Глава 7

Квин освободил номер в мотеле «Отдых туриста» и около восьми вечера поехал к матери. У дороги на Итаку припарковал «хонду», которую вел впервые. Когда постучал в дом, дверь была приоткрыта, работал телевизор. Его звук был приглушен, и Квин услышал шаги до того, как женщина с сыном Кэдди на руках открыла дверь. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать Анну Ли Эмсден, с которой он был знаком десять лет, с двенадцати до двадцати двух. Теперь это была миссис Люк Стивенс. Вот так неожиданность! Но Анна вроде не особенно довольна его появлением, подумал он. Она, хотя и была старше Квина, выглядела моложе своих лет благодаря томным карим глазам и светло-русым волосам, собранным в «конский хвост». Женщина была одета в безукоризненно чистую белую футболку и джинсы. Ее туфли были сброшены у входа в дом. Анна и теперь оставалась такой же небрежной и вальяжной, какой была подростком. У нее были нос с горбинкой и длинные сильные ноги. Ими она отталкивалась, когда прыгала в речку или на протянутые в ожидании руки Квина.

– Неужели армия отучила тебя разговаривать? – спросила она.

– Не ожидал тебя увидеть.

– Твоя мама побежала в супермаркет. Я сказала, что побуду с Джейсоном.

– Рад тебя видеть.

Квин снял бейсболку и пошел вслед за Анной. Она усадила Джейсона перед телевизором, на экране которого мультяшный малыш старательно выговаривал слова: cat, hat, rat. Малыш с улыбкой повернулся к Квину, затем снова к телевизору.

– Твоя мать говорила, что ты остановился в мотеле.

– Я несколько раз посещал ферму дяди.

– Я слышала, что она стала твоей.

– Это открытый вопрос.

– Рада видеть тебя, Квин. – Анна Ли улыбнулась, но как-то мимолетно, отводя взгляд и поджимая губы.

Она пошла в комнату родителей Квина, где распустила свой «конский хвост», позволив волосам рассыпаться по плечам, и вернулась. У нее была красивая спина, тонкие руки и изящная шея. Квину все это очень нравилось. Он знал, что это чувство не пропало, ждал его и не корил себя за него.

– Твоя мать надеялась, что ты останешься у нее, – сказала Анна. – Она даже купила пиво.

– Слава богу.

– Оно теперь продается в городе.

– Мне нужно было вернуться сюда раньше.

– Был этот чертов конфликт с баптистами, но он закончился. Теперь у нас бар в центре города.

– Цивилизация.

– Люк сейчас там. Он сказал, что имеет к тебе серьезный разговор.

– О чем именно, не сказал?

– Кажется, что-то о твоем дяде.

Их взгляды встретились. Квин снова улыбнулся ей. Анна взяла Джейсона, посадила на колени и прижала к себе. Мальчонка был поглощен телеэкраном, мультяшный малыш теперь считал до десяти. Квин думал о Кэдди, гадая, во что она вляпалась. Он знал, что у него с матерью большие расхождения в оценке образа жизни его сестры.

– Твоя мама боится, что ты зол на нее.

– Я не зол.

– Ты мог бы пожить у нее. Она не понимает, почему ты остановился в этом дрянном мотеле.

– Я встаю в любое время. Могу всех разбудить в доме. К тому же ребенок…

– Может, ты останешься на ужин?

– А как называется бар?

– «Южная звезда».

– Пожалуй, сначала я немного выпью.

– Ты можешь перебить аппетит.

Квин прошел на кухню и принес бутылку «Будвейзера», заметив, что его фото на фоне лагеря «Феникс», которое он привез из взвода, теперь прижато магнитом рядом с несколькими фото Джейсона и вырезками из газет об Элвисе Пресли. Квин вернулся и сел на диван. Джейсон развернулся, посмотрел на Квина, но, не увидев ничего интересного, снова повернулся к телевизору.

– В детстве мне казалось, что мы с Элвисом родственники.

– Твоя мама говорит, что встречалась с ним однажды.

– Она коснулась его руки, когда он выступал в концертном зале Mid South Arena, – пояснил Квин. – Это было во время исполнения «Я не могу не влюбиться в тебя». Она хранит шарф, который ей передал Пресли. Хранит в особом ящике из кедра.

