А пока… Абрам Моисеевич поднялся в квартиру и включил радио, выставив его в открытое окно. Спустившись к остальным, мужчина подсел к своей жене. Трижды прозвучал сигнал начала трансляции. Все сидящие за столом замолчали.

Последние секунды мирной жизни истекли.

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек…»

Звон разбитой чашки, выпавшей из чьих-то рук, остался без внимания. В оглушительном молчании, растерянно и с ужасом переглядываясь, все слушали радио. Но как только речь подошла к концу, тишина тяжелым свинцом легла на плечи. Вскоре безмолвие прорезали всхлипы женщин. Абрам Моисеевич, тяжело вздохнув, открыл портсигар, молча предлагая Кириану и Дарию закурить. Те так же молча взяли по сигарете, хотя никогда раньше не курили.

– Абрам… Что теперь с нами будет? Что? – тихо всхлипывая, спросила у него супруга.

В ответ пожилой мужчина тяжело вздохнул.

– Я бы хотел тебе, Роза, сказать что-то, чтобы успокоить, но… У меня сейчас слов не находится. Я не знаю, что будет, не знаю!

По щекам женщины вниз побежали слезы, оставляя мокрые дорожки.

Альбина словно оцепенела, растерянно глядя куда-то перед собой. Она сжала руками салфетку так, что на кулаках побелели костяшки. Элоиза же переводила испуганный взгляд то на радио, то на кого-то из присутствующих.

– Нет, нет, нет, этого не может быть! Не может! Не может! Пожалуйста, господи!

И девушка залилась слезами.

– А как же… Севастополь… Если бомбили Севастополь… Там же Мариночка с Юрой… Как же они там, – растерянно бормотала Альбина и не замечала слез, что градом бежали по ее побледневшим щекам.

Осознание того страшного, что свершилось, своей необратимостью и неизбежностью давило на грудь, мешало сделать вдох. Гнетущее чувство ожидания чего-то страшного повисло в воздухе.

– Кажется, Дарий, наша увольнительная прямо сейчас закончилась, – с горечью произнес Кириан. – Хотя… что я несу! Какие тут увольнительные, когда прежняя жизнь закончилась.

– Простите, но нам нужно срочно возвращаться в часть, – сказал Дарий, бросив на Альбину взгляд, полный сожаления и глухой, невыразимой тоски.

– Мы… мы проводим вас, – запинаясь, промолвила Альбина.

Ее подруга молча кивнула.

Вот так этот день для них стал днем встречи и разлуки. Им казалось, что их пути неумолимо расходятся, однако у Девы Судеб на этот счет было свое мнение. Нити их судеб, лежавшие на ее ладони, так и остались переплетенными.

Август 1941 года, Феодосия

Никто не знает, куда повернет дорога жизни. Разве можно ее предугадать?

Тот день, ставший роковым для миллионов людей и бессмертных, крепко-накрепко соединил четыре судьбы неразрывной связью. Обменявшись на прощание с Эллой и Алей адресами, Кириан и Дарий поспешили домой, чтобы собраться в свою военную часть. Жизнь в одночасье перевернулась, выбив почву из-под ног, и никто тогда не представлял, что ждет всех дальше. Люди были растеряны, напуганы, и этот день действительно оказался очень долгим. Просто потому, что все потерялись во времени, перестав его ощущать.

Элоиза с Альбиной на следующее утро уехали обратно в Феодосию. Туда война пришла чуть позже, чем в Одессу. Бомбардировки Одессы начались спустя месяц, а в октябре сорок первого в город зашли немецкие и румынские войска. На территории Феодосии враг оказался в начале ноября. Узнав о том, что Севастополь одним из первых подвергся вражеской атаке, бесстрашная Альбина поехала туда, чтобы найти сестру, но нашла лишь горькую весть о ее гибели вместе с мужем. Во время очередной бомбардировки Севастополя девушка серьезно пострадала, не успев добежать до укрытия. В тот отчаянный миг Элоиза приняла единственно верное решение обратить свою умирающую подругу и попросила об этом свою близкую родственницу, поехавшую вместе с ними. Та, хоть и выглядела двадцатилетней девушкой, была уже стодвухлетней представительницей клана лис-оборотней.

