– Что это? – спросила Милада. Она неотрывно следила за матерью. Когда круг был заполнен резами, ведунья встала в центр.

– Круг призыва высших сил, – пояснила ей Руслана и раскинула руки в стороны.

Она чуяла, как потоки силы, неведомой простым смертным, устремляются к ней, впитывают ее колдовскую силу призыва и устремляются обратно к озеру. Голос ведуньи, тихий и шелестящий звучал напевно и казался Миладе молитвой.

– Приди! Приди, хозяйка Медной горы! Призываю тебя! Приди! Яви нам лик свой, да честь окажи явленьем своим!

Вдали замолчала птица. Казалось им, что даже ветер умолк, и сделалось так безмолвно, до звона в ушах. Будто бы сама природа вокруг готова была преклониться перед той, которую сейчас так ждали старая ведунья и ее дочь.

– Взываю к силе Хозяйки Медной горы. Приди! Приди! Явись! Взываю к тебе!

Тихий вздох ветра прокатился над гладью озера, и снова воцарилась гнетущая тишина.

– Ой! – тихо воскликнула Милада, и неуклюже вскочила с камня, на котором сидела.

Оттуда на нее смотрела ящерка цвета малахитовой зелени, с черным рисунком на спинке и маленьким золотым венцом на голове.

– Получилось! – шепнула Руслана. – Получилось!

Тело ящерки подернулось дымкой, и спустя краткий миг, равный вздоху, перед Миладой и Русланой стоял не кто иной, как сама Хозяйка Медной горы. Ее изумрудно-зеленый парчовый саян^[3]и белую шелковую рубаху под ним с пышными рукавами покрывала богатая вышивка серебром, золотом, и самоцветами.

Бледную чистую кожу без единого изъяна оттеняет легкий румянец и яркие губы, глаза цвета малахита с узким черным зрачком смотрят с насмешкой и любопытством. Голову ее покрывает тонкий, легкий белый платок, из-под которого едва виднеются темно-русые две толстые косы, что спускаются до самых пят, а на концах – искусно украшенные жемчугом накосники^[4].

– А я уж думала, что никогда призыва не услышу. Позабыли люди здешние предания старины. А коль не забыли, так сказкой считают, – молвила она и выгнула бровь. Наклонила голову задумчиво, и качнулись височные кольца-колты, сверкнули самоцветами.

Руслана поклонилась в пояс Хозяйке Медной горы.

– Ты прости нас, Хозяйка, за дерзость нашу, да только помощь нам твоя нужна. И не богатства ради позвала тебя. А ради спасения жизни дитя, – и ведунья кивнула в сторону беременной дочери.

Глаза Хозяйки вперились в Миладу, не моргая, так, что той стало не по себе.

– Так, так… – протянула задумчиво малахитовая дева. Подошла к Миладе, обошла ее по кругу.

– Я по молодости схоронила двух детишек своих. Горе это страшное! А теперь на старости лет могу и внучки лишиться. Будто проклятие над нашим родом какое…– голос Русланы дрогнул и ведунья осеклась.

Острый взгляд Хозяйки переметнулся к пожилой женщине. Окинула она ее взором. Затем вновь повернулась к Миладе, положила ладонь на ее живот, да глаза прикрыла.

– Сильная ты ведунья, Руслана. Да только посильней тебя дитя это будет. Во стократ сильней. Оттого-то и умирает…

– Да как же так! – всплеснула руками ведунья.

– А люди сами виновны! – гневно припечатала Хозяйка. В погоне за мнимым величием, за превосходством вы забываете о своих истоках. Ты мыслишь, что виной всему проклятье, ведунья?

Руслана растерянно пожала плечами, а малахитовая дева усмехнулась.

– Когда-то давным-давно, проходы промеж нашими мирами – Землей и Аркаимом не закрывались. Никогда. Наши миры были связаны. Колдовская сила Аркаима питала Землю, текла через проходы полноводной рекой. И мы друг для друга были дорогими гостями. Но лета сменяли друг друга, менялись и люди. Смотрели куда-то, искали что-то, все за чем-то гнались, сами не зная, для чего. Так и оторвались от корней. Забыли заветы предков. А потом и колдовскую силу отринули. Зачем она вам? Ведь у вас есть железные диковинные монстры, новые знания. Другим путем люди этого мира пошли. И тогда боги запечатали проходы промеж наших миров. С тех пор открываются они только по великим праздникам. Только никто их не узреет. Потому что узреть может лишь тот, в чьей крови колдовство. Нет боле на Земле той силы, что когда-то бежала в жилах вместе с кровью. Ее искры постепенно угасли в потомках.

