Четверг

– Ба! Ты только не волнуйся, я сегодня немножко задержусь, у нас в школе классный час!

– Ладно, только иди с Катей вместе, сейчас темнеет рано. Тебе что приготовить, егоза? Может яблочки запечь, бабушка Тая вчера посылку прислала.

– С антоновкой?! А почему вчера не сказали?

Бабушка Тая жила в Харькове. В саду на даче у нее росли пять старых яблонь. Каждую осень Таисия Петровна, родная сестра Анны Петровны, заботливо упаковывала яблоки в коробку и непременно отсылала с оказией в Москву. Лиза обожала эти вкусные посылки. Каждый раз в пахучих ядреных яблоках она обнаруживала что-нибудь интересное – плюшевого медвежонка или коробку с фломастерами. Эти мелочи всегда были для нее сюрпризом.

– Тебе скажи – сразу все и умнешь, я тебя знаю! Ты учебник по литературе не забыла? Он у тебя с вечера под подушкой лежал.

Лиза подбежала к кровати, вытащила учебник и сунула в рюкзак.

– Не, не забыла, ба. А вы уже смотрели, что там в коробке? – и глаза ее загорелись от предвкушения очередной приятной находки.

– Нет, конечно! Это же твой подарок! Я думала, что мы вместе после школы посмотрим, – ласково улыбнулась бабушка.

– Ну, бабуль, ну давай сейчас, а? Ну хоть одним глазком, а?

– Хорошо, Лизочек. Вон ящик, рядом с балконной дверью, за занавеской.

Лиза подбежала и нетерпеливо открыла коробку. По комнате в тот же миг поплыл дурманящий запах наливных осенних яблок. Зеленые, с чуть пожелтевшими спелыми бочками они лежали ровными рядочками, казалось, что стоит только чуть-чуть надкусить шкурку, как оттуда брызнет кисловато-сладкий сок. Между яблоками Лиза заметила что-то серое, пушистое. Осторожно, двумя пальчиками она вытащила уютного пушистого зайчика, который таращился на нее своими черненькими глазками-бусинками. Лиза взвизгнула от восторга и, подлетев к бабушке, обняла ее.

– Бабуль, смотри, это заяц! Настоящий серый заяц! И теперь он будет жить с нами. Его будут звать Дима.

– А почему Дима? Какое-то не очень заячье имя, тебе не кажется, а, Лизок? – смеясь спросила Анна Петровна, приглаживая Лизины непослушные волосенки.

– Почему это не заячье? – удивилась Лиза, разглядывая своего нового квартиранта, – Ты погляди на его морду! Он же вылитый Дима.

– Ну, Дима, так Дима, – пожала плечами бабушка, – Только ты уж его в школу-то не бери, а то потеряешь еще – сама плакать будешь.

– Конечно не возьму, – возмущенно фыркнула Лиза, – Я ведь уже не маленькая, чтобы игрушки в школу таскать. Все-таки уже в пятом классе учусь!

Она взглянула в зеркало большого шкафа, скорчила серьезную мордочку и поправила складки на юбке.

– Он меня дома подождет. Правда, Дима? – обратилась она к зайцу, заботливо усаживая его на своей кровати, где разместился целый плюшевый зверинец.

Анна Петровна рассмеялась:

– Да какая ж ты не маленькая? Вон сколько пылесборников у тебя на кровати!

– Ба, это никакие не пылесборники, а мои друзья. А друзей, даже старых, предавать нельзя, поэтому они все здесь и живут, – Лиза деловито окинула взглядом свой пополнившийся зоопарк, – А когда будешь звонить бабе Тае, передай, что я ее очень люблю и скажи спасибо за Диму!

– Хорошо, Лизочек, обязательно передам! – пообещала Анна Петровна.

– А дай мне хоть одно яблочко в школу, ну пожалуйста! Я честно, не буду есть на улице! – Лиза подбежала к бабушке и уткнулась в теплые колени. Анна Петровна поправила съехавший коричневый бантик и, оперевшись на палочку, встала с дивана.

