Запах пшеничной каши меня неотступно преследовал – слабый, но неотвязный. Да, очевидно, на молоке. Соленая, с травами – или с сушеным яблоком и медом? Я поворочался. Странное чувство – то ли тошнота подступает, то ли дикий голод от этого запаха. Так и не решив, я воткнулся носом в подушку и в конце концов провалился в сон.

Когда меня разбудили – то ли я проспал больше суток, то ли всего половину хода солнца по небу – то принесли той самой каши и питья из шиповника, меда и красного вина. Каша была соленая, с сыром и корицей, и изрядно остывшая. А вот питье – теплое, почти горячее.

Есть я хотел зверски, поэтому проглотил и то, и то.

А еще, покуда я спал, мне успели туго перетянуть повязкой грудь – значит, ребро все же сломал. В остальном я чувствовал себя весьма неплохо.

Только покончил с трапезой – еще новости:

– Счастливчик, эй, ну ты, с корабля! С тобой тут начальник стражи хочет говорить, и Менгор пришел, пойдешь с ним? – мальчик-помощник лекарей, Жан, что ли, его звали – всунулся в дверь.

– Пойду, – кивнул я. Похоже, судьба выдала мне новое имя.

Жан выдал мне мою одежду – ее почистили и, как могли, починили, но все равно я чувствовал себя оборванцем. Собравшись, вышел на крыльцо. Поглядел на ожидающего меня Менгора, снаряженного добротно и опрятно – и пошутил, что хоть ради новой одежды записывайся в стражу. Тот ишь дружелюбно пожал плечами:

– А почему нет? Меч, лук держать умеешь?

– Умею, – чуть удивленно отозвался я, поняв, что действительно умею. И уверенно закончил: – И копье, и двулезвейник даже. А вот что-то кроме – наверное, придется учиться.

Менгор покосился на меня с не то удивлением, не то одобрением, и кивнул.

Впрочем, я не собирался пока ничего решать. Зачем я вообще про стражу ляпнул, я не особенно понимал. Вспомнить бы, что ли, здесь я жил или нет? И чем вообще занимался? Умение фехтовать говорило еще мало о чем, скорее всего.

Так или иначе, а разговор с главою стражи Д'Лагрена вышел скомканный – я мало что мог связно рассказать, мои смутные измышления он вытягивал из меня, как рыбак лососей, по одному, в конце концов махнул рукой и предложил пару мест, где я мог попытать удачи с добычей жилья и денег на первое время, если решу остаться в городе.

Выбор не то что бы впечатлял: зеленщица, которой требовалась помощь в тяжелой работе по саду, торговая лавка – заниматься подсчетами, таверна, которой нужен охранник… все в таком духе. Я сперва думал, что мне все равно, чем заняться – но оказалось, нет.

Несколько дней я бесцельно бродил, знакомясь с городом и не самыми широкими возможностями устроиться в нем, предложенными мне лордом Галвэном – стражу города возглавлял именно он, и он же входил в число тех, кто городом управляет. Не единолично, конечно – но в городской совет он входил. Город мне, скажем честно, нравился. И чем дальше, тем больше крепло то первое мое чувство… знакомого. Видимо, я правда жил или прямо здесь, или в месте, очень похожем на Д'Лагрена. Увы, моя память отказывалась меня снабжать хоть каким-то намеком на то, нахожусь ли я на правильном пути. Даже имя города ничем не отзывалось в душе – как, впрочем, почти все названия городов и стран, что я слышал от народа после того, как очнулся на морском берегу.

Пару дней я занимался разной ерундой, питался абы как, зачастую вообще забывая, что мне это необходимо, – а на третий пришел обратно в Стражу.

Я понял, что шутка, которой я поделился с Менгором, не была шуткой. Почему-то из всех, с кем мне удалось свести знакомство, он сам да лорд Галвэн вызывали у меня наибольшее доверие. И – как ни поверни – а идти мне было по сути некуда. И… не хотелось. Вот это «не хотелось» меня смутно тревожило, если честно. Вероятно, некоторая апатия моя произросла и от того, что я не только проскользил по самой границе жизни и смерти, но и уже слишком долго не знал, куда приложить свои силы и самого себя, чтобы… быть нужным? Полезным? Делать что-то нужное для всех? Наверное, да. А раз так – что ж, еще один стражник не будет лишним. По крайней мере, я и правда умею фехтовать. Да и ребра скоро срастутся, до следующей луны сниму повязку, а там хоть на дальних трактах разбойников ловить – лишь бы при деле быть.

