одни проблемы. Надо было выкинуть ее еще в момент, когда была такая возможность. Но я послушала тебя и теперь сильно сожалею.

Внезапно в дверь коротко дважды стучат, а потом она открывается, и я слышу тяжелые шаги за спиной. Мне страшно обернуться. Если это Валид или господин Заид, сейчас меня настигнет ужасная участь.

– Что здесь происходит? – громыхает незнакомый мужской голос. – Лутфия!

– Шуджа, – побледнев, тихо произносит Лутфия. – Тут… Я не знала, что ты вернулся.

Я слышу, как мужчина обходит и наконец становится передо мной. Я боюсь посмотреть на него, хоть и чувствую на себе прожигающий взгляд.

– Вот она – причина всех бед в гареме, – растягивая слова, произносит он. – Сними шелу.

Трясущимися пальцами я отстегиваю ткань, и она, зашуршав, опадает вдоль моего лица. Почему-то у меня даже не возникает мысли поспорить с Шуджой. Он цыкает.

– Посмотри на меня, – приказывает мужчина, и я наконец перевожу на него взгляд. Мои глаза расширяются. Если господин и Валид выглядят устрашающе, но в целом цивилизованно, то этот мужчина похож на жестокого мародера, разбойника с большой дороги. Такой убьет, и глазом не моргнет. Не даром я его боялась. Его загоревшее обветренное лицо по диагонали пересекает шрам, который немного искажает черты. На нем черная одежда, такого же цвета гутра, концы которой заткнуты под воротник дишдаши. Вообще он выглядит так, словно только приехал из пустыни. – Не успеваю вернуться, как получаю весть о том, что у нас в гареме изнасилованная девка, из-за которой были нарушены порядки.

– Я не девка!

Выпалив это, я осознаю, насколько смелым было мое замечание, и даже примерно понимаю, какое меня ждет наказание за эту вольность. Я опускаю взгляд в пол и пытаюсь проанализировать недавние слова Хаи о том, что Шуджа страшен, Валид еще страшнее, а господин Заид страшнее их обоих. Хотя внешне хозяин особняка выглядит самым цивилизованным и спокойным из них.

Глаза Шуджи сужаются и теперь режут меня, словно лазером.

– Убрать из гарема, – сухо приказывает он. Хая с Лутфией испуганно переглядываются.

– Но она не в гареме, Шуджа, – тихо произносит Хая.

– Лутфия, не заставляй меня повторять, – так же жестко произносит он.

Хая подхватывает меня под локоть и тащит на выход.

– Постойте! Меня отец отдал господину Заиду! Я… – пытаюсь спорить, но взгляд мужчины остается равнодушным и в то же время грозным.

– Мы в курсе твоей ситуации. Уводи, Хая, – спокойно произносит Шуджа. – Лутфия, кто ее так разукрасил? – Его вопрос – это последнее, что я слышу перед тем, как за нами с Хаей закрывается дверь.

Я пытаюсь вырваться, плачу, упрашиваю Хаю оставить меня, но она непреклонно тащит меня в комнату прислуги. Как только мы входим, она закрывает за нами дверь и наконец отпускает меня. Сама обходит все помещение, проверяя, нет ли кого-то здесь. Убедившись, что мы одни, снова подходит ко мне и встряхивает за плечи.

– Тебе было сказано оставаться тенью! – рявкает она на меня. – Шуджа теперь обрушит небо на мою голову за то, что я тебе потакала!

– Хая, прошу! Умоляю, не выгоняй! Куда же я пойду? Пусть меня хотя бы домой отвезут! Или позволь позвонить отцу, он заберет меня!

– Некому забирать, – севшим голосом отвечает она.

– Что?

Я смотрю на нее расширившимися глазами.

– Твои родители мертвы.

– Нет, ты не поняла. – Я медленно качаю головой. – Я про своих тетю и дядю. Мои настоящие родители мертвы, биологические. Но те, которые меня воспита…

– Мертвы! – отрезает Хая, и у меня под ногами начинает качаться пол.

– Что? – сипло выдавливаю из себя. – Откуда ты?.. Кто?..

– Их убили, Амира.