– Лизок, а может, попросим маму, чтобы подстригла тебя сегодня, а? На твоих волосенках ни один бантик не держится, что толку завязывать, когда он уже в раздевалке сваливается!

– Ни за что! Меня и так часто за мальчишку принимают, а с короткой стрижкой вообще караул, что будет! А бант дурацкий из-за шапки сваливается! – Лиза кое-как напялила вязанную шапочку, посмотрела в зеркало, растопырила свои необычного цвета фиолетовые глаза и сморщила нос. – Ба, ну ты скоро? Я ведь опоздаю!..

– Несу уже, на. – Анна Петровна протянула внучке вкусно пахнущее терпким осенним запахом яблоко. – Только не вздумай по дороге грызть, холодно.

– Ну, ба, я же обещала! Все, убежала, мы с Катькой на углу встречаемся. Пока, бабуль! – и Лиза затопала вниз по лестнице.

– Смотри, часы не потеряй!

Вчера внучка долго упрашивала бабушку, чтобы та разрешила ей на один день надеть в школу старые золотые часики, которые хранились в шкатулке у Анны Петровны. «Ну, ба, ну только на один денечек, на один единственный денечек, а?»

Анна Петровна украдкой перекрестила внучку, заперла входную дверь и потихоньку направилась в комнату. Она уже и забыла, когда последний раз выходила на улицу. В последнее время ноги слушались все хуже и хуже, да и руки тоже… Лизонька ушла, теперь можно и анальгин принять, а то внучка, если видит, что бабушка берется за таблетки, сразу нервничать и плакать начинает.

Так уж сложилось, что они, как попугайчики-неразлучники все время вместе и знают друг друга лучше, чем кто бы то ни был. Анна Петровна ушла на пенсию сразу после рождения долгожданной внучки и с тех пор они никогда не расставались, разве что на две августовские недели, которые Лиза проводила на море с родителями. Раньше Анна Петровна неизменно увозила Лизу на дачу и жила с ней там все лето. Сборы занимали целую неделю. Для переезда нанимался небольшой грузовичок, в который едва умещались все короба и коробочки. Маленькая Лиза всегда скрупулезно следила, чтобы все ее любимые игрушки и книжки были упакованы и размещены в кузове грузовичка. Николай Евгеньевич, Лизин папа, ворчал себе под нос, что все эти сборы-разборы хуже керосину, и у него, в конце концов, лопнет терпение, и он выкинет как минимум половину из того, что с таким трудом влезло на борт. На что Анна Петровна с достоинством отвечала, что не родился еще тот мужчина, который сможет переспорить трех женщин, поэтому лучшее, что он может сделать в данной ситуации, это внимательно слушать, что ему говорят и не вступать в конфликты. Наталья Ивановна, наблюдая со стороны эти сцены, тихонько посмеивалась, потому что понимала, что ни о каких конфликтах и речи быть не может. Все эти словесные дуэли лишь часть ритуала под названием «Отъезд на дачу», на самом же деле ее мама и муж искренне привязаны друг к другу. Отношения между ними сложились как-то сразу. Наверное, бывает такое, что люди, встречаясь друг с другом, сразу чувствуют симпатию друг к другу, и им не нужно ничего доказывать, ничего изображать. Закончив упаковку, Лиза вместе с мамой бабушкой важно занимали места в новеньком «Опеле» и отправлялись впереди, указывая путь грузовичку, послушно следовавшему за ними…

В последние годы здоровье Анны Петровны сильно ухудшилось, врачи поставили ей страшный диагноз – полиартрит. С каждым днем суставы ломило все сильнее, руки и ноги слушались все хуже и хуже. Даже по их маленькой трехкомнатной квартирке в старой хрущевке она могла передвигаться только с помощью палочки. От поездок на дачу пришлось отказаться…

Лиза безумно переживала за бабушку, волновалась, и самым страшным для нее было – расстроить обожаемую бабулю.