Анна Ли устроила Джейсона на коленях поудобнее, вытянув свои длинные ноги и шевеля кончиками пальцев. Она повернула изящную шейку, чтобы взглянуть на Квина. Тот почувствовал смущение, заметив, что голубой ковер, фигурки Элвиса и даже этот старый телевизор не изменились с тех пор. Тогда они с Анной смотрели какую-то телепередачу. Неумолимо приближался ее конец. Они ждали, когда его мать покончит с остатками белого вина и отправится спать. Затем тайком пробрались в его спальню, настолько желая друг друга, что едва могли перевести дыхание. Этому способствовали тишина и спокойствие в доме.

– Ты еще со мной, Квин?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Ты выглядишь так, словно снова утратил способность говорить.

– Пора в «Южную звезду».

– Останься на ужин, – попросила Анна. – Ты успокоишь мать. Люка там нет. Мы пойдем туда позже.

Квин допил «Будвейзер» и взял ключи от пикапа.

– Рад был повидаться с тобой, Анна.

– Ага, встретимся еще через шесть лет.

«Южная звезда» расположилась на северной стороне городской площади между пунктом размена чеков и едва державшимся на плаву старым салоном красоты. Сама мысль о существовании бара в Иерихоне была настолько непривычной, что Квин не сразу решился заказать пиво. Он был еще более смущен, когда барменша, миниатюрная девица пяти футов роста, которой было не более двадцати одного года, в одно мгновение перечислила все марки имеющегося в баре пива, разливного и в бутылках. Квин заказал марку Reb Ale, когда заметил Люка Стивенса, спящего у стойки, в то время как барменша откупоривала для него бутылку пива.

– Надеюсь, ты повидался с Анной Ли? – спросил Люк, в знак приветствия помахав рукой.

– Она сказала, что ты хотел поговорить.

Ростом Люк немного уступал Квину. Худощавый, с пышными каштановыми волосами, он носил рубашку и пуловер с угловым вырезом на груди. Квин знал Люка с первого класса школы, но никогда не считал его близким другом. Одно время, во время учебы во втором классе, отец Люка сказал Джин Колсон, что было бы лучше, если бы ребята больше не играли друг с другом. Это случилось после драки из-за игрушки, в результате которой Люк оказался с подбитым глазом.

– Ты что будешь пить? – поинтересовался Люк.

Квин показал ему бутылку Reb Ale и занял место рядом с ним.

Серебристый проигрыватель, настоящий, на сорок пять оборотов, воспроизводил песню Чарли Прайда «Поприветствуй утром ангела поцелуем».

– Смутьян Тиббехи снова в городе.

Квин улыбнулся, вспомнив, как Люк попал на доску почета и мог стать председателем класса. Он не относился к тому разряду подростков, за которыми гоняются копы всякий раз, как только их увидят, которые разъезжают на пикапах вокруг площади и которые не посещают церковь каждую неделю, даже если не болеют.

– Самый настоящий бар, – похвалил Квин.

– Это еще не все. Организовал и кафе при солярии.

– Из-за этого ты вернулся сюда?

– Нет, – сказал Люк. – Просто люблю хороший заработок и приятную работу.

Люк усмехнулся. Эта усмешка напомнила Квину Люка-школьника, его убежденность в том, что он добьется большего успеха, чем другие. Люк всегда полагал, что парни, подобные Квину, Уэсли и Буму, будут оплачивать бензин на его автозаправке. Но разве можно не уважать парня, который возвращается, чтобы занять место отца, единственного приличного врача в городе, организовавшего клинику для бедных, в то время как он мог жить в Джексоне или Мемфисе либо остаться в Новом Орлеане, где учился в медицинском колледже.

– Как мама?

– Прекрасно, – отозвался Люк. – Они с твоей мамой отличные подруги, обе вдовы и так далее.

– Моя мать не вдова, – возразил Квин. – Она просто говорит, что отец умер.

– Ты не шутишь?

– Увы, это печальная истина, – подтвердил Квин. – Она занимается этим с тех пор, как мне стукнуло двенадцать.

– Что с ним случилось?

– Не знаю и не хочу знать.

– Помню, как все ребята заглядывались на него, – мечтательно произнес Люк. – Я имею в виду время, когда он привез с собой ту актрису и они участвовали в рождественском параде. Как ее звали? Она выступала в комедийном шоу вместе с Бертом Рейнольдсом. У нее были большие сиськи.

– Это не было особенно радостным событием в доме Колсонов.

Люк перегнулся через стойку, подзывая барменшу-коротышку. Проигрыватель затарахтел и остановился. Затем он стал с шипением проигрывать другую виниловую пластинку. На этот раз Пэтси Клайн исполняла песню «Прогулка после полуночи». Ритм мелодии перенес Квина в прошлое. Он вспомнил Анну Ли и себя на футбольном поле, совершенно голых. Они целовались, когда фары машины ее отца осветили его сзади.

