Глава 3

Первый день на работе потрачен. Я прошлась по сайту компании, написала три текста на тысячу знаков каждый, поела постной еды. Потом меня еще отпустили на час раньше, потому что стажировка. Я довольна. День был классный. Мне понравилось с самого начала. Утром я спросила Марию, во сколько приходить завтра. Она ответила: «А завтра приходить не надо. Завтра Сретение».

Ах да. Сретение. Не знаю, что это, но мне уже нравится. Оказалось, Сретение – это праздник. Организация настолько православная, что живет по православному календарю и каждый Великий праздник – выходной.

С детства я хорошо помню только один православный праздник – Сороки (с ударением на первую «О»). В этот день мама пекла булочки в виде птичек с глазами из изюма. Помню, я всегда первым делом отковыривала изюм. Еще в моем детстве была Пасха, когда все приезжали на кладбище и напивались в дрова. Ну и Рождество, хотя это последнее, что приходит на ум. Больше я праздников не знаю.

И вот их, оказывается, целых двенадцать. Пасха и Сороки туда, кстати, не входят. Девять из них «непереходящие», три – с плавающей датой, но все равно я буду отдыхать еще дополнительно 12 дней в году. Это успех. Придется запомнить разные Преображение, Успение. Чувствую себя гимназисткой в дореволюционной России.

Прочитала море статей о житиях святых. Каждая вторая заканчивалась словами «все вокруг уверовали, происходили многие чудеса и четыре ближайшие деревни крестились».

Этим всем я занималась до обеда, пока не отведала постной еды.

Постная еда – отдельная тема. На первом этаже есть небольшая теплая комнатка (к слову, в этой постройке напротив храма, где я работаю, все помещения небольшие и скромные). Узкая, с длинным обеденным столом, в одном конце – «красный угол» с иконами, в другом – окошко, через которое две милые женщины подают еду. Там можно хорошо пообедать почти бесплатно, за пятьдесят рублей. Теперь про саму еду. Представьте безвкусные вареные овощи в пресном бульоне без масла. Представили? Хорошо. Так вот, это совсем другое. Я не понимаю почему, но это очень вкусно. Хотя всего-то простая картошка с морковкой, каша и овощная нарезка.

В трапезной я впервые и прокололась. Дело было так.

Я вошла, пожелала всем приятного аппетита, взяла еду, приборы и села за стол. Пока все нормально. За мной вошла женщина, перекрестилась, пошептала тихо и села есть. За ней другая – тоже перекрестилась.

Когда зашел четвертый человек и перекрестился, я поняла, что у них тут такой порядок. В какой-то момент мне захотелось перекреститься, но сразу расхотелось. Это зеркальный нейрон работает, тут все ясно. Я не понимаю, зачем они это делают, и если я вдруг начну креститься перед обедом, то буду чувствовать себя заводной обезьянкой. Это не нужно ни мне, ни кому-то еще.

Я смотрела в свою тарелку, когда кто-то строго сказал мне:

– Так, девушка!

Ну вот, сейчас начнется: поняли, что я не православная, будут коситься, претензии предъявлять. Да не умею я в православие! Ну давайте, кто первый?

Внутри готовлюсь к перепалке, поднимаю глаза, вижу недовольного седого мужчину, похожего на Санта-Клауса, который сердито спрашивает: «А почему вы наши ложки взяли?» Я говорю: «Позвольте?» – таким тоном, которого я от себя не ожидала – максимально вежливым.

И через секунду я вижу, как он расплывается в улыбке, вижу добродушного дедушку, который сильно постарался, чтобы сыграть строгость.

– Да вот же! Здесь тоже стоит корзинка с ложками и вилками, а вы весь стол обошли.

Он начинает задорно смеяться. И он такой добрячок, что вся моя оборона рассыпается, как щит из подсохшего песка.

– Мне ваши ложки больше понравились, – улыбаюсь я. – На самом деле я просто не заметила.

– Вы первый раз здесь, да?

– Да, я пока на стажировке.

– На стажировке? Ну, Божией помощи вам.

Не знаю, что принято отвечать на такую фразу и что она вообще значит. Вряд ли он так пожелал мне смерти, поэтому я ответила «спасибо». Хотела добавить «и вам», но постеснялась. Я вообще частенько стесняюсь, когда трезвая.

Ем дальше и слушаю разговор Санта-Клауса и другого бородатого мужчины, похожего в своем шерстяном свитере на лесоруба. Они сидят прямо напротив, все отлично слышно.

Санта-Клаус:

– Сколько у батюшки Сергия детей? Четверо?

Лесоруб:

– Теперь пятеро.

– Уже пятеро? Вот умница!

