Глава 11

Над Ланнийским Пиком каждое утро вставало одно и то же солнце, равнодушное и такое же холодное, как грани ледника и ложбины ущелий. Каждое утро солнце подогревало застывшие камни и скрывало мириады звёзд, рассыпанные на небосводе. Каждое утро с момента разрушения северной части храма Рилинда вздрагивала и просыпалась от собственного крика. Она сжимала на груди мужскую накидку, пропитавшуюся потом и страхом, и следила за тем, как тает самая яркая звезда. Когда солнце окончательно вставало, Большая Веруна становилась будто бы ближе – в предрассветных сумерках планета казалась лилово-серым шаром, изредка вспыхивающим красноватыми бликами.

Оттуда на Керид пришёл Отец-создатель, чтобы объединить две расы. А вместо этого поработил ту, что была слабее. Рилинда уже не страшилась гнева богов – в ослабленном от голодания теле больше не было тревоги за свою жизнь. Девушка вновь и вновь кусала растрескавшиеся губы и молила о быстрой смерти. Иногда даже пыталась встать, чтобы выйти из комнаты Ринора и броситься на острые шипы прибрежных скал, но неведомая сила каждый раз останавливала её.

«Зачем я живу? Зачем борюсь и страдаю? Неужели всё это ради счастья в посмертии? – спрашивала себя девушка, и сама отвечала. – У каждой жизни должен быть смысл. А иначе нельзя. Иначе получается, что все мы живём напрасно».

А затем наступал день, тянувшийся бесконечно и не приносящий ни облегчения, ни радости. Остатки нехитрой снеди закончились два или три дня назад, вода в купальне окончательно застыла. Рилинде казалось, что и она застыла вместе с тонким ручейком, приморозилась к каменным стенам храма, чтобы стать его частью.

Сегодня день пролетал быстрее: сознание Рилинды то исчезало в беспамятстве, то возвращалось с лихорадочным ознобом. На измождённом лице девушки прорезались острые скулы, а когда-то розовые губы выглядели обескровленным бледным пятном. Казалось, кровать колышется вместе с трясущейся Рилиндой, вместе с ней замирая и забываясь в прерывистом бреду.

Откуда-то доносились звуки музыки, порыкивание ездовых животных и странный булькающий не то смех, не то кашель; перед закрытыми веками Рилинды вспыхивали огни, ускользали и вновь выныривали. Она чувствовала жар. Кровь прихлынула к голове и застучала в висках. Капельки пота на лбу испарялись от этого жара, а морозный воздух совсем не казался холодным. Рилинда распахнула веки, готовая увидеть, как плавится камень, но вместо потолка полуразрушенного храма увидела купол темнеющего неба, с которого на неё смотрела яркая лилово-красная планета.

– Веруна, – прошептала девушка, удивившись правдоподобности видения. – Совсем как настоящая…

Ей не хотелось отводить взгляд от планеты, ставшей началом жизни на Кериде, но веки наливались тяжестью и держать их раскрытыми стало больно. Когда Рилинда сомкнула ресницы, мир вокруг взорвался обжигающим холодом, а в ушах зазвучал далёкий, но ясный, дрожащий удар гонга, набатом отозвавшийся в голове девушки. Через несколько мгновений мир вокруг погрузился в темноту, чтобы снова вспыхнуть, но уже в другом месте, если не в другом мире.

Рилинда осторожно села и ощупала себя, не раскрывая глаз и не надеясь почувствовать своего тела. Но вместо привычной накидки и мужского белья на ней было надето нечто не поддающееся описанию. Девушка подняла руки, спустила со лба повязку, закрывающую верхнюю часть лица, и с трудом сдержала крик: ей не привиделось и не почудилось то, что произошло – она действительно больше не в храме Отца-создателя.

С первого взгляда девушка уверилась, что находится глубоко под водой: вместо стен или неба вокруг колыхались морские растения, проплывали стайки невиданных созданий – и не рыбы, и не звери. Прибежище Рилинды находилось внутри огромного воздушного пузыря, с внешней стороны которого с громким чмокающим звуком присосавшиеся водоросли вытягивали воду, а сама Рилинда сидела на мягкой губчатой постели, от которой то и дело вверх поднимались маленькие пузырьки. За полупрозрачной плёнкой били водные струи, закручивающиеся в потоки, которые огибали всё пространство за стеной пузыря. Не успела девушка осмотреться получше, как вдруг различила голоса довольно близко от себя.

Не зная, кто приближается – друг или недруг, Рилинда легла и притворилась спящей. Послышался влажный хруст, будто кто-то сдвинул с места заслонку, и девушка поняла, что уже не одна в помещении. Она затаила дыхание и прислушалась.

– Она уже должна была прийти в себя, – сказал грубый женский голос с нотками неудовольствия. – Ты уверена, что эта ланна́а выживет?

– Её потоки далеки, Оналэй, – отвечал другой женский голос, журчащий как струи фонтана. – Исход не близок.

– Подождём пробуждения здесь.

– Нла́а будет недовольна нашей медлительностью.

– Я могу встряхнуть её, чтобы быстрее пришла в себя.