– Квин? – позвал Люк, передавая ему кружку свежего пива. – Держи.

– Благодарю.

Люк похлопал Квина по спине и сказал, как он был огорчен и как уважал его дядю. Сообщил, что в прошлом году ходил охотиться вместе с дядей на перепелов и даже немного порыбачил с ним прошлым летом. Сказал, что никогда не замечал у дяди признаков депрессии.

– Он их скрывал. Твой дядя вел себя отлично.

– Может, у него была какая-нибудь болезнь?

– Не замечал этого.

– Разве ты не врач?

– Мне неплохо удается и работа следователя, – констатировал Люк. – Но это не то же самое.

– Ты находишь странным его смертельный выстрел?

– Ты имеешь в виду рану? – Люк покачал головой и отпил немного виски.

– Лили сказала, что входное пулевое отверстие не имеет значения.

– Имеет, если ты пьян до такой степени.

Рядом с ними за стойку сели две женщины из маникюрного салона. Люк представил Квина как старого приятеля, рейнджера и национального героя. Квин не понял, похвалой или сарказмом была последняя из трех характеристик.

Он вновь занялся своим пивом, но через несколько минут спросил:

– Итак, зачем ты хотел встретиться со мной, Люк?

Они сидели рядом. Барменша поставила перед ними еще пару кружек, они обрадовались этому, хотя и не делали заказа.

Проигрыватель переключился теперь на песню Лоретты Линн, в которой она советует старине Дуу (ее супругу) не приходить домой пьяным, думая при этом о любви. Примерно на середине песни в бар вошла Анна Ли. В дверях ее остановили две женщины, игравшие в дротики.

Анна переоделась в туфли на шпильке и расшитые блестками джинсы. Она помахала рукой мужу.

– Мне не хочется, чтобы ты чувствовал себя в неудобном положении из-за Анны Ли.

– В каком положении? Она ведь твоя жена.

– Было бы лучше, если бы мы пили у тебя дома.

– Разве этому что-нибудь мешает?

Люк улыбнулся. И Квин понял, что не обо всем здесь можно говорить. Нельзя говорить, когда Анна стоит в нескольких шагах от них. Все в городе знакомы ей. А Квин не знает почти никого и лишь гадает, кто бы это мог быть. В «Южной звезде» было тесно, шумно от смеха и пьяных разговоров. Обычно Квин сторонился баров, потому что в них начинались все конфликты.

– Если ты был следователем, то много работал с моим дядей.

Люк кивнул в знак согласия.

– Я слышал, работа удручала его.

– Мне известно, что он употреблял наркотики.

– Не помню, чтобы он злоупотреблял наркотиками, – усмехнулся Квин, отхлебнув пива. – Кроме того, я сам курил это зелье.

– Большинство проблем, с которыми я сталкивался как врач, связано с метамфетамином, – сказал Люк. – Я имею в виду заброшенных или совращенных детей, женщин, которых избивают мужья. Твой дядя имел дело с другими людьми, теми, которые обчистили мистера Варнера, украли акустическую аппаратуру на пятьдесят баксов, или теми, которые пытались стрелять в его помощников. Их называют рабочими кокаина. Иногда мне хочется, чтобы меня посадили в обитую войлоком палату и дали попробовать эту фигню. Должно быть, получаешь какой-то кайф, когда продаешь душу дьяволу.

– В Афганистане выращивают кокаин, как у нас – хлопок. И армии строго приказано не вмешиваться в это. Не хотят раздражать полевых командиров.

– Ты побывал во многих боях?

Квин пожал плечами. Анна Ли села между ними, взяла стакан Люка и опорожнила его. Люк рассмеялся и схватил ее за задницу.

– У тебя нет пистолета.

Анна вскрикнула и отбросила его руку.

– Мне лучше уйти, – сказал Квин.

Люк извинился и поплелся в туалет под новую печальную музыку «кантри», которую играл проигрыватель. Анна толкнула Квина локтем в ребро с мягкой улыбкой на устах.

– Трус.

– Что это означает?

– Какое значение тебя устраивает?

– Спокойной ночи, Анна.