И вот – меня записали в добровольцы, и я сменил свою потрепанную одежду на форменное облачение. Теперь у меня были темно-серая туника, коричневые штаны, крепкие ботинки с высоким верхом, и двухцветный, наполовину серо-голубой, наполовину темный, вайдово-синий капюшон-худ с широкой, лежащей на плечах, круглой пелериной, украшенной городским гербовым шевроном.

На следующий день я уже заступил на службу. Знакомиться с городом по-настоящему, как пошутил капитан Менгор. И знакомство это началось с дежурства на стенах.

Стены Д’Лагрена росли кругом от древней башни-крепости, той, что была первой заложена на месте будущего города. Обнимали скорлупою ореховое ядро города, защищали его – явно не только от холодных ветров из с севера. Они были из серого камня, довольно-таки высоки и крепки. Новый Этен ни с кем не воевал – нынче, по крайней мере – но стены… стены. И крепость. Мы привыкли к угрозам, мы не могли жить без стен – я сейчас уже говорю «мы», потому что, пусть я и не помню, но я чувствую, что это так. Менгор и его отряд, лорд Галвэн и я были одной крови, не только как дети одного народа, но и как те, кто знает, зачем нужны крепости и оружие. Мы привыкли к мечам, стрелам и стенам. Что ж. Я не знаю, жили ли мы – наш народ – когда-либо иначе. И жил ли вообще кто-то иначе в этом мире. Мне казалось это само собой разумеющимся – наверное, не останься я без доброго куска своих воспоминаний, я бы даже не задумался об этом.

Сегодня со мной отправился в дежурство Тезвин – один из парней, что вместе с Менгором нашли меня тогда на берегу. Он был дружелюбным и неболтливым малым, этот Тезвин – и нас в последствии часто станут ставить дежурить в паре, мы здорово сработаемся… но это будет позже. Пока что для меня его лицо было был малознакомым, но не совсем чужим, а я для него, судя по всему, являл весомый источник любопытства.

Тез был темно-рус, ростом пониже меня и малопримечателен с виду – лицо спокойное, если не сказать сонное, глаза вроде как даже не смотрят на собеседника, губы строго сжаты. Но неприветливым или сердитым он не кажется – такому бы в разведку, подумал я уверенно. Если не всматриваться внимательно, так и не увидишь, что за полусонными серыми глазами – взгляд цепкий, как орлиные когти.

– Грозу надует скоро. Покружило-покружило давешний шторм, да снова к нашим берегам гонит, – Тезвин сощурился в горизонт.

Мы стояли на стенах, посматривали на дороги, бегущие песчаным шелком лент прочь от города.

– Авось выдохся уже. Шторм-то, – заметил я.

– Да хорошо бы, – Тез пожал плечами тогда. – Только гроза точно будет. Надеюсь, обойдется без еще кораблей на камнях! Мало кто еще окажется таков, как ты – Счастливчик!

Я засмеялся – прозвище, походя прилепленное Менгором, явно собиралось стать моим вторым именем. Я не был в особенном восторге, но возражать не стал – что же, может, судьбе виднее.

Я снова окинул взглядом округу: и небо, баюкающее в себе грядущую грозу – густая синь у горизонта, густые высокие шапки облаков, где белизна и индиго перемежают друг друга; и сухие покуда светлые полотна дорог, прорезающие зелень луговин, полей, перелесков – сквозь густую зелень садов за городом они текут, ныряют и петляют, ползут по ним пятна облаков; и роскошь тех самых садов – о, как они, верно, цветут по весне! Да и сейчас, в первой половине лета, тоже приятно взглянуть – вон яблони, их кроны круглы, и они точно прячут в листве плоды, что еще не налились. А над вишнями машут шестами мальчишки – гоняют птиц. От вишен ломятся прилавки на рынке, год нынче изобилен – и чтоб изобилие это тянулось дольше, мелькают привязанные к шестам обрывки тряпок и платков.

