«Совсем юное, прелестное неоформленной красотой тело… Ровные плечи, идеальная осанка, гордая посадка головы и абсолютно уверенный во внутренней правоте взгляд серых глаз. Именно таким я увидел командира наших рейнджеров. Интересный подросток. Если бы я заметил подобное существо на Земле, то отнес бы его к смеси негроидной и европейской рас. Первая, доминантная, поделилась бы с ним полными губами и цветом кожи, слишком темной для европейца. Вторая, рецессивная, подарила бы большой разрез глаз, бледно-серую, как у альбиносов, радужку, строение скелета и светлые волосы, которые он предпочитает красить в насыщенно-оранжевый цвет. Но я – молодец, что заметил отросшие корни. И вообще, почему я говорю об этом ребенке «он», когда с тем же успехом можно сказать «она». Юношеские фигуры, пока гормоны, отвечающие за половое созревание, спят, весьма похожи. Но… разве парни потерпят над собой девчоночье командование? Гм, похоже, я снова погружаюсь в фантазии из-за близкого сезона размножения. Все-таки планета чудо какая умница: сезонов спаривания в году всего два, поэтому ни аборигенов, ни животных в промежуточных стадиях у платформ совершенно не видно. Но бдительные рейнджеры все время блюдут их неприкосновенность. Уж не знаю, на каких условиях местные прогнулись под корпорацию (уверен, дело решили штурмовые крейсера), но чужакам в лес путь все равно заказан. Директор тоже самоволку не жалует. Однако, по некоторым данным, иногда завеса строжайшей тайны приоткрывается. Вот бы заглянуть туда одним глазком!»

Просмотрев нудную, сплошь в медицинских терминах, историю болезни одного из сотрудников, которого все-таки пришлось отправить ближайшим рейсом на Землю, Ференц снова наткнулся на заметки о рейнджерах.

«Эти ребята не перестают меня удивлять. Сегодня видел, как мальчики сами, без привлечения какой-либо техники, убирали деревья, поваленные пронесшейся ночью бурей. Как человек, полетавший по мирам и побывавший в гостях и на костях разных цивилизаций, могу сказать, что в магию не верю от слова совсем. И все же то, что творят рейнджеры и их капитан, можно назвать только этим словом. Как, не касаясь ствола, не цепляя его приспособлениями, можно сдвинуть в сторону неподъемную громадину? Эти дети, пока я ел в столовой и проводил медосмотр утренней смены, не только расчистили территорию станции, но и закопали останки в землю. Не закопали. Они их… утопили. Под взглядами ребят земля вдруг задрожала, пошла волнами и… ствол сам нырнул в глубину. А через пару минут на том самом месте уже росла цветущая травка. Если на досуге задуматься, наша станция тоже стоит на их земле. Бр-р… теперь буду мучиться бессонницей! Однако к вечеру набравшись смелости, я подошел к их капитану и попросил все объяснить. О, Боже, Боже… И откуда дитя, выросшее в чаще, знает формулы преобразования энергии? Короче, я спекся на десятой минуте объяснения. То, что далее он начал описывать своим языком, я воспринял как сказку. Нет, помнится в фольклоре каждой древней народности, в какой бы точке мира она ни обитала, всегда были рассказы о великих шаманах, колдунах… тех, кто мог лишь усилием воли менять энергетические структуры материи. Получается, здесь это умеет каждый первый ребенок? Хм… а где же родители наших одаренных мальчишек? Почему они не показываются нам на глаза? И, если на то пошло, почему посмотреть на людей не выходят из леса любопытные малыши? За полгода, которые я здесь отслужил, кроме бабочек с птичками, а еще жаждущих размножиться представителей животного мира, мне никто не встретился. И когда этот деликатный вопрос занял мою голову настолько сильно, что несколько ночей подряд я не мог уснуть, пришлось снова обратиться к капитану. Ох, какая милая у него улыбка! Был бы он девчонкой, честное слово, не удержался бы и поцеловал! Но ссориться с парнями не хочется, поэтому сбросить накопившуюся от постоянного раздумья энергию как всегда помогла Сонюшка. Очаровательная фантазерка! Именно от нее я узнал столько разнообразных поз и движений… Жаль, что не придется обкатать их до отпуска. Почему-то моя невеста перестала мне звонить. Даже не знаю, хорошо это или плохо, поскольку ее звонки приходится оплачивать самому. Гм… немного отвлекся. Итак, я снова отловил нашего милашку капитана и задал ему свои вопросы. Он похлопал ресничками, покрутил огненную прядь волос и сообщил, что устал тыкать меня носом в очевидное. Ну, не так резко, но смысл был именно таков. И если я хочу получить развернутые объяснения, мне стоит обратиться к директору. Если краткие – мастеру второй буровой. В-общем, меня красиво послали. Но что он имел в виду под очевидным и лежащим под носом? Вот эти огромные стволы и бабочек? А, точно-точно! Именно от союза слона и моськи получаются человекоподобные дети. Фу-у… догадался. Сразу стало легче. Как хорошо, что у меня была практика в психиатрической лечебнице, где моим искренним другом был сам Дарт Вейдер, а врагом, так и норовившим заныкать таблетку под зубной протез – та самая Алиса из страны Чудес. До сих пор ностальгирую по ее обшитым рюшами платьицам и панталончикам, из которых торчат покрытые сосудистыми звездочками костлявые ножки. Хорошие были времена… Земные мальчики, мои одноклассники, через осязание познававшие мир, угоняли тачки родителей, чтобы покатать девочек, и там же, в теплой прокуренной тьме, их потискать. Эти прыщавые папенькины сынки, пугающиеся укуса комара, наслаждались утренним возбуждением и вечерними поцелуями, совершенно не ведая о том, что в невообразимых глубинах космоса другие мальчики отчаянно дерутся с пиратами. А на их лицах, даже в посмертии, сияют прекрасные улыбки. Да, мне рассказывали о том, что иногда наши рейнджеры не возвращаются. Но на место убитого воина из леса выходит новый солдат – милый, чудесный мальчик, которого хочется погладить по голове и поцеловать… в розовую от смущения щечку. Да где же, черт подери, прячутся их родители?!»