Однако же… Какое диво! Иногда искры колдовской силы все же вспыхивают в некоторых из вас. Ведь все-таки по капле сила Аркаима просачивается сюда. Но… ее теперь так мало для этого мира! Мир Земли изменился. У него больше нет той силы от связи с Аркаимом. А потому участь тех, в чьей крови случайно еще живут последние искры колдовства, печальна. Теперь они чужды этому миру. Он отвергает их с мальства. В этих землях теперь опасно рождаться с колдовством в крови, ведь теперь это может убить. Оттого-то, Руслана, умирали твои дети. Оттого же умирает в утробе и это дитя… В ней слишком много силы. И мир, чьи жители когда-то отреклись от колдовских заветов и знаний, теперь отвергает тех, в ком ее с лихвой. Это дитя умрет еще до рождения.

Милада всхлипнула, закрыв лицо руками, но тут же одернула себя, выдохнула, и с мольбой воззрилась на малахитовую деву.

– Неужели нет никакой надежды?

Хозяйка Медной горы на миг задумалась. А потом ее яркие губы сложились в довольную улыбку.

– Я могу тебе помочь, Милада. Но с уговором. Я подарю твоей дочери жизнь. А взамен… Она станет женой моему старшему сыну.

Милада испуганно переглянулась с матерью.

– Чт-то? – запнулась она. – Отдать тебе дитя? Да как так? Это же ребенок, а не вещь какая! Нет! Ни за что!

Хозяйка Медной горы сокрушенно покачала головой.

– У тебя под сердцем растет сильная ведунья, Милада. И ее сила столь велика, что она умрет еще до своего рождения. Я же молвила – этому миру сила Аркаима теперь чужда. Ты подумала, каково будет жить на Земле твоей дочери, если она родится?

– Но мама как-то же дожила до своих лет, – возразила Милада.

– Потому, что силы у нее меньше. И всю свою жизнь она дальше родной деревни не уезжала. А коль уехала, так зачахла бы вскоре. Потому что там под горой у леса – место силы, одни из врат в мой мир. Этих крох ей достаточно для жизни. Но будет ли достаточно их для твоего дитя?

Милада в ответ всхлипнула, закусила губу.

– Но я не могу отдать своего ребенка. Я же с ума сойду! – воскликнула дева.

– А никто ее ребенком и не заберет. Как подрастет, разменяет семнадцатое лето, созреет для жизни замужней, тогда я и приду за ней. Не печалься, Милада! Твоей дочери по нраву придется жизнь в Златославии. В хоромах княжеских жить будет, злато-серебро носить, да каменья драгоценные, в шелка одеваться заморские, да каждый день платья с саянами менять. Худо ли жизнь такую иметь? Видеться будете с ней. В те дни, когда проход между мирами исчезает. Но оставаться ей нельзя в этом мире. Чахнуть будет, хворями страдать. Неужто такой доли ты дочери желаешь?

– Нет, не желаю, – мотнула головой Милада, а Руслана тяжко вздохнула.

– Тогда соглашайся, Милада. Не прогадаешь, – увещевала малахитовая дева.

– А все же боязно, – тихо произнесла будущая матерь.

– Не того ты боишься, Милада. Не того бояться надо, – заметила малахитница.

– Соглашайся, Милада, – сказала Руслана. – Нет у нас выхода иного.

Милада обняла живот и глаза закрыла. Позволила слезам пролиться на бледные щеки.

– Сын мой – наследник престола. Будущий великий князь. Обладает силой Великого Полоза. Такого знатного да пригожего жениха на всей Земле не сыщете. А в Златославии за великого князя замуж выйти – большая честь, – заявила Хозяйка и блеснула белозубой улыбкой. – Соглашайся, дева. Жизнь дочери своей спасешь, да безбедную долю обеспечишь. Ты ведь этого желала?

– Но как я против ее воли… Вот так ее судьбой распоряжусь, – лепетала Милада.

– Придет время – объяснишь, расскажешь. Подготовишь ее к замужней доле. А как пройдет семнадцатое лето, так в осеннюю пору, в день Осеннего Змейника мой сын явится за ней, – вещала Хозяйка. Подошла к Миладе, и положила ладони на ее живот. Подержала их так, а затем сняла со своего пальца кольцо золотое, а на нем – дивные самоцветы. – Вот это колечко пусть обручальным будет. Наденет его, когда пройдет семнадцатое лето. А до той поры прибереги. А это, – протянула брошь – маленькую малахитовую ящерку, – оберег от ненастий и бед, от хворей поганых. Пусть будет при тебе, пока дитя ты носишь в утробе. А потом как дочь родится, оберег этот ей перейти должен и всегда быть при ней, запомни это. Без него надолго ей оставаться нельзя.