Все, что помнила Альбина в тот миг, – жар мучительной агонии, соленый привкус собственной крови во рту, боль от каждого вздоха и сознание, ускользающее во тьму. А потом режущая боль в запястье вырвала ее из темноты, возвращая сознание в страшную реальность. Ей все еще казалось, что она умирает. Изломанная и покрытая ранами от осколков стекла. Так хотелось сказать Элоизе важные слова, но не было сил даже и слово вымолвить. Из ее горла вырывался лишь хрип и сгустки крови. Потом ей раздвинули зубы, и в горло полилось что-то соленое с металлическим привкусом. Опять кровь? Альбина испуганно замычала, дернулась, не понимая, что происходит. Где-то совсем рядом испуганный и дрожащий голос Элоизы.

– Аля, не бойся, мы тебя спасем, ты будешь жить!

Вот так на пороге смерти Альбина получила билет в другую жизнь и тайное знание.

Тогда открылась еще одна невероятная деталь – Лия, двоюродная сестра со стороны ее отца, оказалась не кем иным, как самой настоящей бессмертной нимфой, много лет она жила в другом мире с манящим воздушным названием Эсфир. Иногда она приезжала погостить к их с Альбиной тетушке в Феодосию, привозя много подарков для всей родни. Родственники же полагали, что девушка замужем за иностранцем, что в принципе было недалеко от правды. Муж Лии, или, как ее называли на языке эсфирани, Лиаль, когда-то родился и прожил много лет в Италии, но, повстречав свою будущую супругу, перебрался на Эсфир.

В первые же дни войны Джордано и Лиаль отправились на фронт в составе медбатальона, и все, что было сейчас известно Але, что они должны находиться где-то под Москвой.

В одну из тревожных бессонных ночей, когда вражеские войска находились еще на подступах к Крыму, Альбина с Эллой смотрели украдкой из-за плотных, темных занавесок на небо, прошитое яркими лучами противовоздушной обороны. И снова тревожная ночь, и снова на сердце страх. Сколько было таких ночей и сколько их еще будет?

– Аль, если б ты только знала, как же хочется сесть за штурвал и взлететь! – тихо воскликнула Элоиза, с грустью глядя в небо. – Надоело уже прятаться тут и бояться… Мне так только хуже. Ну почему женщин не берут в военную авиацию? Чем мы хуже мужчин? Сколько уж лет в аэроклубе с тобой отлетали…

– Я тоже об этом думаю частенько, – призналась подруге Альбина. – Я хочу в бой. Самый настоящий. Не могу сидеть вот так и трястись. И ты права, это еще хуже, честное слово. Да что ж это я, на своей земле и прятаться должна, как мышь в подполе! Если уж и погибать, так в борьбе. Чтоб своими руками этой мерзости хребет переломить. Я теперь не успокоюсь, если не буду знать, что от моих рук хотя бы одна фашистская гадина сгинула! Я хочу, чтобы они сдохли от моей руки! За всех отомщу! За Марину, за Юру, за маму, за тетю… За всех!

Повисла тишина. Элоиза судорожно вздохнула. Альбина в бессильной ярости сжимала кулаки, глядя куда-то в сторону. Где-то вдалеке раздался громкий взрыв, и девушки одновременно вздрогнули.

– А у нас с тобой, как всегда, схожие мысли, – с печальной усмешкой констатировала Элла. – С того дня, как деда с бабушкой расстреляли, я столько раз уже в голове эту мысль прожила! Мне бипланы эти снятся уже по ночам! И все время чей-то шепот во сне повторяет: «Ведьмы летают по ночам, ведьмы летают по ночам». Какие еще ведьмы? Я же нимфа!

Альбина, услышав это, удивленно распахнула глаза.

– И чего же ты молчала, Элла! – воскликнула она. – Я похожие слова уже которую ночь во сне слышу! Может быть, это знак свыше для нас? Я только тоже не пойму, почему ведьмы-то? Мы с тобой не ведьмы.

– Знаешь ли, знамение – это такая штука, значение которой порой раскрывается не сразу. Может быть, спустя время нам станет понятен смысл этой фразы, – рассуждала Элоиза, не представляя, насколько окажется права.

Они ненадолго обе задумались.