– Нла́а будет недовольна. Это недопустимо. Все ланна́а неприкосновенны.

Рилинда прислушалась и выждала немного, опасаясь спугнуть или потревожить гостий, но они больше не проронили ни звука. Когда пауза показалась девушке чересчур затянутой, она решила, что опасность ей пока не грозит, и приоткрыла веки, пытаясь сквозь ресницы разглядеть чужаков, и тут же вздрогнула. Прямой немигающий взгляд существ был направлен прямо на неё.

– Ланна́а готова, – прожурчала одна из них.

Рилинда пригляделась, отмечая некое сходство с человеческими чертами: чуть раскосые глаза располагались там же, где у людей, рот с маленькими острыми зубами приоткрыт, а хрящевые выступы в центре были очень похожи на ноздри, утопленные в приплюснутое лицо, расширенное кверху. Надбровные дуги плавно переходили в волосы, напоминающие водоросли или мягкие плавники. Пальцы, соединённые перепонками, крепко сжимали копьё, а от запястий до плеч тянулись выступающие плавники, уходящие за спину. Обнажённая грудь, покрытая чешуйчатым узором, выглядела точь-в-точь как у людей.

– Насмотрелась? – раздражённо спросила другая женщина и приблизилась к Рилинде. – Или нам покрутиться, чтобы ты и сзади всё разглядела?

– Оналэй, твоя воинственность неуместна, – уверенным движением стражница положила свободную руку на плечо соплеменницы и мягко добавила. – Эта ланна́а не видела раньше таких, как мы.

– Таких, как вы. Я здесь ненадолго, – вторая женщина скинула руку со своего плеча и неловко оттолкнулась хвостом от губчатого пола. – Как только Иларис соизволит появиться, я отправлюсь на сушу.

– Твои плавники красивее моих, разве они не нравятся тебе? – Рилинда наконец посмотрела на грубоватую Оналэй, подмечая различия: её хвост был больше, плавники и водорослевые волосы длиннее и ярче, чем у сжимавшей копьё женщины.

– Отведём её к Нла́а, – хмуро глянув в ответ на Рилинду, бросила Оналэй и пошлёпала к выходу из пузыря.

Женщины свернули за перламутровую раковину, служившую дверью в комнату. Скребущий звук отодвигаемых жаберных дуг высотой с Рилинду заставил девушку содрогнуться от мысли, что где-то здесь обитает чудище, способное поглотить целиком обратившегося драккана. Вначале она даже замерла зажмурившись, но затем заставила себя вдохнуть глубже и расслабиться. Если эти существа заметят её страх, они могут оскорбиться или счесть Рилинду недостойной своего расположения.

Она проследовала за своими сопровождающими вглубь узкого тоннеля, прогрызенного очередным неведомым монстром – на лавовом камне остались отметины от зубов. Рилинда во все глаза смотрела на чёрный вулканический камень, украшения из которого стоили дороже тренированных дрейков – полированный камушек размером с ноготь, сплавленный с золотом, составлял когда-то приданое матери и был вставлен в печатку отца. А здесь, под водой, этого камня было столько, что можно было инкрустировать дворец императора, и ещё осталось бы на половину столицы.

Занятая этими мыслями, девушка не заметила, как тоннель остался позади – стражницы упёрлись в стенку пузыря и пошли вдоль неё, а затем снова свернули в другой проход. Здесь красный пористый камень перемежался с белым песчаником, а в стыках стен красовались перья из хвостов рыб. В полу, таком же шершавом и разноцветном, были утоплены перламутровые ракушки, блестящие камушки и хитиновые панцири. Рилинда не бывала в императорском дворце, но эта дорожка, переливающаяся и украшенная, почему-то показалась ей похожей на путь к трону императора.

– Нла́а ждёт, – преградившие путь стражницы с ручными тритонами и копьями осмотрели Рилинду, завёрнутую в полупрозрачные водоросли, и расступились. Створки огромной, в два человеческих роста, раковины распахнулись, и перед девушкой предстал тронный зал морских созданий.

– Ближе, – приказ возлежавшей на выстланном живыми морскими цветами ложе женщины, совершенно не похожей ни на людей, ни на стражниц, толкнувших в спину застывшую Рилинду, прозвучал мягко, но властно. – Как ты называешь себя, ланна́а?

– Рилинда… меня зовут Рилинда, – отозвалась отошедшая от потрясения девушка.

– В тебе течёт кровь Древних, ты шианаси-нкесар, – Нла́а шлёпнула длинным змеиным хвостом, скрученным в кольцо, и растянула губы в хищном оскале.

– Она не обратилась в минуту опасности, не смогла спасти себя, – возразила Оналэй грубовато, но с заметным почтением в голосе. – Какая же она после этого шианаси? Обычная ланна́а, на суше таких тысячи, и все они склонились перед эли́нами.

– Рилинда ещё не прошла обряд, она не рабыня, – отозвалась спутница Оналэй мягко. – Она остригла волосы и облачилась в одежду эли́нов.

– Это так? – обратилась к Рилинде Нла́а.