На раскрытую ладонь Милады легли брошь-ящерка и кольцо с самоцветами.

– Оберег не бесконечен, – предупредила малахитовая дева. – Но до того дня, как мой сын явится за своей нареченной, его силы хватит. Ну же, не кручинься, не тоскуй, Милада! Ты не просто спасение для дочери нашла, а лучшую долю. Жить будет в довольстве, да сытости.

– Благодарим тебя за помощь, Хозяйка, – промолвила Руслана и снова поклонилась.

Милада задумчиво смотрела на дары малахитницы, что лежали на ее ладони.

– Не забывайте – Змейник Осенний через семнадцать лет! Прощайте!– Хозяйка медной горы хлопнула в ладоши, и на земле уже сидела ящерка с венцом на голове.

Тут же тело ящерки подернулось дымкой и исчезло, словно и не было.

Милада всхлипнула и разрыдалась. Мать обняла ее за трясущиеся плечи, и горестно вздохнула.

– Чтобы, моя…дочь жила, я должна… отдать ее какому-то полозу, – говорила она между всхлипами. – Я как…я как чувствовала, что не к добру нам помощь от… Хозяйки Медной горы. С чего ей…просто так нам помогать? Что теперь будет с моей девочкой?

И молодая дева вновь залилась горькими слезами. Ей казалось, что свершилось нечто страшное. Что она своими материнскими руками запросто отдала свое дитя, свою дражайшую кровинку неведомо кому, незнамо куда, а что обещания богатой жизни в княжеских хоромах – так те вилами по воде писаны. Не верила Милада сладким речам и обещаниям, и точно знала – чем слаще речи, тем горче истина за ними. Только выбора у нее не осталось, и теперь материнское сердце обливалось кровью, утопая в тоске и отчаянии. Колючий холод поселился у нее в груди, и Милада дрожала от озноба.

– Не плачь, дочка, не плачь, – успокаивала ее мать, да по голове гладила. – Главное, что мы с тобой узнали от Хозяйки. И правду об Аркаиме, а не выдумки, и причины наших бед и несчастий. Уж теперь мы будем знать, что нам делать. Мы пришли сюда за исцелением для нашей крохи, и мы его получили.

– А как же уговор? – задалась вопросом Милада. – Ты, в самом деле, думаешь, что Хозяйка за него забудет?

Руслана покачала головой.

– Не забудет, даже не мечтай. И придет в оговоренный срок. Да только не найдет ее.

– Как это не найдет? – удивилась будущая мать.

– А вот так. Недаром меня сильной ведуньей считают. Вон, даже малахитовая дева признала это. Мы колечко надевать не станем. А с оберегом я поворожу. Будем ездить к местам силы заряжать его, да так и будет жить наша девочка. Я же как-то живу все эти годы!

– Но Хозяйка говорила, что у тебя силы меньше… – возразила Милада.

– Хозяйка, говорила, хозяйка говорила! Да ей лишь бы нас запугать, чтоб мы ей наше чадо добровольно отдали! Ничего! Оберег исцелит, а дальше – будет жить у места силы. Доживет до старости, ничего не станется дурного. А малахитница пускай женит своего сыночка на местных девицах-красавицах. Неча на земных наших зариться, нам тут своих женихов хватит!

– Но как же нам отвадить Малахитницу? – не понимала Милада.

– Уж я смогу, поверь, – усмехнулась Руслана. – Ради внучки все силы брошу. Брошка эта, как связующая цепь от нас к Хозяйке. А я сделаю свой оберег. Он будет как щит от зоркого взгляда малахитницы. Идем. Нам нет нужды здесь боле оставаться.

[1] Пово́йник – старинный восточнославянский головной убор замужних женщин, представлявший собой мягкую полотняную шапочку с круглым или овальным верхом.

[2] Понёва (панёва, понява, поня, понька – вероятно от «понять» в значении «обнять») – элемент русского народного костюма, женская шерстяная юбка из нескольких кусков ткани (как правило, темно-синей клетчатой или чёрной, реже красной) с богато украшенным подолом. Разрешалось носить поневу после наступления половой зрелости.

[3] Саян- старое древнеславянское название сарафана

[4] Накосник – часть женского головного убора, украшение косы.