Цитаты из книги «Я у себя одна, или Веретено Василисы»

Как всякая реальная потребность, потребность «собирать кости» находит себе разные формы удовлетворения. Кто-то пишет о своих родных прозу или воспоминания, кто-то восстанавливает (а то и сочиняет) себе дворянскую родословную, кто-то наводит порядок в семейном альбоме, кто-то запоем смотрит сериалы (которые часто, по сути, и есть лубочные семейные саги), кто-то читает страшные и дивные тексты Улицкой или Петрушевской, кто-то идет в храм помянуть своих покойников… Каждая из нас вольна делать все это и многое другое

И дело тут не только в общечеловеческом переживании бренности бытия: в нашей памяти слишком много грозных напоминаний о том, что мы сами, да и наши родители, и их родители – выжившие, что мы пришли в этот мир не благодаря, а вопреки историческим обстоятельствам.

Ах, как хорошо было бы при этом еще и быть дочерью матери, которой нравится быть женщиной! Которая принимает свое тело и гордится им не только потому, что оно желанно или способно давать жизнь, – а просто потому, что оно живет и чувствует. Которая может и дочку научить радоваться своему телу не потому, что «тебе еще рожать», а просто потому, что дочка сама по себе ценна, любима и уникальна. И если сложилось так (а часто именно так и складывается), что от наших матерей этого ожидать невозможно, остается только взять на себя этот труд и эту ответственность и меняться самим. В каком-то смысле остается только стать самой себе такой матерью, которой заслуживает каждый ребенок: мудрой, любящей, терпеливой.

романтическое представление о том, что всякое зачатое дитя непременно заранее любимо своей матерью, ложно. И откуда, скажите, ожидать такой – якобы инстинктивной – любви, когда большая часть этих женщин сами родились «не вовремя» – то ли лимон был недостаточно кислым, то ли таинственный и по блату добытый «укол» не подействовал, то ли сроки прошли. Странным образом эти матери не могут удержаться и рассказывают дочерям – порой еще совсем девочкам, – как их рождение было ужасно некстати, какого героизма потребовало, какой благодарности заслуживает. Возможно, так выворачивается наизнанку чувство вины: ведь убить собиралась, как-никак. А так вроде получается, что не я перед тобой, а ты передо мной виновата. Все полегче. Возможно, просто нужен слушатель, а собственный ребенок до поры до времени не волен отказаться слушать («Маму слушаешь? Хорошая девочка».) Возможно, какой-то бес толкает сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы привязать дочь цепью взаимных обязательств, упреков, власти над ней и – в будущем – ее власти над матерью. Потому что настанет момент, когда вот эта некогда нежеланная и уже наполовину прожившая свою жизнь дочь будет решать, во что оценить теперь уже собственный героизм.

Жила-была девочка – сама виновата!

Женское тело обязано выполнять свои функции и в той, и в другой системе правил: в первой – «давать жизнь», во второй – просто «давать».

Плохо – виноватой. Легко жалеть невинных, особенно чужих нерожденных детей. Живых людей женского пола – потруднее. Особенно когда их полный вагон.

Одно из железных правил свободной и раскрепощенной – делай что угодно, лишь бы не заподозрили в холодности.

Своим голосом и о том, что важно для меня»,

В близких отношениях, будь то любовь, дружба или конфликт, «веер» не помощник: он не согреет, а если отношения становятся невыносимыми, им не отобьешься.