Ференц оторвался от записей и посмотрел в окно. Ветви деревьев шелестели, звезды перемаргивались, стараясь затмить сияние светляка, с упорством безмозглой твари снова и снова долбившегося в стекло. Поерзав в кресле с намерением устроиться поудобней, он поставил локоть на валик и подпер ладонью щеку. Тело отозвалось мышечным спазмом и громким укором: его забыли покормить и не отвели на прогулку.

– Да-да… – Похлопал он по животу. – Сейчас дочитаю и согрею чай. Кажется, в моем столе завалялись какие-то сухарики. Ну-у… – заметил он, когда желудок заявил протест. – Небольшая разгрузочная диета стимулирует мыслительную деятельность и гарантирует здоровый сон.

Организм ужаснулся перспективам и затих, не мешая читать дальше.

«Сегодня мне довелось увидеть, как прямо из леса в небо взлетали боевые катера. Зрелище не для слабонервных. Чтобы не терять время, рейнджеры врубили межпланетные движки. Рев, вой, свист – какофония звуков врезалась в мои уши прежде осознания, что уже никого нет. Очумело покрутив головой, я вдруг вспомнил, что буквально за минуту до их старта из воздуха исчезли все порхающие в нем твари. Как только все стихло, они тяжело, словно пьяные, слетели с укрывающих нежные крылья веток на землю. Но снова подняться в небо уже не могли: распластавшись, они лежали на горячем покрытии тусклыми увядшими цветами. Когда я, пылая чувством сострадания ближнему, с совком и веником выскочил из здания, чтобы перенести несчастных в тенек, меня ухватил за рукав один из мастеров. Применив болевой захват, чтобы я не дергался, он немного выждал, а потом зашипел мне в ухо пункт десятый нашей инструкции, гласящий о том, что я не должен, не имею права брать в руки, трогать, изучать без позволения аборигенов любую из форм местной жизни. Когда я в ответ промычал нечто жалостливое, он меня отпустил, напоследок несильно стукнув по лбу. «Запомни, новичок… – сказал он. – Тут все связано. Если с утра грустит лес, через пару часов сгущаются тучи. Если тучи сгущаются, наши рейнджеры смотрят в небо. Если они смотрят в небо и перестают улыбаться, жди неприятностей. Если неприятности не миновать, мальчишки поднимаются в воздух. Тогда, обессилев от горя, вниз падают бабочки». Я не придал его словам особенного внимания, тем более что парни совсем скоро вернулись. Но один из них покинул этот прекрасный мир навсегда. Эти почти дети несли своего товарища на руках вдоль кромки леса. А за ними, скорбным траурным шлейфом, летели цветные крылья…»

Столкнув с коленей планшет, Ференц снова взглянул в мерцавшее звездами небо и нетерпеливо поднялся, сжав пальцы в кулак. «Как могут неведомые нам хозяева земли настолько легко жертвовать своими детьми? – подумал он. – Какой же договор был заключен с корпорацией, если за нее, и так обирающую планету, воюют дети?»