– Это, наверное, так глупо сейчас и совсем не ко времени, но я постоянно вспоминаю Дария. Сама себе запретила думать о нем, но не выходит. Невозможно приказать сердцу, – вновь заговорила Альбина. – И неизвестно теперь, когда ждать письма. Зачем мы только повстречались в тот день. Но если бы я могла вернуться туда, то снова хотела бы все это пережить. Ровно до того момента, как по радио объявили о войне.

Девушка с тоской протяжно вздохнула.

– Нам не знать замыслы судьбы, – философски заметила Элоиза. – А чувствам вообще плевать на время и место. Они просто проникают в твою душу. И если тебе суждено влюбиться, ты влюбишься хоть на краю бездны. Я боюсь мечтать, не зная, что будет с нами завтра, но Кириан… Он просто поселился в моем сердце и живет там. Моя соседка говорит, что в такие времена любовь сродни тяжелому бремени, – промолвила она. – Но я с ней не согласна.

– И я тоже не согласна, – поддержала подругу Альбина. В такие времена порой только любовь и держит тебя крепко на земле.

В ту ночь они все-таки смогли вздремнуть уже под утро. На грани сна и яви Альбине все чудилось в их комнате нечто, похожее на туман. Он постоянно двигался и извивался кольцами. «Приснится же», – подумала девушка про себя, забываясь беспокойным сном.

– Нас-с-с-станет вре-е-емя рас-с-справить крылья. Небо жде-е-ет тебя-я-я, – донесся шепот из тумана. – Ос-с-сень. Все изменит ос-сень.

Восьмого октября тысяча девятьсот сорок первого года вышел указ о создании женских авиационных полков.

Альбина и Элоиза, не раздумывая, записались на отбор кандидаток, и вскоре их встречал город Энгельс.

Конец мая 1942 года, Сальские степи

Если судьба связала вас, ей все равно, доходят ваши письма друг другу или нет. Вопреки всему, нити ваших дорог все же соединятся, даже если однажды показалось, что они навеки разошлись. В октябре сорок первого года поезд привез Элоизу и Альбину в Энгельс, где им предстояли месяцы обучения военной авиации вместе с другими девушками.

Самым первым делом в парикмахерской гарнизона девушкам пришлось расстаться с роскошными косами, оставив длину чуть ниже ушей.

– Волосы – это такая мелочь, девчонки! Еще отрастим после войны хоть до пояса, если захотим. Лишь бы ноги-руки целы были, – подбадривала всех Элоиза.

– И лицо, – добавила Альбина. – Это мужчин шрамы украшают. С девчонками другая история…

Элла с Алей даже не подозревали, что эта дорога верно и неотвратимо ведет их к самой важной для них обеих встрече. Несколько месяцев учебы пролетели стремительно, и в конце мая сформированный женский авиаполк, единственный в своем роде, уже прибыл на фронт. Его включили в состав ночной авиадивизии.

Девушки, несущие под крыльями своих бипланов смерть всем убийцам. «Ночные ведьмы» – так их будут называть немцы, боясь их налетов как огня. Этих юных девушек не пугал ни свет прожекторов, ни зенитный огонь противника, ни сама смерть, что дышала им в спину. У войны не женское лицо, но это было время, не оставившее выбора, и они встали в боевой строй наравне с мужчинами, на время оставив девичьи мечты.

Связь через письма с Кирианом и Дарием к тому времени волей обстоятельств прервалась, но Элла и Аля еще не подозревали, что в той самой авиадивизии вновь повстречают тех, о ком трепетало сердце.

Как же безгранично удивились Дарий и Кириан, когда в строю девушек в одинаковых мужских гимнастерках, пилотках и с коротко остриженными волосами они узнали тех самых двух девчонок – Элоизу и Альбину, с которыми их свел тот самый длинный день в году. И как бы жизнь их ни разводила, крепкая нить словно связала их на расстоянии. Дарий верил в судьбу, как и Кириан. Интересно, а Элла и Аля верили? Присмотревшись к Альбине, Дарий едва сдержал возглас удивления, ведь теперь девушка стала оборотнем! Что ж, значит, ей все известно о мирах. А это снимает множество проблем и недомолвок.

Они не могли дождаться команды «вольно», и как только она прозвучала, сразу же рванули друг к другу – Дарий к Альбине, Кириан к Элоизе. Теперь они никогда не расстанутся.

«Навс-сегда-а-а», – тихо шептал степной ветер в зеленых кронах тополей.