Глава 7

Всё в Магистратуре Магии стояло на ушах. Прибыли спецагенты из Департамента Магии и Министерства образования – доктора и копы. Все что-то снимали, обмеряли, фотографировали, записывали. Попутно брали показания у свидетелей, то есть у нас.

А я толком ничего рассказать не могла. Моё внимание было поглощено сражением с «моим» василиском. Своими же подозрениями с чужаками я делиться не собиралась.

Директор находился в крайне тяжёлом состоянии. Каким-то образом змее удалось его достать и яд василиска ввёл его в кому. Состояние мистера Мэйсона квалифицировали как стабильно-тяжёлое. Прогнозы были положительными, других пострадавших не было. Так что, можно было считать, что инцидент исчерпан. Всё закончилось хорошо. Хэппи-энд.

Но мой внутренний голос никогда не ошибался. И он прямо-таким кричал о том, что это никакой не конец.

Это только первая часть. Возможно, вводная.

***

– Мисс Старлинг? – окликнул меня незнакомец в форме стража магического порядка.

– Да?

Взгляд задержался на правом рукаве его кителя, где не было положенных знаков отличия.

Знаков отличия не носили в подразделении, где служил мой отец. И вряд ли это можно было считать хорошим знаком?

У мужчины было худое, словно обтянутый кожей череп, лицо и горящие, как два угля, глаза.

«Неприятный тип», – решила я.

– Ваш опекун ранен. Он теперь не может исполнять взятые им на себя обязательства.

– Но это же временно? Меня заверили, что мистер Мэйсон поправится.

– Да, но это случится не завтра и не послезавтра. На восстановление ему может потребоваться много времени. Вы же, как несовершеннолетняя, не можете распоряжаться собой.

– Полагаете, что здесь, в Магистратуре, на полном пансионе, мне может потребоваться дополнительный контроль?

– Контроль, как вам, возможно, ещё неизвестно, лишним не бывает, – с холодной улыбкой сообщил мне собеседник.

Отчего-то у меня при одном взгляде на него начиналось колотиться сердце. То ли от испуга, то ли от злости – не разобрала ещё.

– До тех пор, пока мистер Мэйсон не поправится, я буду приглядывать за вами.

– Это совершенно излишне… – начала, было, я.

– И абсолютно исключено, – раздался ледяной голос за моей спиной.

Обернувшись, я увидела высокую, стройную леди средних лет, элегантную и стильную. В ней за версту чувствовалась порода.

И родная кровь.

Женщина отчеканила:

– Мисс Старлинг совершенно не нуждается в опеки кого-бы то ни было из вашей организации.

– Я действую согласно Уставу.

– А я – согласно закону. Вы имели бы права на опекунство над дочерью Оллджера Старлинга лишь в том случае, если бы не осталось ни одного кровного родственника, способного позаботиться о ней. Но, по счастью, под небом ещё достаточно Морелов, чтобы вашей организации не нужно было затрудняться решением этого вопроса.

Улыбка у женщины была прямо-таки вымораживающая.

– Морелы отказались от этой девочки!

– Вы можете подтвердить это документально?

Несмотря на то, что я никогда прежде не видела мою бабку я сразу её узнала. И, как не странно, мои симпатии были на её стороне – я категорически не желала попадать под власть человека с чёрными глазами, что заставляли каменеть почище взгляда василиска.

Мужчина с ненавистью посмотрел на женщину в годах, решительно вставшую у его на пути.

– Вы согласны юридически оформить опеку над вашей внучкой, Оливия Морел?

– Уже, – всё с той же вымораживающей и одновременно с тем безупречно вежливой улыбкой, она протянула ему свиток документов.

Она лишь бегло взглянул на них и кивнув, молча вышел, оставляя нас наедине.

Какое-то время молча друг друга разглядывали.

Было время, когда я всерьёз и горячо ненавидела всю мамину родню. Мама никогда не говорила о них, но и не надо было. Я и без того понимала, как эта тема для неё болезненна. Всегда думала, что при встрече наговорю им много гадостей. Пусть знают, чего стоят, высокомерные заносчивые снобы! Странные люди, ценящие сухие догмы выше живых чувств.

Я хотела отомстить за маму не делом, нет! Но больно ранить словом – самое то!

Однако жизнь этой породистой, высохшей от горя, но не утратившей высокомерного лоска, даме уже и без меня отомстила. Куда там мне со всеми моими амбициями? Фантазии не хватит. Похоронив сына, она возненавидела дочь. А теперь и дочери у неё больше нет. Нет возможности примириться или поссориться, поругаться или обняться.