«Пятеро детей – ничего себе», – думаю я, смотрю на стол и понимаю, о чем они. В тарелках лежит зефир, печенье курабье и прочие сладости, а рядом «записочки»: «Во здравие Сергия, Маргариты и млад. Алексея». Это, видимо, угощение от Сергия и его супруги Маргариты в честь рождения у них младенца, которого назвали Алексеем. Элементарно.

Пока думаю, насколько я крутая, немного упускаю диалог и возвращаюсь, когда Лесоруб говорит:

– Это уже седьмая пара венчается. Все после этого началось – после чаепитий с батюшкой.

Так, это я помню. «Приглашаем молодежь на чаепитие с батюшкой» – надпись на доске возле храма.

– Их там человек восемьдесят всего. Седьмая свадьба за год. А сейчас февраль. Седьмое венчание!

– Так, может, ему медаль сообразить за заслуги?

– Да его вообще, это, качать надо! – говорит Санта и хохочет.

Теперь мне становится ясно: вот кто ходит пить чай с батюшкой – это клуб православных знакомств. Наверное, забавное зрелище.

В разговор вступает женщина справа от меня:

– Скажу своей старшенькой; может, тоже захочет сходить. Все жду, жду, когда ее выдам. Хорошая она, да только никто ей не нравится.

– Знаете, – говорит Лесоруб, – как старец Тихон сказал: «Ад полон гордых девственников». По всем правилам живут, все соблюдают, но гордость их губит.

Ну и разговоры за бизнес-ланчем. Женщина справа придвигает ко мне большую миску:

– Девушка, попробуйте винегрет.

– Нет-нет, спасибо.

– Ну смотрите, я из дома взяла побольше, думала, поделюсь.

Что-то необычное есть в ее интонации. Она говорит с теплотой, которую разве что от родной бабушки услышишь, и то когда у нее хорошее настроение. Сложно отклонить такую атаку. Сижу, ем винегрет. Вкусно. Лесоруб наклоняется ко мне и тихо говорит:

– Ангел за трапезой.

Я киваю ему, улыбаюсь, делаю вид, что жую винегрет и поэтому не могу ответить, а сама думаю: «???» А это что такое было? Таких комплиментов мне еще не отвешивали. Да он просто пикап-мастер, старый негодник.

Тут заходит девушка, крестится и говорит всем машинально: «Ангел за трапезой». Ах вот оно что. Это значит «приятного аппетита» на их языке. Понятненько. Кто-то отвечает: «Невидимо предстоит». Вот это и скажу в следующий раз.

Вообще все, с кем я сегодня познакомилась, мне понравились. Первым был парень Рома, похожий на молодого Олега Табакова в фильме «Шумный день». Такой же веселый, звонкий – разве что не черно-белый. Он отыскал меня и спросил:

– Это тебе можно сказать, если нашел ошибку на сайте?

– Да, мне.

– Ты знаешь, что у нас там образок «Иверская» бракованный?

– Знаю, – говорю гордо. – Мало того – я уже все исправила.

Там и правда была царапина на фото. Я подумала: «Так не пойдет» – и быстренько все потерла в фотошопе, залила на сайт и осталась довольна собой.

– А ты знаешь, что он раньше был нормальный, а теперь бракованный?

Черт. Оказалось, по легенде, в девятом веке один из иконоборцев ударил копьем по образу – и потекла кровь. Воин пал ниц, все вокруг уверовали, происходили многие чудеса и четыре ближайшие деревни крестились. С тех пор Иверскую изображают с небольшой раной на щеке, которую я, по доброте душевной, удалила.

– Ладно, – говорю, – сейчас нарисую обратно.

Рома смеется. Сложно не отметить, что он симпатичный.

– Ты, значит, тут недавно? И как тебе?

– Круто, – говорю, – двенадцать лишних выходных, кому не понравится?

Он стал серьезней:

– Ты, значит, еще не знаешь главный здешний секрет?

– Какой?

– Да так, – он помотал головой, – в другой раз, – и заторопился.

Познакомилась с Ксенией, оптовым менеджером, она сидит слева от меня в кабинете. Все ее разговоры по телефону звучат примерно так: «Здравствуйте! У вас долг двести тысяч, нужно до первого числа оплатить. Храни вас Бог!» Ксения угостила меня коврижкой.

Познакомилась с Мариной, оператором интернет-магазина, которая ничем меня не угостила, кроме холодного взгляда. Марина сидит справа от меня, и она какая-то надутая. А когда я подошла к принтеру сзади нее, вообще недружелюбно спросила, долго ли я собираюсь там стоять. Ну и пошла бы она в принципе.