Я оседаю на пол, потому что ноги совсем не держат. Осознания нет, как и веры в то, что моих родителей кто-то мог убить, но тело уже реагирует на эти вести. Это из-за меня? Я слышала, как Лутфия говорила Хае, что Валид разозлился, узнав о моем изнасиловании, потому что его можно было избежать, если бы папа выполнил обещание привести меня лично, данное Заиду. Так это Заид, получается, убил их? Выходит, папа хотел как лучше, а в итоге пострадал из-за меня? Я вцепляюсь в подол абаи так сильно, что ткань под побелевшими пальцами начинает трещать, и вою. Так громко и так сильно, насколько хватает дыхания и голоса. Из глаз совсем не бегут слезы, но голос… Мне кажется, я реву, словно раненный зверь. Мир вокруг кружится, трясется и гремит. Я чувствую на себе руки, слышу пытающиеся заткнуть меня голоса, кто-то произносит слова успокоения, но я не могу прийти в себя. Я как будто нырнула на глубину, где нет доступа ни кислороду, ни звукам. Они доносятся до меня приглушенным шумом, который булькает в моих ушах, но не несет в себе никакой информации. Я лишь чувствую, как адская боль разрывает грудную клетку и голову, которая, кажется, готова взорваться. Вою и вою, пока меня не покидают силы. Потом я просто проваливаюсь в тяжелый сон без сновидений.

Открываю глаза и отупело пялюсь в потолок. Вокруг меня тишина и темнота. Мне наплевать, где я и что дальше со мной будет. Вот теперь, когда потеряла последних близких людей, моя судьба совершенно не имеет значения. Я принимаю смерть родителей. До меня постепенно начинает доходить, что все это не страшный сон, а моя ужасающая реальность. По вискам стекают слезы, но я не всхлипываю и даже не рыдаю. Отчаяние, охватившее меня в первые мгновения после получения новости о смерти родителей, тоже забилось куда-то глубоко внутри. Я точно знаю, что еще не раз буду переживать это чувство. Уверена, еще не одна истерика случится со мной, когда буду вспоминать своих близких. Но сейчас… Организм как будто пытается заместить это чувство другими, на мой взгляд, более продуктивными. Например, ненавистью. К Заиду, Валиду, Шудже, Малиху и всему этому проклятому дому. И желанием отомстить. Каждому из них. С особой жестокостью. Все те часы, что я сверлю взглядом темный потолок, в голове крутятся мысли о том, какие чувства я буду испытывать, когда каждый из них будет умирать по моей воле. Слезы высыхают, боль притупляется, решимость крепнет. Я прихожу к выводу, что могу выжить, только если буду избавляться от врагов и стремиться к своей цели. На этом свете больше нет ни одного человека, который может защитить меня, поэтому я сама должна позаботиться о себе. И самый верный способ добиться этого результата – лечь в постель к мужчине, по чьему приказу была убита моя семья. И пускай у меня нет доказательств, но я также знаю, что у отца не было врагов, а Заид вполне мог отомстить ему за то, что я доехала не невинной. Но ведь он в этом не виноват! Думаю, мне просто нужно кого-то ненавидеть, чтобы не сойти с ума.

Теперь я не служанка. С этих пор я становлюсь пленницей тирана, который не погнушался лишить жизни людей только за то, что его проводник надругался над их дочкой. Мне больше некуда идти, поэтому я останусь, запертая в этих четырех роскошных стенах, чтобы вершить правосудие. Я убью каждого из причастных к этому, но сначала мне нужной найти в себе силы сыграть эту роль до конца. Только после этого я могу обрести покой и свободу.

Утро наступает слишком быстро, я даже не успеваю до конца продумать свой план и еще раз пережить горе. Дверь в комнату открывается, и по шагам я узнаю Хаю. Надо же, как за два месяца я научилась их различать.

– Давно проснулась? – спрашивает она, – ставя рядом с кроватью поднос.

– Давно, – отвечаю бесцветным хриплым голосом.

Хая присаживается на край кровати и гладит мою руку. Я едва сдерживаюсь, чтобы не одернуть ее, словно рискую обжечься. Теперь каждый, кто живет в этом доме, – мой враг. И я отомщу им, только пока они должны послужить инструментом в моих руках. И Хая станет моим самым верным союзником. Как же тяжело пересилить себя и не высказать все в лицо. Я не привыкла к этим закулисным играм, у нас в доме все строилось на честности и открытости. Но иногда обстоятельства вынуждают людей становиться теми, кем они не являются. Похоже, пришел и мой черед повзрослеть. Жаль только, что это случилось слишком быстро. Я не хотела, чтобы мое сердце начало покрываться толстой коркой в столь раннем возрасте, но мне не оставили выхода.

Я накрываю ладонь Хаи своей и немного сжимаю ее.

– Спасибо, – произношу шепотом.

– За что? – удивляется она.

– За то, что поддерживаешь меня.