Глава 2. Огненный знак

– Нестор Виссарионович! – радостно пролепетала Груня. – Наконец-то вы вернулись!

Она продолжала что-то говорить, но я уже не слышала её.

Как преобразило Нестора возвращение к жизни! Он шёл ко мне, высокий и статный, с чарующим блеском в глубоких фиолетовых глазах и лёгким румянцем на щеках. На его губах сияла счастливая улыбка. Его дворянская осанка, свежее лицо и здоровое сильное тело – как непривычно и удивительно всё это было для меня и как естественно для него! Нестор словно всегда был таким, в богатом чёрном камзоле, в белоснежной рубашке с тончайшими кружевами на широких рукавах, в кюлотах и начищенных до блеска французских башмаках.

«Слава тебе, Боже! – мысленно воскликнула я. – Всё получилось так, как мы мечтали. Нестор жив, я жива, мы в восемнадцатом веке…. Он укротил время, он повернул его вспять. Настоящий гений! Он трудился не покладая рук столько лет, и Господь, наконец, вознаградил его!»

Нестор почувствовал моё смятение и заговорил первым:

– Доброе утро, Юлия Александровна. Как ваше самочувствие?

Мне хотелось плакать и смеяться. Я просто не могла поверить в то, что мы наконец-то сможем быть вместе.

– Доброе утро, Нестор Виссарионович, – наконец, сказала я. – Со мной всё в порядке.

Я говорила, но Нестор словно не слышал меня, не сводя с моих губ своих живых, но неподвижных, горящих как фиолетовые самоцветы глаз.

– Со мной что-то не так? – спросила я, пытаясь выяснить причину его затянувшегося молчания.

– Вы прекрасны яко ангел небесный, – кратко и отрешённо, на выдохе прошептал он, и его глаза вдруг виновато опустились, а щёки неожиданно окрасились умилительным румянцем смущения.

Я едва удержалась от того, чтобы позабыть о жёстких приличиях, вскочить с постели и прижаться к нему. Мне не терпелось услышать, как он дышит и как бьётся его ожившее сердце.

– Да, так и есть, – сказал Нестор и, склонившись к моему уху, перешёл на жаркий соблазнительный шёпот. – Моё сердце навеки ваше, сударыня.

Мне захотелось шепнуть ему ответное признание, но он очень скоро отстранился. Груня, которая стояла прежде поодаль, у окна, внезапно приблизилась к нам, явно желая напомнить, что нас в комнате трое и что нам стоит вести себя скромнее.

– То, что случилось с тобою, – настоящее безумие, Юля, – сказал Нестор. – Но эхо прошлого едва ли могло затихнуть в твоей душе. Неужели тебя никогда не посещали странные воспоминания? Неужели ты не чувствовала, что отличаешься от ровесников? Неужели та эпоха ничуть не докучала тебе? Прислушайся к себе и поразмысли о том, где ты родилась и каково твоё настоящее предназначение.

Нестор был прав. Где-то глубоко-глубоко в моей памяти, за семнадцатью годами жизни в двадцать первом веке, были погребены очень смутные и отрывочные воспоминания о прежней, прервавшейся в конце восемнадцатого столетия жизни. Во времена, когда Нестор, вопреки всем преградам, был рядом со мной. Во времена, которые каким-то чудом вернулись, снова став моей реальностью….

– Я помню какое-то пышное голубое платье, комнату о двух окнах…. В Вяземске у меня не было фарфоровых кукол, но я отчего-то помню их. Ещё я помню маму. Не в халате и стоптанных тапках, а совсем другую. Такую нарядную, утончённую. Иногда строгую. Она бранила меня за то, что я зажигала свечу и читала по ночам. Помню и тебя, но почему-то очень плохо. Быть этого не может! – прошептала я.

Тогда я впервые увидела в его холодных и мудрых, не по возрасту серьёзных глазах простое человеческое счастье. Нестор тихо засмеялся. Моё тело подалось ему навстречу, готовое безропотно раствориться в крепких объятиях. Я с трудом отстранилась и потупила взор, одолеваемая приступом мучительной нежности, которую решила скрыть в присутствии крестьянки.

Груня наблюдала за нами в каком-то странном остолбенении. Её щёки рдели как маковый цвет, а дымчато-серые глаза выражали изумление, волнение, порою даже страх.

