В середине июля, когда цвели душистые цветы, заколосилась уже золотая нива, и сбор урожая пшеницы и озимых должен был начаться со дня на день, ночью в село неожиданно пришла зима. Сначала подул сильный ветер, затем полил страшный дождь как из ведра, и вдруг с неба посыпался самый настоящий град. Он шёл стеной. Погодная аномалия в середине лета напугала всех сельчан. Люди повыскакивали из своих изб, кто в чём спал, и стали молить небеса успокоиться, не нести голод, не губить урожай. Народ реально понимал, что шанс выжить – перенести заморозки остаётся только у овса.

А что же наша сельская ведьмочка? Оказывается, не только людей могла лечить Маруся. Переданная через двенадцать поколений ведьм родовая сила давала ей шанс испытать своё влияние на атмосферные явления.

Моя бабушка на минуту задумалась и кинулась топить печь. Вскоре из трубы её избы повалил густой чёрный чад, поскольку дрова были сырыми. Она прочитала заговор, и дым развернул своё направление на совхозные поля. Затем бросилась к сельчанам, крича, что нужно нести влажную солому, сено, ветви деревьев, дрова и поджигать костры с подветренной стороны полей на расстоянии пяти метров, чтобы обеспечить именно стелющийся над землёй чад.

Её послушались: в тот момент она ассоциировалась у людей с какой-то мощной генерирующей силой, организующей спасательную операцию. Все от мала до велика трудились в поте лица всю ночь. Наутро или стихия устала бороться с самоотверженностью сельчан, или Всевышний услышал мольбы человеческие, но взошедшее солнышко ласково раскинуло свои лучи и обогрело поля, не оставив и намёка на бушевавшую непогоду. Урожай удалось спасти. Бабулю зауважали ещё больше.

По сути, она стала сельским лекарем без медицинского образования. Но её знания помогали во многих экстренных случаях. Там, где Маруся видела, что сама не справится, что нужна помощь врачей, она сразу отказывалась помогать и велела ехать в ближайший посёлок или в город к докторам.

Вскоре про Марусин дар знахарки знали уже и жители соседних сёл. Привезённые немощные на телегах часами терпеливо ожидали своей очереди. К Марусиной избе тянулись всё новые и новые больные…

Она снимала порчу, избавляла от заикания, от тиков и вздрагиваний, приобретённых при испуге. Доводилось ей выступать и в роли акушерки, принимая срочные роды, спасая жизни и ребёночка, и матери.

Умела Маруся и карты раскинуть, чтобы рассказать, что было, что есть, а чего ожидать в будущем. Её труд приносил ей одновременно и радость, и большие потери собственной энергии, направленной на исцеление больных. С каждым разом ей требовалось всё больше и больше времени, чтобы восстановить свои жизненные силы для приёма новых больных.

Она была душевным и светлым человеком. Но женского счастья познала так незаслуженно мало… В её памяти оставался образ любимого Мартина. Ей невыносимо больно было, что нет рядом его могилки, за которой она могла бы ухаживать и на которой могла бы делиться с супругом всеми своими радостями и горестями.

Её дочери подрастали, и их неудержимо тянуло в город. Они мечтали получить образование, выйти замуж, нарожать детишек и совсем не хотели оставаться работать на селе. Маруся не стала им мешать, зная, что их выбор – это их решение и их цель.

Так постепенно одна за другой и выпорхнули девицы из родительского дома, отправившись на учёбу в Тюмень.

Осталась Маруся жить вдвоём с сыночком Володей. Ему уже исполнилось двенадцать годков, и стал он к этому возрасту походить на своего батьку один в один. Он рос помощником матери. Вместе они бродили по утреннему лесу, в котором Маруся особым чутьём отыскивала нужные целебные травы, а сынок собирал грибы и ягоды: они его заботили больше, чем трава. Он частенько отпрашивался у Маруси погулять с деревенской детворой на часик, но пропадал на целый день, то строя шалаш в лесу, то рыбача с мальчишками на самодельную удочку на водоёме. Принося домой улов карасиков, маленький мужчина гордо передавал мамке свою добычу, демонстрируя, какой он добытчик в семье.

В один из дней, когда сынок убежал рыбачить, сердце Маруси вдруг резко защемило, стало не хватать воздуха, а затем в душе всё оборвалось. Предчувствуя дурное, она выскочила на порог избы и увидела бегущих со стороны водоёма соседских пацанов.