– Да, я надела мужскую одежду и мои волосы остались лежать на полу храма Отца-создателя, – весь этот разговор казался Рилинде не настоящим, наигранным и словно вынуждающим её признаться в чём-то. Она поняла, что ланна́а – это женщина, а эли́н – мужчина в этом подводном мире, как поняла и то, что правит здесь королева – Нла́а.

– И ты готова остаться здесь, чтобы научиться убивать мужчин? – правительница низко склонила голову к груди и пристально посмотрела на Рилинду. – Научиться не быть рабыней?

– Зачем мне убивать? – спокойно спросила девушка, призвав на помощь все свои силы, чтобы сдержаться и не убежать в страхе.

– А зачем они убивают вас? Зачем жестоко пытают и заставляют угождать себе? Это противоестественно, – в наклоне головы королевы чувствовалась угроза, а слова вырывались из пасти с клокочущим бульканьем. – Извращённые ритуалы земной тверди заставили вас стать рабами. Вас, женщин, дарителей жизни. Создательниц сущего – ланна́а – священных и неприкосновенных.

– Я не знаю ответов на ваши вопросы. Меня воспитали так, как и других. Нам не дали выбора, не сказали, что есть иной путь, – Рилинда едва держалась на ногах от испуга, её била мелкая дрожь, но она будто кожей чуяла, что нельзя сейчас показывать страх. Только не этой морской королеве. – Мы не виноваты в том, что не можем вырваться из этого круга – так было задолго до нас и так будет после.

– Ошибаешься. Так не должно быть и не будет, – Нла́а вдруг сменила позу и отняла подбородок от груди. – Эли́ны объявили войну дракканам, отныне всё изменится.

– Но я не… я не понимаю. Ваши мужчины, эли́ны, они… они марнийцы? – девушка судорожно сглотнула слюну и почувствовала, как на неё волнами накатывает паника. – Те самые, что живут на дне морском и наводят ужас на дракканов?

– Потоки сместились и запутались в петли. Никто не знает, какой мир придёт к закату, а какой будет создан, – королева качнула головой и её лицо превратилось в застывшую гримасу, похожую на злобную усмешку. Она облизнула кончиком языка тонкие синеватые губы и встряхнула руками, от чего плавники на плечах встали дыбом. – Ваши мужчины потеряли способность обращаться в любое существо, у них остались лишь крылья – им не покинуть мир и не подстроиться.

– Вы ведь говорите об Исходе, о танце планет и гибели всего сущего на Кериде? – голова девушки разрывалась от мысли, что привычный мир может исчезнуть.

– Лишь тех, кто останется на суше. Море выйдет из берегов, океан захлестнёт земную твердь, но мы останемся здесь. Нам ничего не грозит.

– Тогда для чего эта война? – Рилинда чувствовала, как холодеют её пальцы, как сердце замирает и перестаёт биться от безысходности. Она закрыла глаза, перевела дыхание и, поборов слабость, сжала руку в кулак. – Зачем нас убивать, если мы всё равно в итоге погибнем?

– Ты не похожа на рабыню. Не склоняешь голову и не боишься возражать мне, – Нла́а не стала отвечать на вопрос, лишь вильнула хвостом, устраиваясь поудобнее на своём ложе. – Мы обучим тебя нашим законам, дадим убежище и защитим. Оналэй, ты займёшься этим, Аллу́а – проследишь.

Те самые стражницы, что провожали сюда Рилинду, повели её обратно в комнату. Девушка чувствовала, что Оналэй недовольна таким назначением, а молчаливая Аллу́а не проявила никаких эмоций – ей было не впервой выполнять приказы своей королевы. Двигаясь вслед за женщинами, Рилинда в который раз задумалась о том, как сильно отличается уклад жизни на суше и здесь под водой. Судя по всему, ланна́а совершенно не уважают своих мужчин, даже наоборот – подчинили их себе, заставили служить и поклоняться. И это марнийцы! Марнийцы, которых боятся дракканы. Марнийцы, о чьих жестокости ходят легенды.

Неужели Рилинде больше не увидеть цветущие аранеи, не вдохнуть смолистый воздух и не насладиться вкусом ягод? Ей не верилось, что отныне она будет плавать меж морских созданий, неспособная на побег, слишком слабая, чтобы попытаться изменить в своей жизни хоть что-то? Девушка закусила губу, сдерживая слёзы. Не так она представляла свою жизнь. Даже стоя на коленях в Мориндене перед наследником императора, Рилинда могла нарисовать в голове картину будущего – жестокого, унизительного, но привычного. А здесь, в этом месте, всё было чужим и незнакомым.

Всё было иным. Даже воздух – густой и тяжёлый – он через силу проталкивался в лёгкие. Привкус рыбы и водорослей делал каждый вдох тягучим и вязким, оседал на языке липкой влажной плёнкой. Рилинда оглянулась на коридор из дорогого лавового камня и покачала головой – никакие ценности не стоят того, чтобы быть заточённой здесь. Пусть не прозвучали слова о том, что она пленница, но она и не вольна решать что-либо. А значит придётся искать выход. Придётся стать сильнее и выяснить как можно больше, прежде чем совершить глупость и попытаться сбежать.