Глава 1. Ничто и Всё в одном флаконе

Был жаркий сентябрьский день, а солнце припекало словно летнее. Знаете, говорят, что перед тем как рассветать, бывает самая тёмная ночь. Так и с погодой. Перед тем как похолодать, она в последний раз милостиво разрешает погреться на солнышке, лёжа в ещё зелёной траве и слушая мелодию ещё не улетевших на зимовку птиц.

Вот почему все окна приюта «Тихий лес» были открыты. Дети в последний раз резвились на лужайке, после утренних изнурительных уроков. Преподаватели сидели в беседке и попивали чай и неустанно следили за детьми. Среди учителей была и директриса, а также преподаватель польского языка, истории и литературы, Марила Вишневская. А также географичка, физичка Евангелина Кравчик. Презентабельный Радослав Войцеховский – учитель английского, (он и французский преподавал) и математичка Валентина Петровская, толстушка лет сорока с круглым розовым лицом. Она не жила в приюте как все остальные учителя.

Самому младшему в приюте ребёнку было четыре, и звали его Анджей, но все звали его Клюшкой, так как он один раз попал в лоб директору приюта Мариле Вишневской и тем самым сломал ей очки. В приюте было всего двадцать детей, от четырёх до шестнадцати лет и все прекрасно знавали друг друга. Детей было мало, из-за того, что последние десять лет поступило лишь шестеро детей. Десять лет назад число детей достигало сорока. Но тем, кому исполнялось восемнадцать лет, уходили, оставив свой приют, дом детства в мир взрослых проблем.

Последние восемнадцатилетки, два парня и одна девушка покинули приют в прошлом году. Хотя девушка, Августина, осталась в качестве няньки для самых младших. А Даниса повысилась в должности, став учительницей астрономии и природоведения. (Она прекрасно разбиралась в этих уроках и с детства любила астрономию.) В общем, в приюте было десять взрослых. Кроме сидящих в беседке были ещё учитель химии и биологии Анислав Зелинский молодой мужчина лет тридцати с вьющимися светлыми волосами. Он как Валентина не жил в приюте. Все девчонки от одиннадцати, сохли по этому учителю. (Да и Августина тоже.) ещё была училка арифметики и обществоведения Зофия Ожешко, женщина, прожившая полвека, худая и коренастая, но зато в отличной спортивной форме. Её тридцатилетний сын работал лётчиком.

В приюте работали ещё дядя Вась, полностью Валислав Щенкевич. Он был сторожем, учителем физкультуры, и труда для мальчиков, плотником и электриком в одном флаконе. Уроки труда для девочек преподавала Даниса. А также кухарка Владислава Судовская, пожилая женщина похожая на пирожок. Уборкой в приюте занимались кухарка, Августина и Даниса. Да и старшие дети следили за чистотой своих комнат.

Приют был большим трёхэтажным домом, построенным из красного кирпича. Левое крыло, было комнатами детей, а правое – классными комнатами.

В приюте, кроме четырёхлетки Клюшки, было ещё девятнадцать детей. Шести, восьми и девяти летки Натазя, Есения и Гавриил, две десятилетки близнецы Юзеф и Юрек, три одиннадцатилетки Амадей и Лейла с Лидией. Одна лет двенадцати Злата, две тринадцатилетки Рубен и Зарема. Елисей, Валериану и Ирена – четырнадцатилетки. А также подростки лет пятнадцати Шарль, Эмиль и Севиль, и Аниела по прозвищу Мальвина. Мальвиной её называли из-за цвета волос. В прошлом году она втихомолку купила себе в одной из вылазок в город голубую краску и покрасила волосы. Но волосы росли, так что она стала на половину Мальвиной. Досталось же ей тогда от учителей…

И самый старший шестнадцатилетний Люций, короче Юнг. Состав детей состоял не только из поляков. Из имён детей можно было понять, что в приюте есть и русские, французы, украинцы, азербайджанцы и т д.

Конечно иногда, а точнее каждый день, происходили перепалки между детьми, но в целом приют был тихим пристанищем в глуши Кабацкого леса, под стать названию.

Люций был высоким и с хорошим телосложением юношей, с загорелой кожей и рыжими всколоченными волосами. Парень он был не слишком дружелюбным, и если открывал рот, то для того, чтобы проговорить что-то не хорошее по меркам приюта. В приюте ему нравились две девчонки: Аниела (у неё были классные голубые волосы) и Севиль. (у той были классные золотистые волосы) И он пока не мог решить, кто ему больше нравиться, так что подкатывал к обеим, на всякий случай.