Квин добрался до заправки Дикси перед ее закрытием на ночь. Под вывеской «Добро пожаловать, охотники» приобрел упаковку из шести банок пива, расплатился и поехал по проселочным дорогам. Такой способ передвижения называли, бывало, ездой на машине с низкой посадкой, хотя все эти водители имели пикапы с высокой посадкой. Но все равно они ехали по грунтовой дороге медленно и осторожно, поглощая банки пива одну за другой, держась в стороне от основных дорог, где попадается полиция. Можно было остановиться у какого-нибудь деревенского кладбища, выйти из машины, покурить, отлить, сесть обратно в автомобиль и, выруливая по колдобинам туда, куда вам нужно, вдруг обнаружить, что потерялся и, возможно, заехал в другой округ.

Квин не мог потеряться.

Он предпринимал для этого адские усилия, но даже после третьей банки пива округ Тиббеха оставался знакомым и понятным, как дорожная карта. Квин выехал к Натчез-Трейс и, открыв новую банку, решил некоторое время держаться этой исторической тропы индейцев. Впервые за несколько лет он смог наконец расслабиться. Как взводному, ему приходилось довольно часто сдерживать себя, когда его парни начинали буянить. Квин останавливал драки и доставал деньги под поручительство. Ему приходилось быть стойким и ответственным, между тем в ряде случаев именно взводный сержант предавался пьянству больше, чем кто-либо другой.

Нельзя сказать, что, будучи рядовым, он отличался особой дисциплиной. Рядовые всегда склонны к глупостям, и он не был исключением. Вскоре после получения им нарукавной нашивки рейнджера 3-й батальон оказался у взлетной полосы в Омане, ожидая вылета вместе с парнями из наиболее элитных в мире частей спецназа. Большинство из этих парней закалились в боях и были старше, чем Квин сейчас. Они взаимодействовали с рейнджерами, которые не доросли даже до умения выпивать.

Через несколько дней один озорной рейнджер решил надеть черное зимнее обмундирование и маску «балаклава», взять с собой сюрикены, сделанные из копенгагенских банок, и нунчаки, изготовленные с использованием клейкой ленты и парашютной стропы. Пока рейнджеры сидели в палатках, обсуждая опасные секретные задания, этот рейнджер-рядовой, одетый во все черное, стал швырять в них копенгагенскими банками и кричать: «Ниндзя!» – перед тем как сбежать.

Офицеры так и не установили личность этого парня в черном. Но кем бы ни был парень, он стал легендой батальона.

Квин улыбнулся про себя и резко свернул к речке. Далее он поехал по гравиевому пути к подъездной дорожке на ферму. Остановив машину, захлопнул за собой дверцу кабины пикапа и оперся о переднее крыло, чтобы помочиться. Он продолжал улыбаться, воображая этого ниндзя.

Закончив отправление естественной надобности, Квин поприветствовал луну и достал из кабины две оставшиеся банки пива. Одну он открыл сразу, другую приберег на ночь. На полпути к темному дому он услышал лай собаки. Сначала подумал, что Хондо загнал какого-то енота на дерево; меньше всего ему хотелось сейчас идти полмили, чтобы спасти напуганную жертву.

Лай звучал часто и отрывисто. Затем он услышал мычание коров.

Потом голоса на пастбище дяди.

Квин побежал в дом и извлек старый винчестер 45-го калибра с рычажным механизмом затвора. Затем пошел по дороге, вдоль длинного темного тоннеля, образованного подвижными гибкими ветвями над головой. Коровье мычание слышалось громче. Хондо продолжал лаять.

Квин взял ружье наперевес, дослал патрон в патронник и продолжил движение. Хондо юркнул под колючей проволокой и побежал рядом с Квином. От подножия холмов дул холодный ветер.

У забора Квин смог различить трех человек, затем еще двух, загонявших коров при помощи пинков и ударов в длинный проржавевший трейлер. Квин прошел вдоль канавы и взялся рукой за кедровый столб. Постоял в таком положении добрых пять минут, поглаживая уши Хондо, пока один из злодеев не заметил его и не ткнул своего соседа в ребро.

Они не были фермерами. Трое из них были просто бритоголовыми пацанами в рваных куртках. Еще одного тучного мужика с бритой головой, жидкой рыжей бородкой и татуировкой, расползшейся по шее, Квин счел заправилой всего мероприятия, исходя из того, что он вел себя как босс. Еще один был пожилой высокий костлявый человек с глубоко посаженными темными глазами. Он носил камуфляжную куртку без рубашки. Куртка была усеяна всякого рода нашивками и символами.

Квин отнял руку от Хондо и помахал им:

– Привет.

Костлявый отделился от всей группы и занял место между ней и Квином.

Квин двинулся к нему вместе с собакой в свете луны. Он свободно держал ружье в левой руке.

– Вечер… – вот все, что пришло ему в голову сказать.