– Барышня, да вы бы хоть укрылись! – сорвалось с её губ строгое замечание. – Где же видано это? Князь на вас неодетую смотрит!

– Не бойся, я не причиню барышне вреда, – обернувшись к Груне, убедительно сказал Нестор. – Особенно в присутствии такой надёжной заступницы как ты.

– Всё вы, князь, изволите шутки шутить, – поправляя бретели на моих плечах и набрасывая на меня покрывало, нахмурилась Груня. – А мне честь барышни дороже моей жизни будет.

– Не ты ли барышне такую прекрасную косу заплела? – забавляясь поведением крепостной, спросил Нестор.

– Я, ваше сиятельство. Я нынче ещё учусь шёлком и бисером шить.

– Дорого бы заплатил за умницу и мастерицу такую, – улыбнулся он.

– Спасибо вам на добром слове, князь, – поблагодарила Груня. – Только хозяйка и за тысячу рублей меня не продаст. Правда, барышня?

– Ни за что не продам, – ответила я и засмеялась.

– Я бы тоже не продал своего Варфоломея, сударыня…. А волосы ваши краше только стали, – нежно разгладив на ладони один из моих тёмных вьющихся локонов, улыбнулся Нестор. – Беспокоит вас что-нибудь?

– Голова немного кружится, – призналась я.

– Это не страшно. Очень скоро это должно пройти. Теперь мне необходимо послушать, как бьётся ваше сердце, сударыня, – произнёс он. – Расслабьтесь и позвольте вашу руку.

Какова же была моя радость, когда вместо болезненного холода шершавой белой кожи я вдруг почувствовала приятное живое тепло сильной и ласковой мужской ладони! Он со вниманием считал удары моего сердца в течение минуты. Всё это время его нежный взгляд медленно скользил по моему запястью, по линиям моей ладони и по моим тонким пальцам.

– Нестор, а твоё сердце? – с улыбкой прошептала я. – Оно бьётся как раньше?

– Даже сильнее, чем раньше, – не отпуская моей руки, без промедления ответил он. – Я чувствую себя превосходно. А вот вы, сударыня, нуждаетесь в поддержке и заботе до тех пор, пока не вернутся к вам жизненные силы и все воспоминания ваши. Постойте-ка. Я должен точно выяснить, нет ли у вас жара.

Он наклонился ко мне, и я почувствовала на своём лбу его горячий, но лёгкий и чистый, как пламя венчальной свечи, поцелуй.

– Князь, окажите милость, извольте вести себя скромнее! – с неожиданной серьёзностью выпалила Груня. – И вы, Юлия Александровна…. Где же благовоспитанность ваша?! Маменька ваша не видит! Заперла бы вас в комнате, а меня розгами бы угостила!

– Полно тебе переживать, красавица. Это всего лишь медицинский осмотр, – попытался успокоить служанку Нестор. – Неужели тебя никогда доктора не осматривали?

– Бабка Аксинья меня в детстве травами лечила.

– Благородным девицам подобает обращаться к врачам, а врачи – это всегда мужчины, любезная, – привёл неоспоримый аргумент Нестор.

– Вы бы лучше хозяйку мою обедом накормили. Батюшка ваш окаянный её голодом едва не заморил!

– Твоя правда, – не стал спорить Нестор. – Как насчёт горячего куриного бульона и ржаных сухариков, сударыня?

– Я была бы очень признательна вам, сударь, – ответила я.

– Собери-ка вещи барышни и отыщи кого-нибудь из слуг, – приказал Груне Нестор. – Спроси, где моя спальня. Любой покажет тебе дорогу.

– Но как же барышня? – замешкавшись, залепетала Груня.

Она явно боялась оставлять нас наедине.

– О ней не беспокойся. Она скоро придёт.

– Слушаю, князь… – недоверчиво хмурясь, ответила Груня, но тотчас скрылась за тяжёлыми дверями.

Секунда, другая – и мы не удержались от счастливых и крепких объятий.

Тысячи медовых цветов разом расцвели в моей груди, обласканные горячими лучами взошедшего на рассвете светила. Это было то, чего я никогда не чувствовала раньше – застенчивое желание не только любоваться им, но и нежно прикасаться к нему снова и снова.

– Бедная моя…