Больше не садясь, он пробежал глазами оставшиеся страницы, выключил устройство и вышел на улицу. Терпкая прель осеннего опада, замешанная на густом аромате цветущих лиан и влаге древесной тени, сразу ударила ему в нос, а налетевший теплый ветер расшевелил своими мягкими пальцами короткие волосы.

– Прекрасный мир… – тихо сказал он. – Ну почему же ты так жесток к своим удивительным сыновьям?

Даже и не надеясь на ответ, он прошел через двор, свернул к стадиону и по кромке поля направился к лесу, помаргивающему огоньками гнилушек, цветов, грибных шляпок… Когда рядом с его лицом пролетел полосатый мотылек, оставляющий за собой искристый след, ему уже хотелось смеяться, несмотря на так и не исчезнувшую пустоту. Выйдя на берег озера, он забрался на облюбованный им валун, согнул ноги и сел, обняв руками колени. Черное зеркало воды, едва колеблемое далеким водопадом, чуть заметно светилось гребешками ряби. В ближайшем кустарнике кто-то вздыхал и шевелился, а наполненные предвкушением дней смены покровов птицы самозабвенно делились с миром счастьем.

И тут он почувствовал, что в скалах уже не один. Обернувшись, он опустил колени и на них тут же, распластав длинное тело и вытянув в стороны лапки, легла та самая тварь, которая напугала его после прилета.

– Джочи! – Обрадовался огромной крысе Ференц и провел пальцами вдоль ряда прозрачных ушек, от чего животное громко заурчало. – Какой же ты толстый! Не то, что твой хозяин, сквозь которого видно небо… – Ладонь мягко провела по лоснящейся бурой шерстке спины и съехала на подставленное розовое пузо. – А я вот тоже забыл поесть. Ты же, уверен, лопаешь все подряд!

– Возьми, – раздался над его головой голос, от звука которого в сердце проклюнулось и расцвело счастье. Повернув голову, он увидел испачканные травой штаны, теннисные туфли и тонкие смуглые пальцы, сжимающие какой-то фрукт. – Бери, не бойся. – Инти уселся рядом, сложив по-турецки ноги. – Его тебе можно.

– Спасибо… – Протянув руку, он сжал в ладони фрукт вместе с горячими мальчишечьими пальцами. Все крепче стискивая ладонь, он потянул ее к себе и приложил к своей груди. А серые прозрачные глаза были так близко…

– Неужели ты все-таки по мне скучал? – Ехидно искривил губы парень. – Ну конечно! Смена сезонов рождает любовь. Ох… – Прищуренные очи Инти на мгновение отразили свет воды, сделавшись насмешливо-жесткими. – Неужели эмоции птичек оказались заразными, и ты, на них глядя, решил-таки размножиться?

– Тьфу на тебя… – Ференц отпустил чужую руку, предварительно переложив фрукт в свою. – Да где же тут любовь, парень? Сплошная биохимия. – Он откусил сочную мякоть и с наслаждением начал жевать. – Но у меня столько вопросов, что я думал о тебе едва ли не чаще, чем о карьере и будущей невесте вместе взятых.

– Ну вот! – Инти рассмеялся и хлопнул его по плечу. – Я был прав: кое-кому пора жениться!

– Не прав. – Отправив косточку в полет и проследив за ее нырком в озеро, Ференц взглянул капитану рейнджеров в лицо. – Скажи, почему тебя так долго не было? Мне говорили…

– Я задавал вопросы. Так всегда делается во времена цветения и опада.

– И получал ответы. – Прищурился мужчина. – Но со мной ты не хочешь делиться даже толикой знания!

Инти откинулся на спину и раскинул в стороны руки. Теперь в его глазах мерцали звезды и шумел кронами ветер.