Если дети – это крылья, то у этой птицы оба крыла оборваны. Никогда ей не полетать. Я хотела бы её ненавидеть или пожалеть; хотела бы злиться или любить, но я смотрела на стоящую передо мной женщину и не чувствовала ничего.

Это было так странно.

– Вот, значит, какая ты? – протянула женщина. – Внешне похожа на свою мать. Только кость широкая.

Она это делала нарочно. Этакое отточенное аристократическое хамство без единого оскорбления – лишь вежливое, вымораживающее душу пренебрежение в каждом слове. Не «моя дочь» – «твоя мать». А «широкая кость» – признак плебса в глазах таких, как моя «бабуля».

Она сказала – я услышала. И последний шаткий мостик, что ещё можно было попытаться выстроить между нами, рассыпался пеплом, не успев наладиться. Первое впечатление невозможно произвести дважды.

Я скупо улыбнулась Так, штрихом, наметившим улыбку. Обещанием, намёком – призраком.

– Спасибо, что вступились за меня, миссис Морел, – сказала я. – Ваше вмешательство пришлось как нельзя более кстати. Сомневаюсь, что сотрудничество с таким человеком, как… ах, я ведь даже не знаю его имени? Но это к лучшему. Нам ни к чему сводить более тесное знакомство с ним, кем бы он ни был. А сейчас, если вы не возражаете, я с вами попрощаюсь?

На сухом лице с высокими острыми скулами вспыхнул лихорадочный, яркий румянец:

– Что значит – «я с вами попрощаюсь»?! Я приехала в такую даль не за тем, чтобы обменяться парой ничего не значащих фраз.

Я приподняла бровь:

– Ничего личного, мадам. День был тяжёлый, а вечер, так и вовсе кошмарный. Я бы хотела отдохнуть.

– Мы живём в страшном мире, моя дорогая. Отдыхать здесь приходится редко, ну, ничего, отдохнём после смерти, – ядовито процедила «бабуля» через плотно сжатый, ярко напомаженный рот. – А пока – привыкай к кошмарам.

Зачем она так накрасила губы? Вроде ведь со вкусом женщина? С этими губами она похожа на жуткого клоуна.

Клоуны – всегда жуткие. Никогда не понимала, неужели кто-то может находить забавной эту устрашающую бело-красную маску на лице?

– Не уверена, что мы правильно понимаем друг друга?

– Сядь, – скомандовала она.

– Простите?..

Она всерьёз полагает, что я стану выполнять её указания?

Даже и не подумаю. Пусть хотя бы из принципа!

– Я, кажется, ясно высказалась – сядь. Нужно поговорить.

– Я прекрасно слышу вас и стоя.

– Не терпится продемонстрировать свой характер? – усмехнулась женщина. – Мы одной крови. Ты не первая Морел, с которой я встречаюсь. Я давно усвоила, что он не сахар.

–В моём случае это скорее кофе с молоком, – услужливо подсказала я, щурясь, намекая на связь белого и чёрного, текущего в моих венах.

– Ты понимаешь, что только крайняя необходимость могла заставить меня встретиться с тобой?

– Догадываюсь, что, чем бы вы не руководствовались в своих решениях, любовь ко мне или к моей матери в списке не числилась.

Лицо женщины на миг застыло холодной маской, а потом словно пошло трещинами.

– Это упрёк?

– Констатация факта.

– Не жди, что я стану оправдываться!

– В мыслях не было.

Хотя я лгала. Ждала, конечно – не оправданий, нет. Но от разъяснений бы не отказалась.

– Только тот, кто прошёл то же, через что прошла я, имеет право меня судить, – сдавленным голосом проговорила «бабуля». – Когда один твой ребёнок убивает другого.

– Моя мать не убивала своего брата! – не выдержала я, повышая голос.

– Но она жила с его убийцей! Она прижила от него дитя!

– Мой отец вашего сына тоже не убивал!

– Возможно, не он перерезал Хэну горло, но он был там.

– Отец пытался его спасти.

– Однако, когда выбор встал между жизнь моего сына и доверием его старых друзей, он предпочёл не рисковать последним. Неважно, не имеет значения, что нож был в другой руке! Инквизиция – единый организм. Твой отец был его частью, а моя дочь предала семью ради убийцы.

Усталость и ощущение того, что всё бесполезно накатило внезапной тошнотой.

– Вы правы, – внезапно согласилась я.

– Я знаю.

– И неправы – одновременно! Нет страшнее войны той, что идёт в человеческом разуме. Мой отец любил мою мать, а мама любила моего отца.

