– Что это еще такое?! – Грэг поймал меня в коридоре.
Я с подносом в руках, решила сама отнести Хэлу грог, чтобы он мог погреться с дороги. Удобный повод, поговорить наедине, ничего не выходит за рамки приличий. Разве что на полшага. Всего лишь вежливость…
– Что-то не так? – удивилась я.
Грэг смерил меня взглядом.
Внешне он казался почти спокойным, но я хорошо знала, что скрывается за этим.
– Что у тебя с ним?!
Ярость в его глазах.
– С герцогом Йорфолкским? Вы ошибаетесь, что у меня может с ним быть? Я не видела его столько лет.
– Не ври мне! – Грэг шагнул ко мне, и безумно захотелось попятиться. Но так нельзя.
Я только выпрямилась снова. Поднос чуть дрогнул.
Нельзя бояться.
И все же…
Он не ударит… Нет, не сейчас. Он не поднимал на меня руку уже почти десять лет, с тех пор, как родилась Эмили. А тогда… роды были очень тяжелые, я чуть не умерла. Врач сказал, что больше детей у меня не будет, нужно радоваться, что хотя бы двоих я смогла родить, это почти чудо. Две девочки. А Грэг так хотел сына. Он орал на врача тогда, орал что он идиот и ничего не может сделать, никакого толку. Орал на меня, что я не гожусь ни на что. Не способна на единственное, что от меня требовалось. И еще: что он бы с радостью избавился от меня, взял новую жену… Но вот тут запнулся, прикусил язык. И я поняла, что избавиться от меня ему просто не позволят.
Кольнуло… и в то же время…
Этот лишь повод ненавидеть меня сильнее.
Где-то через месяц после того как я начала вставать с постели, Грэг меня все же ударил. Он уезжал на охоту, а вернулся пьяны и злой. И ко мне. Я что-то неудачно сказала ему, он ударил. И снова потом… Так сильно, что заплыло лицо, я долго не решалась даже из комнаты выйти, голова раскалывалась.
Но это было первый и последний раз.
Помню полные ужаса глаза Роуз, ей было восемь, она уже все понимала. Она видела. Стояла, вжавшись в угол, зажав руками рот, чтобы не кричать. Боялась, что и ее тоже… но обошлось. Дочь Грэга не интересовала никогда. Ему нужен был сын, а дочери – это так… бесполезный балласт.
А я не смогла дать ему сына.
До этого Грэг изредка позволял себе пощечины, но ничего серьезного.
После – ни разу, как отрезало. Мне даже кажется, кто-то сказал ему… Грэг совершенно точно испугался чего-то и несколько месяцев даже близко ко мне не подходил. Был тих и вежлив. Вряд ли это муки совести, скорее чья-то угроза. Потом все как-то успокоилось, он просто перестал меня замечать. Зачем? Если от меня пользы все равно не будет. Главное, чтобы не мешалась под ногами.
Меня это устраивало. Я успокоилась, взялась за свои дела, как раз дело шло к осенней ярмарке. Мы даже за столом в одном доме почти не встречались, только если у нас гости. И слава богу, мне так было спокойнее.
Сейчас глаза Грэга снова наливались кровью.
Он не посмеет… тем более, пока Хэл здесь. Но мне страшно, добром это не кончится.
– Зачем тебе ехать в Моллоу? Что тебе делать там?
Вызов. Он подошел так близко, что только поднос с бокалом между нами, я выставила его как щит.
– Я не знаю, милорд, – покачала головой. – Это ведь решение короля, что я могу сделать с этим?
– Не ври! Это ты попросила его.
– Короля? Это смешно!
– Канцлера, Маргарет! Не строй из себя дуру!
– О чем вы говорите? Я не видела его много лет!
Сердце колотится. И Грэг еще подается ближе, но поднос мешает ему. Злит…
– Да ты…
И тут он резко бьет по подносу, выбивая из рук, я роняю, все падает, обдавая грогом платье. Осколки звенят…
Мой муж в ярости. Кулаки сжимает, его трясет.
Но сейчас я отлично вижу – да, меня ударить он не посмеет.
И это все даже не ревность. Он боится, что я могу предать его. Что я что-то знаю. Что сейчас пойду к Хэлу и расскажу что-то такое, что выставит его в не лучшем свете перед королем.
– Я все вижу! – шипит Грэг. – Вижу, как он на тебя смотрит! Он приехал за тобой.
От этого сердце бьется быстрее и все сжимается внутри. Я не знаю, радоваться или плакать. Как он смотрит? На меня? Что мне делать с этим?
А если он смотрит не на меня? Я придумала себе что-то, дав волю воспоминаниям и чувствам, но что если все дело не во мне? Если дело в Роуз? «Жена и дочери». Если он потребует только Роуз, это будет слишком заметно, слишком странно. А всей семьей – может быть… Роуз ведь не просто так ждала его, он ей обещал…
Но если я сейчас скажу хоть что-то, Грэг разозлится еще больше, не позволит ей… запрет ее, помешает… И ладно я, ведь уже смирилась со своей судьбой, но Роуз не должна страдать. Она не виновата. А Хэл хороший человек, как бы там ни было.