Приняв лекарство, Анна Петровна прошла в комнату и отыскала на полке томик Бунина. «Антоновские яблоки» – это то что сейчас нужно…

* * *

На улице с утра было морозно. Тонкий ноябрьский ледок вкусно похрустывал под ногами. Ужасно хочется снять шапку! Мало того, что из-за нее свалится бант, но она еще и весь лоб исколола! Но если вдруг узнает бабуля, мало не покажется. Кроме того Лиза очень не любила расстраивать Анну Петровну. Придется терпеть. Но Лиза не умела долго расстраиваться из-за чего бы то ни было, тем более, что в школе ее ждет только хорошее: домашнее задание она знает на отлично, не даром всю ночь проспала на учебнике. Она верила, что выученное стихотворение лучше всего положить на ночь под подушку, тогда точно все запомнишь. А потом еще и лучшая подружка Катька наверняка придумает что-нибудь веселое. Катька Долгова была оптимисткой по жизни. Бесшабашная и остроумная, с ней никогда не бывало скучно.

Катька, как всегда опоздала: когда Лиза позвонила в квартиру на третьем этаже, она в одном сапоге металась по комнате и искала тетрадку:

– Инна меня убьет, точно убьет! Сегодня же надо домашку сдавать, а я ее потеряла! Лизка, че делать, она меня точно прибьет! А ведь я с этим заданием вчера весь вечер ковырялась, чтобы все без помарочек, без ошибочек! Вот обида-то!

– Инна не прибьет, она добрая, – Лиза наклонилась, чтобы погладить старого толстого кота Тимофея. Тот сразу же вышел встречать гостью и разлегся на пороге, подставив Лизиной ладошке свое упитанное велюровое пузцо. Тиму было уже лет десять, и больше всего на свете он любил, когда ему оказывали должное уважение: гладили живот и чесали за ушком.

– Ага, добрая! В прошлый раз выгнала меня и пару за поведение влепила. Знаешь, как мне от мамы досталось! Зараза, ну куда же она подевалась-то? – Катька перегнулась через спинку дивана. Лиза сняла сапожки, переступила через недовольного тем, что ему уделили столь мало внимания Тимофея, и прошла в комнату.

– Пару тебе влепили потому, что мы ржали с тобой, как кони! Мне, кстати, тогда просто повезло, у меня дневника не было, а то бы и мне тоже… Кать, да вот же она лежит, на столе. Слушай, пойдем уже, опоздаем, ведь!

– Где? Клянусь, три минуты назад ее здесь не было! Лизка, признайся, это ты мне ее подбросила, да?! – Катька выхватила тетрадку и засунула ее в рюкзак, кривобоко пристроенный возле вешалки.

– Очень надо, вот делать мне больше нечего, как только твои тетрадки тырить! Одевайся быстрее, – Лиза сунула Катерине ее курточку. – Кать, ну шевелись ты уже, в самом деле!

– Башк! Мы ушли! – дверь маленькой комнаты приоткрылась, и послышался голос Людмилы Николаевны:

– Ну, что, погром окончен? Мне можно выходить? Не забудь ключи, коза-дереза, а то я в поликлинику собралась!

– Взяла, все взяла! – подхватив рюкзачки, девочки выскочили из двери и, спустившись вниз, выбежали в серое промозглое утро.

Ветер, основательно поработав ночью, все еще трепал озябшие верхушки кленов и тополей. Небо набрякло так низко, что, казалось, дотянувшись до него пальцем можно проделать в нем основательную дыру, сквозь которую непременно станет сочиться снежная морось. Осень все еще спорила с зимой, отыгрывая у нее недолгие часы солнца, но с каждым днем все больше сдавала позиции под натиском неотвратимо надвигающихся холодов. Лиза не любила зиму – нужно одеваться, утепляться. Ходишь, как капуста, а все равно руки-ноги мерзнут. А как тяжело по утрам вставать – холод, темень, а тебе нужно вылезать из-под теплого верблюжьего одеяла, идти умываться, выходить в школу!.. Лета она начинала ждать сразу после первого сентября.