Ей не нужно было слов. Она знала, просто ведала уже, что жизнь принесла ей новое страшное горе. И это горе – пережить собственного ребёнка. Она метнулась к водоёму. На берегу лежал её Володенька… её кровиночка… её любимый ребёночек…

Она видела картинку того, как это случилось: «Вот кто-то предложил искупаться, нырнув с крутого берега. Вот сынок ныряет вниз головой, но ударяется под водой об откос берега. У него сломан позвоночник… он ещё жив, но недвижим… никак не удаётся всплыть… руки и ноги отказали… постепенно запас кислорода в лёгких заканчивается, и они наполняются водой. Мальчишки с берега высматривают, где же вынырнет Вовка, завидуют, как долго он может задерживать дыхание. Затем они пугаются, чувствуя неладное, и ныряют в воду, пытаясь отыскать его тело. Проходят невероятно долгие минуты… Наконец, у самого берега они находят друга и вытягивают его на песок. Сначала пытаются откачать, как-то привести его в чувство… но поздно… и тогда они спешат сообщить Марусе страшную весть».

Никому не пожелаешь пережить то, что навалилось на бедную мать.

После похорон сына Маруся «ушла в себя». Она никого не принимала. У неё просто не было сил. Все дни для моей бабушки стали похожи один на другой. Основное её времяпрепровождение заключалось в посещении кладбища. Она часами сидела у могилки сына, разговаривая с ним, как с живым. Случалось иногда, что на землю уже спускалась ночь и заставала Марусю, горюющую рядом с могилой. Тогда бабуля просто преклоняла свою голову на могилу и засыпала…

Сельчане сначала, конечно, сопереживали её горю. Но шли дни, месяцы, а Маруся не приходила в себя. Она всё бродила, как тень, протоптав уже чёткую тропу от дома до кладбища. Поговорка «Время лечит» не сработала, боль никак не проходила, не притуплялась.

А в это время люди из области по-прежнему приезжали к её дому в надежде получить исцеление, но, не дождавшись знахарку, недовольные, разворачивали телеги и покидали село, ворча и посылая ей проклятья.

Случилось жене местного кузнеца Прохора срочно рожать. Околоплодные воды уже отошли, начались схватки, и везти роженицу в райцентр было опасно. Разыскав Марусю на кладбище, Прохор умолял оказать помощь супруге, которая рожала в первый раз и лежала тут же в телеге.

– Не могу больше! Нет сил!!! – кричала женщина.

– Прекрати орать! Ты теряешь энергию. Потерпи, милая… Гони, Прохор, к моей избе и ставь воду на огонь! – скомандовала бабуля, выйдя из многомесячного транса.

В избе она постелила чистую простынь на длинный стол, рядом положила огромный наточенный нож и велела нести роженицу. Женщина зажмурила глаза и тужилась, от чего начинали лопаться сосуды и на слизистой оболочке глаз, и на лице.

Ощупав живот женщины, Маруся поняла, что дело плохо. Дитя заняло неправильное положение и лежит вниз попкой, а не головой. Стремительные потуги не прекращались. Ребёнок двигался наружу, и шансы принять его живым равнялись нулю.

Неожиданно потуги прекратились. В это время младенец уже наполовину вышел наружу. Видно было, что выше пояса его тело обвито пуповиной, наверняка закрутившейся на тоненькой шейке.

– Однако, придётся вынимать ребёночка через живот… Прохор! – крикнула бабушка кузнецу. – Кого спасаем? Жену? Сыночка?

– А обоих никак нельзя? – в ужасе вопрошал Прошка.

– Это невозможно!

– Сына! – в ту же секунду принял решение кузнец.

Маруся велела держать женщину за плечи, вставила ей между зубов какую-то осиновую щепу и, схватив нож, аккуратным резким движением рассекла живот и матку роженице. Она тянула ребёночка обратно из родовых путей к выходу через живот матери, которая уже потеряла сознание от болевого шока. Маруся распутывала пуповину, намотанную на шее плода, и чувствовала, что дитя уже неживое. Рождённый мальчонка был удушен, ещё продвигаясь к выходу естественным путём.

Она совершила ошибку, предложив отцу право выбора борьбы за жизнь между супругой и нерождённым сыночком. Она, «сильнейшая потомственная ведьма», не смогла никого спасти!

По заявлению кузнеца после этого несчастного случая бабушку забрали в милицию на допрос. Она обвинялась в причинении смерти по неосторожности и согласно УК могла быть наказана исправительными работами на срок до двух лет и более за двойное убийство, поскольку лишены жизни и роженица, и младенец.

Кузнец, сразу потерявший и жену, и ребёнка, грозился засадить её в тюрьму. Жители села, все как один, приняли сторону Прохора. Они уже не помнили всего добра, которое Маруся делала для них, всей помощи, которую знахарка в течение долгих лет оказывала, исцеляя старых и малых от любых хворей. Наоборот, в своих обвинениях они называли её страшной колдуньей, умеющей укротить даже стихию. Припомнилось также и её поведение в последние месяцы, когда она не принимала никого из больных, приезжавших к ней из самых разных уголков области. Шептали даже, что бабуля – оборотень, что на кладбище им довелось видеть, как, подпрыгнув и перевернувшись в воздухе, Маруся обратилась в волчицу, что она давно отреклась от Христа, продав душу самому дьяволу.