Это больно, но лучше так…
Не стоит вмешивать Роуз в это.
Промолчать.
– Ты никуда не поедешь, поняла! И сейчас никуда не пойдешь! Если я только увижу тебя с ним – убью!
Не убьет, это пустые угрозы. Не посмеет. Хэл не простит ему. Остались у него чувства или нет, но не простит, потому что так или иначе – это все равно его касается. Он не потерпит. А навлекать на себя гнев канцлера Грэг не станет.
Вот только если… Что если все разговоры о правах Малькольма ведутся неспроста. Если представить, что Малькольм сможет получить корону, то Хэл, в лучшем случае, лишится власти, даже если не откажется присягнуть новому королю. А он откажется, в этом можно не сомневаться. И будет казнен.
Что если все это реально? Если что-то уже готовится и Грэг участвует во всем этом? Не зря король хочет видеть его во дворце?
Что остается мне?
* * *
Ужин прошел напряженно, но в разговорах отвлеченных.
Никакого Малькольма, никаких обсуждений предстоящей поездки ко двору. Они старательно обходили эту тему.
Грэг словно присматривался, прощупывал почву.
– Я слышал, Джонатан Хьюм снова поднимает вопрос о том, что нужно отправить корабли в Восточный Бхарат? – говорил он. – Ищет деньги.
– Да, – Хэл пожимал плечами. – Он считает, что еще немного, и мы совсем потеряем контроль над островами, пора что-то предпринять.
– Вы считаете, он прав?
Хэл отвечал уклончиво. Ничего личного, никакой оценки, только факты. Об Андросе, о киберийских пиратах или даже не вполне пиратах, почти легально грабящих наши корабли близ порта Пунта де Майси, о грабительских пошлинах и работорговле…
Я слушала вполуха, мне сейчас важно было знать совсем другое. Но о другом молчали.
Я порадовалась даже, что Роуз не вышла к ужину, сказала что у нее болит голова, она не может. Грэг не возражал, ему было все равно. Это к лучшему. Роуз совсем не умеет скрывать свои чувства, у нее все так отчетливо написано на лице. Слишком явно. Ее сияющие глаза и быстрые взгляды Грэг заметит наверняка. И что потом?
Не стоит.
Мы сидели втроем. Эмили еще маленькая для таких вечеров с гостями, да и Грэг не любит, чтобы дети путались под ногами. Эти разговоры не для детских ушей. Политика, западные колонии, торговля…
Хэл не смотрел на меня, ничего обо мне не говорил, словно я его совсем не интересовала. Несколько раз бросал быстрый взгляд, почти вскользь, но я делала вид, что смотрю в сторону, и он не настаивал. Что если…
Боже мой! Нет, я не смогу так. Я не смогу сомневаться и гадать, я хочу знать наверняка.
Если спросить прямо, Хэл не станет мне врать. Лучше услышать сразу и от него.
Я знаю Хэла всю жизнь.
Мой отец, лорд-казначей и маркиз Кайлмори Бернард Пиль жил при дворе, и я выросла там же. Моя мать то приезжала к нам, то уезжала снова в отцовский родовой замок, который, тогда казалось мне, стоит на самом краю света. В столице моей матери было слишком шумно, душно и пыльно, а в деревне – слишком тоскливо. Меня она брала с собой редко, сейчас уже не могу сказать почему, возможно, ей хватало своих забот. Кайлмори я совсем не запомнила.
У них с отцом были очень непростые отношения, напряженные. Они совершенно разные люди, у них совершенно разные взгляды. Любой разговор заканчивался спором. Нет, мама никогда не повышала голос, ведь леди кричать не может, это недопустимо. Но она делала такое страшное лицо и так шипела на отца, что мне тоже хотелось забиться под кровать и не вылезать.
Она всегда была недовольна. И отцом и мной.
Приезжая, видя меня, мать не упускала случая всплеснуть руками и расплакаться, ужаснуться, как чудовищно действует на ребенка отцовское воспитание! Он совершенно обо мне не забоится, совсем запустил, я росту как трава в поле, как дворовый мальчишка. Это недопустимо. Настолько ужасно и противоестественно, что маме становилось плохо, болело сердце и начинались мигрени.
Я переживала это очень болезненно. Мне хотелось, чтобы мама любила меня… очень скучала по ней и всеми силами старалась не огорчать. Старалась соответствовать. Делать хоть что-то, чтобы быть похожей на леди. Иногда мне даже казалось – она уезжает из-за меня, ей тяжело со мной.
Я чувствовала себя виноватой, очень переживала.
Отец часто был с ней не согласен, но больше молчал.