– Это был её выбор. Она имела на него право. Так же как я имела право на свой: не знаться с убийцами моего сына.

Ну вот, опять!

– Зачем же вы пришли сюда сегодня, Оливия Морел? – спросила я, устало растирая гудящие от боли виски. – Чего от меня хотите?

– Несмотря на всё случившееся, ты – часть этой семьи. Теперь, когда их больше нет, за поступки своих родителей ты не отвечаешь. Так что позаботится о тебе – мой долг.

– Отлично! Я не против. Заботьтесь.

А что? Я прожила несколько месяцев на свете в полном убеждении, что осталась на свете одна-одинёшенька? Наверное, кровь Морелов во мне действительно сильна? В любом случае, семья многое для меня значит. Пусть лучше такая ледяная палка, сухарь не размоченный в качестве родни, как Оливия, чем вообще никого!

– Спасибо за разрешение, – усмехнулась она. – Пожалуй, так и поступлю. И начну с предупреждения. Тебе следует быть очень, очень осторожной.

– Я всегда осторожна. Но чего, по-вашему, следует опасаться?

– Как ты думаешь, кто убил твоих родителей?

– Да кто угодно! У родителей было много врагов. Вы, например?..

Пришёл черед Оливии вскидывать бровь:

– Я не стала бы убивать свою дочь. Особенно нелогично совершать такую вендетту спустя двадцать лет.

– Ну, вы, возможно, нет, но у вас вон внук есть? Парень, насколько я разобралась, амбициозный, горячий и мстительный?

– Ты в это не веришь, – отрезала дама. – В то, что убийца один из нас.

Осталось только согласиться:

– Нет.

– Твоих родителей могли убить многие, врагов хватало, но убили их Инквизиторы. Они всегда преследовали нашу семью. А твоё рождение для Старлингов откровенный плевок в лицо. Они не оставят своих попыток. Тебе придётся очень сильно постараться, чтобы выжить, девочка.

Новость, прямо скажем, не из приятных.

– А нельзя было ещё немного подержать меня в счастливом неведении об этом неприятном событии?

– Нельзя, – отрезала Оливия. – Кто предупреждён, тот вооружён. В Магистратуре ты в относительной безопасности, здесь всё под охраной. Сюда инквизиция не проберётся, так что постарайся как можно реже покидать пансион? Если возникнет подобная необходимость, дай знать мне. Я решу любой вопрос.

– Очень мило с вашей стороны. Спасибо.

Оливия кивнула, принимая мою благодарность.

Какое-то время мы снова молчали. И снова смотрели друг на друга. А потом, обменявшись ничего не значащими репликами о погоде, разошлись в стороны до новой встречи.

Встреча с Оливией принесли мне умиротворение, словно кто-то далеко обрёл, наконец, желанный покой. Эта встреча была как последняя точка в далёкой истории.

***

Несмотря на то, что час был далеко не поздний, в длинных извилистых коридорах пансиона сгущались сумерки и гуляли сквозняки. Этот сквозняк порождал неприятный, смутный гул, раздражающий и без того до предела взвинченные нервы. От сильного ветра подрагивали стёкла, а стоило взглянуть в них, как взгляд цеплялся за огромные чёрные тучи, стремительно летящие по небу, словно началась Дикая Охота. Воздух был перенасыщен влагой.

Я всё чаще ловила себя на мысли, что всё происходящее мне просто снится. Вот было бы здорово проснуться дома, в тёплой постельке, ощутить тонкий аромат блинчиков с малиновым вареньем, что мама неизменно готовила по выходным.

Я его не заметила, в потому с разбега влетела в его объятия, как птица в силок – он сливался в полумраке с общей обстановкой. То, как внезапно он возник у меня на пути, подхватывая на полушаге, приводило к мысли, что наша встреча не случайность – Лоуэл поджидал меня.

– Вероника? – его обманчиво мягкий голос заставил меня поежиться.

– Мы стали слишком часто сталкиваться, не находишь? – нервно хмыкнула я, стараясь высвободиться из его рук. – Понятия не имею, почему?

– Ты в порядке?

Он смотрел на меня. Просто – смотрел. Почему меня от этого взгляда бросало то в жар, то в холод?

– Да, в полном, – я наконец-то высвободилась из кольца его поддерживающих меня рук и тут же почувствовала себя одиноко. – Ты со всеми такой милый, заботливый и любезный? – усмехнулась я, в смущении заправляя выпавшую прядь волос за ухо. – Или это мне так особенно повезло?