До начала судебного процесса Марусю на сутки отпустили домой, чтобы проститься с родными стенами и побывать на могилках родных. Сотрудник милиции из райцентра взял на себя такую ответственность. Он сохранил к бабуле доброе отношение, поскольку она когда-то спасла его дочь от глухоты. «Куда она денется»? – подумал милиционер и обещал утром прислать в село телегу за Марусей.

Затемно добравшись до села, временно отпущенная на свободу, бабуля подошла к избе и оглядела хозяйство, нажитое веками.

Как жить дальше? Уехать к дочерям в город?

Но ей так не по сердцу городская суета… Нет, здесь её место, здесь живут её воспоминания о счастливой семейной жизни с Мартином, здесь могилка её сыночка.

Она вошла в избу, легла на лавку и, прикрыв глаза, задремала.

Во сне к ней пришла бабка Прасковья. «Ты что это удумала, внученька? Знаю, знаю про все твои горести… Собирайся живо в город! Тебе родовую силу нужно передать внучке Ирочке. Способная она, в Вальпургиеву ночь родилась. Потомственной Ведьмой в тринадцатом поколении станет ОНА! Не медли! И лесом уходи в город, тайными тропами да болотцами…» – давала наказ моя прабабка.

Маруся очнулась от вещего сна и стала собирать нехитрый дорожный скарб. «Вот и пригодилась заплечная дорожная сумка, – думала она, аккуратно укладывая только самое-самое нужное. – Вещь удобная, главное, руки свободными остаются».

Присев на дорожку, чтобы навсегда попрощаться с отчим домом, Маруся ощутила присутствие душ всех близких ей людей, кто когда-то жил в нём.

Воочию перед ней стоял супруг Мартин, пропавший без вести на фронте, рядом с ним утонувший сыночек Володенька, чуть правее бабка Прасковья, дожившая почти до ста лет и передавшая ей ведьмин дар, далее стояли, прижавшись друг к другу, её родители, убитые неизвестными в голодные годы.

Когда трупы их были обнаружены в лесу одним из сельчан, страшная картина зверского убийства открылась перед мужичком. Тела лежали полностью обнажёнными, и с них были срезаны и куски мяса, и подкожного жира. Убийц не нашли. Голод временами лишал людей разума и сочувствия. Люди просто пухли от голода. Иногда в семье убивали одного ребёнка для того, чтобы выжили остальные дети и родители. В те времена в стране процветал каннибализм, а проще говоря, людоедство, но историки в дальнейшем постараются скрыть эти факты от потомков…

Маруся смахнула набежавшую скупую слезу и, простившись с душами рода, спешно отправилась по тропинке в лес. Необходимо было торопиться. Утром за ней обещали прислать телегу.

В это время кузнец, затеявший весь этот судебный процесс, никак не мог смириться с горем. Он видел, что Маруся вернулась в село, и решил, что её отпустили вовсе, что она никак не ответит за смерть дорогих ему людей. И тогда он задумал собственную расправу, осуществить которую должен был этой ночью.

Он разминулся с бабушкой всего на пять минут. Не заглядывая в избу и пребывая в полной уверенности, что Маруся внутри, Прохор подпёр дверь тяжёлым бревном и запустил «красного петуха». Дом стоял на отшибе у самого леса, и рисков, что пламя охватит соседние дома, не было никаких.

Огонь моментально разгорелся, и пожар охватил целиком и дом, и хозяйственные постройки на участке.

Маруся спиной почувствовала дурное. Она оглянулась и увидела, как за лесом клубится дым и рвутся языки пламени с того места, где стоит её изба. Картинка того, как это произошло, чётко обозначилась в её голове. Она не осуждала кузнеца. Она понимала его.

Бабушку не стали объявлять во всесоюзный розыск, посчитав, что она погибла при пожаре по неосторожности, от искры из печи…

Дело её закрыли. Нет человека – нет проблемы. Никакого расследования по пожару не проводилось. Останки тела найти на пепелище не представлялось возможным.

Ведьм, колдунов и даже тех, кто лечит травами, не хоронят на кладбищах. Не принято. За кладбищенской оградой на неосвещённой земле уже находилась могилка моей прабабушки Прасковьи.

Сердобольный директор совхоза, ставший когда-то первым бабушкиным пациентом, посчитал, что в этом деле должен быть учёт и порядок. В гроб кинули горсть пепла с пожарища и похоронили пустой ящик за кладбищенской оградой.

Душа Прасковьи ликовала: «Уберегла Марусю! Сохранила родовую силу!»