В остальном приятные люди. С утра они заинтриговали меня словом «чернь». Утром кто-то обронил, и все чаще они так кого-то обзывали. Я не могла разгадать кого. Кого они так называют? Конкурентов? Гомосексуалистов? Конкурентов-гомосексуалистов?

– Кто звонил?

– Да, чернь.

Или:

– На выставке в Питере слева и справа от нас была чернь, окружили.

Чернь должна была приехать к двум, я ждала. И чернь приехала. Это были два молодых человека. Я искала в них признаки гомосексуальности, но не нашла. Потом случайно увидела их фирменную печать ООО «Северная чернь». Они оказались питерским производителем изделий из серебра с чернением.

Короче, знакомилась, общалась, неплохо проводила время, пока не выкинула икону. Кто же мог подумать, что нельзя? Я не родилась со знанием семьдесят третьего правила шестого Вселенского собора. Напечатала для дела страницы сайта на принтере, а потом выкинула и была спокойна. Пока Ксюша не сказала мне:

– Ты клади такое в коробочку на сжигание. Там, где иконы напечатаны, – это можно только сжигать, чтобы в мусор не попало.

Коробка на сжигание, оказывается, есть во всех кабинетах. Довольно странно, но мне это понятно. Я лично до сих пор не могу выкинуть пыльные желтые семейные фотографии, хотя электронный архив сделан еще пять лет назад. Мне как-то некомфортно думать, что фотографии лучших моментов моей семьи будут валяться где-то на помойке. Моментов этих было так мало, что в будущем мне нужны будут реальные доказательства, чтобы их помнить. Поэтому нежелание кидать рядом с банановой кожурой то, что дорого, – это не диагноз, как мне кажется.

В кабинете уютно. Здание старое, никакого тебе бетона и пластика, свежо, как в музее. Красивый плакат на вон той стене с молитвой… «Живый в помощи Вышняго…» И эта табличка с цитатой возле меня. Из чего она? Из дерева? Мне нравится. «Выше Закона может быть только Любовь. Выше Права – лишь Милость, и выше Справедливости – лишь Прощение». Это сказал Алексий Второй, прошлый патриарх. С ним здесь, видимо, знались – на сайте я прочитала, что это он дал благословение на создание ювелирной мастерской.

В кабинет часто заходят священники, кто-то в простой черной рясе, а кто-то в полностью прокачанном облачении. Вот заглянул лысоватый мужчина с черной бородой и блестящими глазами. На нем что-то вроде голубого плаща с белыми узорами и нечто похожее на серебристый шарф, двумя концами вперед. Сегодня я прочитала, что этот шарф называется «епитрахиль» (ударение на последний слог, а не на букву «а», как я сначала подумала). Мужчина сказал «здравствуйте», осмотрелся вокруг и убежал. Это напоминает мне артистов за кулисами: священники, кто-то ходит взволнованный, кто-то сидит расслабленный, совсем не такие серьезные, какими должны быть в храме. А я смотрю в окно на тающий снег и думаю, что когда девочек из «Пусси Райот» поймали, тоже был конец зимы, как сейчас. Помню, мы тогда с Соней сидели на Пушкинской 10, в ГЭЗе, и ждали перформанс каких-то питерских художников. Сначала выступали панки, потом пришел Рома и сказал, что девчонок из «Войны» задержали. И хотя всем было пофиг, он сказал, что не будет сдаваться и споет в знак солидарности новую песню «Иисус спасает, Патриарх карает». Выступал он в одних семейных трусах и носках (он всегда так поет). Забавная песня, но все-таки мне было немного грустно. Мне всегда грустно, когда кого-нибудь сажают. Плюс я думала, что если бы я занялась акционизмом, а не прозой пару лет назад, то вполне могла бы стать какой-нибудь пятой Пусси Райот. Но нет! Я продала душу дьяволу за литературный дар и, как вы уже успели догадаться, проиграла.

Но сейчас не об этом. Все эти разбирательства, плевки и ругань в сторону не православных как будто отнесли меня на десять световых лет от православия, на противоположную сторону, к тем, кто тоже не прочь поставить церковь на место. И вот у меня даже есть шансы. Этим и займусь. Но не прямо сейчас, конечно, сейчас мне пора домой – рабочий день закончился.

В коридоре я наткнулась на двух попов. Один повыше, другой потолще, и тот, что потолще, был совсем как из детской книжки «Сказка о попе и работнике его Балде». Рыжий, в черной рясе, с массивной золотой цепью и крестом. Я сказала им «здрасте». Они не отреагировали. Никак. Просто молча посмотрели на меня. Странно. Ну ладно.