Свой пост лорда-казначея он получил с помощью родственников жены, ее брата и дяди… и мать каждый раз напоминала, как много она сделала, и все только благодаря ей. А то жили бы до сих пор в Кайлмори, где только дикие болота и грязные овцы на много миль.
Я долго не могла понять, почему мать не остается с нами в Моллоу совсем, но потом, уже будучи почти взрослой узнала, что королева, мать Хэла и Эдварада не выносила ее и всячески советовала не задерживаться в столице надолго.
Она уезжала и отец вздыхал с облегчением.
Меня он любил и баловал, позволял все.
Живя при дворе, я общалась с другими детьми. И как-то так выходило, что больше с мальчиками. Девочки сторонились меня.
И с принцами тоже.
Эдвард старше на пять лет, он никогда не обращал внимания на меня, а с Хэлом мы почти ровесники. Я даже не помню, как это началось. Первое, что я вообще о нем помню – как мы в какой-то здоровенной луже у дороги строим морской форт для защиты от пиратов. Оба в грязище с головы до ног. А какой-то паренек, кажется с конюшни, таскает нам еще глины и песка в старом тазу, чтобы стены были выше.
Так естественно все это казалось. И если бы не мамины причитания и вздохи, я бы и не подумала, что что-то не так.
Но девочке не подобает. Как я могла вообще? Мать пыталась одевать меня в светлые платьица и кружева… в таких кружевах в лужах не поползаешь.
Когда приезжала мать, Хэл очень огорчался и старался меньше показываться ей на глаза. Держаться подальше. Она его недолюбливала, хоть и не решалась показывать это открыто. Все-таки принц, и кто знает, как повернется судьба.
Хэл был тихим и скромным мальчиком. Мечтателем, отчасти идеалистом. Корона и власть никогда не интересовали его. Хэл любил конные прогулки и рассказы о далеких землях, говорил, что однажды обязательно уедет далеко, на запад, будет жить там как обычный человек, путешествовать… Он хотел увидеть мир, остальное мало волновало его.
Отчасти, ему это удалось, он повидал немало. Хэл умел договариваться, находить компромиссы, не настаивая жестко, мягко улыбаясь, но не упуская своих интересов. Эдвард не раз отправлял его вести сложные деловые переговоры…
Но Новый Свет манил его особенно. Всегда.
Настолько, что Хэл предлагал мне сбежать с ним. Рисовал чудесные картины, как мы будем там жить – свободно и счастливо, как построим свой дом, и никто не сможет указывать нам как правильно себя вести.
В детстве это казалось мне игрой, не всерьез, а потом, когда умер отец и мать начала говорить о моей свадьбе с Грэгом… Хэл пришел ко мне с этим снова.
«Ты не пожалеешь, Мэг! – его глаза лихорадочно блестели. – Не пожалеешь, я обещаю тебе! Поедем со мной. У меня есть деньги, мы сможем купить дом, мы отлично будем жить. Эдвард разозлится, конечно… но он простит. Твоя мать простит нас. Даже если не простит, то какая разница?! Мне плевать на прощение, плевать, что о нас будут думать. Я хочу быть с тобой. Я хочу быть счастлив! Разве ты не хочешь?»
Я почти готова была послушать.
Почти.
Я боялась… Такой шаг в никуда. Это перечеркнуло бы всю мою жизнь, пришлось бы все начинать заново… Смешно, в мои-то едва восемнадцать. Но даже тогда было что терять. Я бы не смогла вернуться…
Но я любила Хэла и всем сердцем хотела верить. Не было во всем мире человека дороже, чем он.
Я согласилась, и мы назначили день побега.
Только… вышло так, что я не пришла. Отказалась. Не смогла… А он…
Мы больше не разговаривали.
Все вышло так глупо…
Он не стал мешать моему счастью, моему браку. Не стал врываться в церковь… хотя в тайне я мечтала об этом. Чтобы он появился вдруг, остановил священника, поцеловал меня прямо у алтаря, на глазах у всех, схватил и увез…
Но он этого не сделал.
Перед свадьбой я написала ему, сказала, что передумала и хочу выйти за Грэга, так будет лучше. Я обливалась слезами тогда, но иначе не могла.
И он принял это мое решение. Думаю, это было для него тяжелым ударом, но он предпочел с этим решением согласиться. Обида, возможно…
Не беспокоил больше.
А вот сейчас он приехал… и я вдруг понимаю, что ничего не улеглось в моей душе. Что все это еще беспокоит меня. Мучает. И мне не все равно.
Словно я все еще по-детски надеюсь, что он ворвется и увезет меня отсюда. Спасет.
От чего можно меня спасать? Все ведь… нормально. Я живу обычной жизнью, все как у всех.
Почему именно сейчас?
Я хочу знать.
Сегодня вечером я пойду и поговорю с ним. И будь что будет.
О проекте
О подписке