Мир вокруг был прекрасен – я смотрел сейчас на него так, как будто долгие годы сидел в подземельях. На все – на птиц и шесты, сады и облака, дороги и дальние поля, перелески и синюю полоску горизонта, за которым… а что за которым?

– Дорога на Наран, – я ткнул открытой ладонью в сторону одну из лент на пути.

– Ага, – Тез согласился со скучающей ленцой.

А я через миг едва не подскочил на месте, осознав, что только что произошло. Я вспомнил! Название! Вспомнил название и место!

– Погоди, так ты что-то помнишь? – Тезвин понял, отчего я рывком подался вперед, приник к зубцу стены, сильно свесившись через край, и прикипел взглядом к расстилающейся впереди панораме.

– Я… не знаю. Я не знал, что это дорога на Наран, пока не сказал этого. И ты подтвердил, и значит – я правда помню! – Я ликовал.

– Отлично же! – напарник ободряюще улыбнулся. – Ну вот, а говорил…

– Но, кажется, это все, – я погасил свою радость, когда на попытку выдрать из-под темного полога забвения еще что-то память вновь ответила молчанием. – Например, вот что там? Я не знаю.

Я махнул рукой в противоположном от самой южной ленты – дороги на Наран – направлении.

– Горы? – предположил я.

– Верно. Аскалонские горы, – кивнул Тезвин. – А говорил!

– Я просто угадал. Там густая синева и оттуда тянет холодным ветром который день. Горы. На севере всегда положено быть горам, – я пожал плечами. – Разве нет?

– Если ты вырос в Этене, то да, – Тезвин кивнул. – Ты здешний, Рудольф?

– А похож?

– Похож.

– Наверное. Может быть. Я не помню детства – ты знаешь, не то что бы совсем. Но ворованные яблоки из чужого сада и пригоршни спелых слив по осени, верно, были в жизни каждого мальчишки!

Тезвин усмехнулся:

– Да уж, не густо. А вот у меня в детстве была собака – такой здоровенный черно-подпалый кобель с рыжими бровями, я его звал Тангу…

– Нет, собаки у меня не было, – с сожалением отозвался я. Почему-то мне сделалось неприятно говорить об этом, ветру одному ведомо, почему.

Разговор увял вовсе, когда я, заметив вдали на одной из дорог повозку, постучал в медный блин, вделанный в пол, пяткой копейного древка. Внизу, на ближайших воротах, услышат, и будут готовы к гостям. Всего-то торговая повозка – селянин с возком ранней капусты и прочей нехитрой снеди, уплатил малую монетку и отправился дальше, но я отчего-то прилип взглядом к этой простой сценке и наблюдал за собравшимися внизу так, точно от их поведения зависела моя жизнь. Как поселянин – нестарый еще человек – кивает соломенной шляпой на слова старшего на воротах, как неспешно передает им положенную плату, как машет рукой куда-то себе за спину, наверняка рассказывая некую новость, как один из стражей спрашивает что-то и приезжий снова кивает, а на второй вопрос уже отрицательно качает головой, как взбирается обратно на возок и правит своей серой некрупной лошадью… Может, я пытался вспомнить еще что-то, да только ничего особого так и не вспомнил.

Махнул рукой, снова поглядел – дорога на Наран. Горы к северу – если ты вырос в Этене, то они обязаны там быть, непременно.

– Тезвин, – позвал я.

– Можно просто – Тез, – отозвался он.

– Расскажи про свою собаку. Про детство, про город. Или… или вообще про что угодно. Я же почти ничего не знаю, только вот как себе подобных бить чем потяжелее, – я тряхнул копьем.

Мне здорово надоело играть в засланного шпиона в, судя по всему, действительно родном мне краю, и решительно взялся это исправлять.

– Давно бы так, – Тез улыбнулся и принялся рассказывать, а я внимательно слушал. Это будет не первое и не последнее наше такое дежурство.

В одиночку я выйду на улицы или на стену еще ох как не скоро. Но когда этот день настанет, я буду твердо уверен – я действительно этенец. Это мой дом. И я в него вернулся.

Я, Рудольф, и на самом деле Счастливчик.