Это все, что смутило меня за первый день. Еще микроволновка с надписью, назвавшей меня сестрой. «Братья и сестры! По окончании рабочего дня, пожалуйста, отключайте печь от электросети, т. е. вынимайте вилку питающего электрошнура из розетки». Я посмотрела на это и подумала: «О’кей». Сфоткала, выключила и пошла домой.

Суть этого дня пока в том, что я так и не поняла, почему постная еда такая вкусная. Но я чувствую, скоро будет интереснее. Вот вам мой прогноз: начинается что-то новое и заканчивается что-то старое. Еще вспомните мои слова.

Метро. Три остановки. Что бы вам рассказать, пока еду в метро? Начнем с того, что я неудачница.

Сейчас я вам поведаю историю. Однажды в Питере, на Восьмой линии Васильевского острова, ко мне подошла старая цыганка. Она посмотрела на меня и сказала: «Я знаю твою судьбу». А я ей: «Пф, да я и сама знаю». Она чуть не присела от удивления, а я такая: «Моя судьба – тусить». Был бы у меня кассетный мафон, я бы включила The Bee Gees – Staying Alive и станцевала у нее перед носом победный танец. Но у меня не было мафона. Цыганка ничего не ответила, а только стрельнула мелочь на метро и ушла. История закончилась. Но эта встреча не была случайной. Ведь тогда я поняла, что считаю своей судьбой.

И было так. Сейчас мне моя жизнь в Питере кажется одной большой тусовкой. Питер, где каждая вторая дверь – это вход в бар, просто создан для веселья. Как я тусила! Какие это были тусовки, полный трэш. Не то чтобы просыпаешься в курятнике и первого встречного человека спрашиваешь: «Какая это страна?» – но вроде того.

Теперь я в Москве, и последние полгода у меня был трудный день. Я приходила домой со склада после вечерних отгрузок и падала на кровать лицом вниз, вытянув руки вдоль туловища не для того, чтобы сделать фото в стиле планкинг, а потому… потому что… тише, я сплю.

Более ста тысяч москвичей за два года переехало в Питер, какого черта я забыла в Москве? Так я думала, когда шла пешком мимо пятикилометровых пробок.

Все должно было быть круто. Но я слишком серьезно относилась к работе, а Соня поступила в магистратуру РЭШ, в этот шаолиньский монастырь для экономистов. Последние полгода я прожила как в школе пифагорейцев. Подъем, зарядка, работа, бобы, вечерний моцион, сублимация. Разве что от имущества не отказалась, но это потому, что у меня никогда, кроме зубной щетки, ничего не было своего.

Сейчас я вам расскажу, что такое магистратура РЭШ. Туда поступают только умные, а выпускаются самые упертые. Из ста человек после второй сессии остается шестьдесят. Не успеешь с кем-то познакомиться, а он уже отчислен. А ты только вчера запомнил его имя. А он уже собирает вещи и едет обратно в республику Коми, например.

РЭШ – это когда ты приносишь домашнюю работу, препод говорит «спасибо», смотрит на часы, кладет ее в урну с мусором и добавляет: «Это – ноль баллов». Потому, что ты опоздал на две минуты. А ты эту домашку делал пятнадцать часов, ты не спал, не ел, на тебя смотрит вся аудитория…

Нужно вычеркнуть два года своей жизни, чтобы закончить РЭШ. И кто-то зачеркивает. Ведь так ты сможешь устроиться в крутейшую консалтинговую фирму и, работая по двадцать часов в сутки, через десяток-другой лет такой вот своей-не-своей жизни заработать денег столько, что хватит переехать на виллу в Калифорнию и до конца дней покупать кокаин и женщин, курить сигары. Кто-то сразу понимает, что это не для него. Как друг Сони, который однажды на вопрос «Ты сделал вторую задачу?» ответил: «Я хочу ездить на велосипеде по полям и лугам» – и забрал документы.

В общем, тут нужно очень захотеть, как, впрочем, в любом деле. Когда Соня уставала ботать, она садилась на диван и просила меня замотивировать ее. Она укладывала голову мне на колени, и я начинала рассказывать:

– Ты закончишь РЭШку, тебя пригласят в Голдман Сакс…

– Не хочу в Голдман Сакс, хочу в Блумберг.

– Хорошо. Ты уедешь Лондон, будешь огребать там бешеные деньги. Снимешь квартиру-студию в центре, и у тебя появится парень рок-музыкант, который будет таскать тебя по андеграундным тусовкам.

– О да, продолжай!

– Хах. А дальше я не знаю.

Вот так мы полгода просидели дома. Я расстроена, что Соня вылетела из РЭШ? Очень, да. Но как бы… нет. Потому что моя судьба – тусить, а делать это вдвоем всегда веселее. И теперь не держите меня. Я буду гулять и бить стаканы.

«Белорусская». Наша остановка, выходим.