– Ты прав. – тихо сказал он. – Не делюсь и не буду. Знаешь, почему? – Он слегка повернул голову, и Ференц увидел в его красивом лице печаль. – Судьба поставила тебя перед трудным выбором, который ты должен сделать сам, без чужой подсказки. А чтобы совершить его с чистым сердцем, сознание должно быть ясным и непредвзятым. Прости, что так получилось. Но у тебя еще есть время. Так что ходи, где хочешь, наблюдай… Если начнешь делать выводы, помогу понять, в верном ли направлении ты мыслишь.

– Этот выбор… – Мужчина потер лицо ладонями, – он так важен? А для кого? Только для меня или мира в целом?

– Думаю, часть ответа на свой вопрос ты получишь… где-то через несколько дней. «Голубая кровь» волнуется, кипит… Так же кипят сердца тех, кто жаждет познать радость. Запомнил тот фрукт, что я тебе принес? – Инти сел и положил запястья на поднятые колени.

– Ну да, что-то вроде зеленовато-оранжевое… – Ференц растерянно свел брови.

– Фейри-Фейри… какой же ты… глупый. – Улыбка, мелькнувшая на губах парня, сменилась вздохом. Потянувшись, он легко поднялся и положил ладонь директору станции на плечо. – Пойдем. Я тебя провожу и покажу кусты, на которых эти плоды растут. Ешь по нескольку штук в день, и твой организм останется равнодушным к любовному помешательству.

– А… остальным людям? Или это знание – твой очередной секрет?

– Остальным, кто добровольно и против вашего порядка идет в Лес, не помогут никакие фрукты.

Инти спрыгнул с камня вниз, подождал Ференца и пошел с ним рядом. Ни цветы, ни трава с грибами не прятались от его легких ног.

– Почему не помогут? – С любопытством поинтересовался мужчина, перешагивая пригнувшуюся поганку.

– В вашем мире слишком мало любви и счастья. Поэтому внутри каждого человеческого существа скрывается пустота. Получая здесь, на нашей планете, оба чувства с избытком, люди жадно прячут эмоции в себя, не давая им расцвести и принести плоды. Людям всегда всего мало… Но к чему голословные утверждения, если скоро все увидишь сам. Смотри! – Инти коснулся рукава его рубахи. – Вот кусты. В глубине – плоды. А там, он кивнул вперед, – твоя станция. Доброй ночи!

Кивнув на прощание, капитан шагнул в соседние заросли и пропал.

– Ну вот… – Вздохнул Ференц. – Опять ушел. И снова не ответил на вопросы.

***

Декада сезонных изменений приближалась, и рейнджерами был назначен день финальной игры. Люди радовались, как дети, но все чаще в их глазах читалось странное волнение. Если долгожители, пугаясь гнева господина Ласски, пили успокоительное, то молодежь, не прошедшая «боевого крещения» местными реалиями, вместо работы слонялась по территории буровых и пыталась проникнуть в Лес. Но там, на его опушке, разгоряченных фантазиями индивидуумов уже ждали дружеские объятия парней капитана Инти. И когда число самовольщиков превысило всяческие допустимые нормы, злобным взглядом начальника, чья вотчина стала напоминать филиал дурдома, господин Ласски приказал своему заместителю собрать население станции в зале. Всех туда входивших радостно приветствовал доктор. Заложив каждому в рот по волшебной успокоительной пилюле, и в ожидании их действия, в режиме нон-стоп он читал познавательную лекцию о том, что своевременное лечение не только избавляет от последствий незащищенных контактов, но также предупреждает связанные с этим психические отклонения. Тем временем, приказав оператору не снимать со станции защиту на выход до самого начала игры, директор с дежурным мастером отправились по платформам. Им нужно было законсервировать все четыре буровые, а также забрать смены, работавшие в ночь.

– Весело тут у нас, не правда ли? – Мастер, сидевший в катере рядом с господином Ласски, с высоты любовался вспыхивающими над Лесом радужными пузырями. – Уверен, такого Вы не видали.

– Не видал. – согласился директор. – Тем интересней.

Пожилой мужчина покосился на его невозмутимый профиль.

– Простите за праздное любопытство… Но неужели Вы ничего не чувствуете?

Тот приподнял брови и посмотрел на сидевшего рядом человека.

– А что чувствуете Вы?