Серьезная, сердитая ворона, слетев откуда-то сверху, разогнала стайку растрепанных воробьев, клевавших размокшую хлебную корку возле подъезда. Лиза, покопавшись в кармашке куртки, выудила оттуда остатки печенья, и кинула их на озябшую землю. Серая стайка тут же приступила к пиршеству, оставив вороне отвоеванный ею хлеб.

На школьном крыльце как всегда собралась компания старшеклассников. Они смеялись, спорили, обсуждали свои «взрослые» дела. Одиннадцатиклассницы в узких мини-юбках строили глазки прыщавым юнцам, прятавшим в кулаках дешевые сигареты. От сознания своей взрослости, они надувались, словно давешние воробьи, хохотали фальцетом и смотрели на мир свысока. Девочки, не обращая на них внимания, прыгая через ступеньку, вбежали вверх и остановились отдышаться.

– Лиз, ко мне в пятницу мама приедет, а потом на выходные я к ней. Может и ты со мной, а? Кстати, ты сменку не забыла?

– Не, Катьк, ты же знаешь, меня не отпустят. Сменку не забыла, а вот голову… – Лиза впопыхах стянула с себя шапку вместе с ненавистным бантом. Маленькая невидимка, отцепившись о челки, больно царапнула лоб.

– Вот досада, все-таки он свалился, так я и знала!.. Ну, ладно, пошли, а то Инна и вправду разозлится! – и, сунув бант и заколку в карман жилетки, она открыла тяжелую дверь.

* * *

Его снова не заметили. Да и кто будет обращать внимания на обычного, немолодого человека. Да и вообще, рядом со школой утром много таких папочек – кто встречает, кто провожает… Тем более, что прогуливался он не в одиночестве, а с детской коляской, – несчастный заморенный бессонными ночами отец семейства, который вывез неугомонное дитятко на раннюю прогулку. Такого и пожалеть впору, не то, что подозревать в чем-то!

К этой школе он стал приходить уже с начала учебного года. Этих двоих он выделял, почему-то они нравились ему больше других. Было в них что-то очень чистое, незапятнанное и в то же время вызывающее гадливость и омерзение. Желание прикоснуться к ним, как снежный ком, нарастало с каждым днем. Да честно говоря, и он и не пытался с этим бороться – себя нужно любить и жалеть, иначе и жить-то незачем. К этой простой формуле он пришел уже очень давно. Если сам не позаботишься о себе, не отгрызешь у жизни свой личный кусок, то никто об этом не позаботится.

В далеком детстве маленький Витя был очень счастлив. Семья его никогда ни в чем не нуждалась. Прабабка по линии отца была дворянкой и после семнадцатого года сумела припрятать добрую часть фамильных драгоценностей. В последующие годы и она, и ее муж сумели приспособиться к установившимся в стране порядкам. Авдотья Зотовна работала на фабрике, а дед всю свою жизнь честно вкалывал на заводе, пройдя от простого токаря до начальника цеха. Богатство свое они не афишировали, но семья их никогда не бедствовала. Люди скромные, но очень неглупые, они смогли сохранить состояние и передать единственной дочери – Варваре. Она же, в свою очередь, обещала сохранить фамилию и продолжить род Филипповых. Невестку свою, Антонину, Варвара Афанасьевна приняла тепло, и уж не было конца ее радости, когда родился долгожданный внук Витенька.

Так и случилось, что семья Филипповых к рождению сына безбедно проживала в просторной трехкомнатной квартире в центре Москвы, а у маленького Вити всегда было все, что он хотел. Бабку и деда он своих не помнил, оба скончались один за другим, когда мальчику было всего два года, но ему было достаточно того, что рядом всегда и везде находились родители, которых Витя боготворил. Ему казалось, что ничто и никогда не сможет помешать его безбедной и счастливой жизни. Но он жестоко ошибался.