Мастер потер пальцы и со вздохом уронил ладони на колени.

– Я не молод. Физиологическое влечение, да… немного есть. Но его прекрасно снимают лекарства. А вот чувство потери времени, потери жизни никакими препаратами не снять.

– О чем жалеете? – снова спросил директор, облетая радужное кольцо, медленно вздувавшееся над лесом.

– Я вырос в бедном районе. – негромко сказал мастер. – И работать пошел в тринадцать лет, чтобы обеспечить сестренок и мать. А когда мои девочки вышли замуж, заводить собственную семью было поздно. Вы ведь знаете, что немного желающих сюда вербоваться даже при наличии богатой кислородом атмосферы. Корпорация подняла зарплату, включила в соцпакет полную медицинскую страховку и перестала отправлять в этот мир тех, кто имеет детей. Но даже при таком раскладе контракт подписывают лишь те, кому очень нужны деньги. Вы спрашиваете, о чем жалею… Наверно о настоящей жизни, что прошла мимо. И еще… наши мужики говорят о прекраснейших женщинах, встреченных ими в Лесу, о якобы рожденных ими детях. Но никто посторонний ни разу их не видел. Вот и кажется мне, что весь этот мир – одна большая ложь!

– Вот как… А мальчики капитана Инти? Они-то живые. Теплые.

– Кто-то из них разрешил Вам к себе притронуться? – удивился мастер. – Не знаю… меня они сторонятся. Но, при желании, ощущения тоже можно подделать.

– В таком случае весь космос, наши места обитания, наши семьи, пусть бывшие – всего лишь иллюзия. Вы абсолютно уверены в том, что я, летящий в одном катере с Вами человек, действительно Ференц Ласски? Может, я – очередная греза этой планеты? Ее идея, выраженная в плотной форме. Или, скажем, взять Ваших родных… Почему они жили исключительно Вашим трудом? У них не было рук? Почему они сделали именно Вас заложником обязательств?

– Хотите сказать, что старший брат не должен заботиться о младших сестрах? – Нахмурился мастер. – Или думаете, что они мне не родня?

– Я сказал, что хотел. Вы же сразу придумали несколько версий, о которых я не говорил. Эти допущения – плод Ваших собственных размышлений. А то, что Вы боитесь, подобно многим, идти в Лес, говорит о давнем недоверии к семейным ценностям. Другими словами, Вас до сих пор тяготит участь должника.

Мастер хмыкнул.

– Значит, уговариваете прогуляться?

– Я говорил о страхе, но не о прогулке. – Приподнял брови директор. – Получается, Вы опять думаете о том, что Вас беспокоит.

– Рассуждая таким образом, Вы сами подвели меня к подобному выводу! – Мужчина нервно сжал кулаки.

– Не я, – увидев буровую, пилот скользнул по спирали вниз, – а шаблоны, среди которых живет Ваше сознание. Не знаю, понимаете ли Вы то, о чем я говорю, но одна из иллюзий мира находится под днищем катера, и, чтобы ее нейтрализовать, нам предстоит немало поработать.

Только поздним вечером, когда на небе вспыхнули звезды, а в лесу – гирлянды разноцветных огней, директор привез на станцию последних, остававшихся вовне, сотрудников. Сдав их в руки приятно улыбнувшемуся доктору, он направился к себе, когда его перехватил все тот же мастер.

– Господин Ласски!

– Вы что-то хотели? – директор остановился и посмотрел мужчине в глаза.

– Вот что я подумал… Этак получается, я всю жизнь слушал людей, но не слышал, о чем они говорят на самом деле?

– Не печальтесь. – Ласски повел уставшими плечами, скидывая с них тонкую куртку униформы. – Разговаривая с собеседником, мы все равно говорим исключительно о себе. Если человек позволил Вам выговориться, Вы сочтете его приятным. Возможно примете в круг друзей. В противном же случае обзовете нудным болтуном с кучей проблем. И все же… попробуйте послушать непредвзято. Уверен, узнаете о своих знакомых много нового.

– Э… господин директор!

– Да? – Улыбнулся тот, сделав всего шаг.

– Этот лес… Вы же в него не пойдете?

– Ну… – Господин Ласски приподнял брови, потер пальцем висок и усмехнулся. – Я там уже был. Лес, как лес. Поганок много. Доброй ночи!

***