Мимо вихрем пронеслись мелкотня – Клюшка с Аназькой, чуть не сбив парня с ног. Тот мрачно на них поглядел. А не догнать их и дать каждому по звонкой оплеухе? Но тут, он заметил двойняшек. Сив выглядела особенно прекрасно в короткой джинсовой юбке и белой футболке. Нет, всё же Севиль красивее. И он решил, что выбирает её. Близнецы сидели у небольшого озера и кидали в водную гладь камни. Юнг подкрался сзади бесшумной походкой и резко отвесил звонкую затрещину Эмилю. Тот, от неожиданности, подскочил на месте.

– Ты что, совсем?! – заорал парень, покраснев как рак.

Люций невозмутимо так посмотрел на Миля.

– Сдрысни в куст Спица, – произнёс он, указывая на ближайший куст.

Эмиль скрестил руки на груди и приподнял светлые брови.

– Это почему же? – осведомился он.

Юнг хотел сказать, чтобы он растворился, и он смог бы поболтать с его сестричкой, но в этот момент заметил Мальвину, с накрученными голубыми локонами, и в ярком голубом платье собственного дизайна и забыл про Севиль. Нет, всё же Аниела была красивее. Всё, это его конкретное решение. Юнг ничего не сказав, развернулся и потопал в сторону Мальвины. Та уселась на другом конце озера с подружками Иреной и Заремой.

– Что это было? – удивлённо спросила Сив, смотря вслед удаляющемуся Юнгу.

Эмиль привёл в порядок свои светлые патлы, и сел обратно.

– Не знаю, – буркнул парень. – Но его надо проучить. Разошёлся тут…

Севиль хихикнула, потянулась и зевнула. Подобрала камешек поувесистее и бросила в озеро.

Эмиль и Севиль были очень похожи друг на друга. Оба – златовласые, взлохмаченные, стройные, с тёмно-карими глазами и загорелой кожей. У обоих были курносые носы, пухловатая верхняя губа, (из-за того, что два передних зуба были крупнее, чем надо) и ямки на щеках, а щёки круглые и розоватые, словно они всегда стояли под морозом.

Сив в свои пятнадцать была не хилых метр шестьдесят, а Эмиль опережал сестру на целых пятнадцать сантиметров. Севиль любила играть на кяманче, (азербайджанский музыкальный инструмент) а Эмиль на пианино. И они прекрасно подходили друг другу в музыкальном плане. Любили устраивать мини концерты для жителей приюта. У них были похожие характерные черты. К примеру, обе заранее могли предугадать настроение другого. Им бывало больно, когда больно другому. И всё, больше в них ничего похожего не было.

Эмиль был умным парнем. В некотором роде замкнутым в себя. Любил поразмышлять без посторонних. У него был более спокойный и расчётливый характер. Он любил в основном наблюдать за другими и тем самым его рассуждения о ком либо, были всегда правдивы, так как он, своими наблюдательскими навыками, мог заметить каждую мимику и чёрточку в вашем лице и с точностью да точки сказать какого вы поля ягода. Он слишком любил свою сестру. Для него существовала она одна, и он готов был горы свернуть для неё. А родители… он старался о них не думать. Они бросили их, бросили Севиль. Можно ли их простить? Почему они бросили их? Где они сейчас? На эти вопросы он и сам не знал ответа.

Севиль была девочка душа кампании. Она любила улыбаться, демонстрируя свои ямочки, всем вокруг, любила смеяться, веселиться и радоваться даже самым маленьким и незначительным мелочам. Если её обидеть, она этого никогда не покажет, а лишь улыбнётся вам в лицо. Девушка эта была упряма как козёл, любила настаивать на своём и всегда верила в прекрасное будущее, потому что, в этом заверял её брат. И самое главное – она была ребёнком. Растил её в основном брат, и она многому набралась у него. Может для других Эмиль и был угрюмым мальчиком, но только не для сестры. Для неё он стал не только братом, но и отцом и матерью. Он вырастил из неё большого капризного ребёнка, не понимающего жизнь как таковой, и очень далёкой от взрослых людских проблем.

Севиль любила мечтать. Особенно перед тем, как заснуть. Она мечтала о доме, маленьком, небольшом, но самом уютном во всём мире. А самым уютным он будет потому, что там будут и их родители. Ей достаточно и одной комнаты с братом. Она мечтала о том, как они будут наряжать ёлку у камина на новый год, как мама будет готовить праздничный ужин, а отец разгребать снег у порога. А потом, потом они всей семьёй будут, есть мамины выпечки, к примеру, плов там, или разнообразные салаты. И станут за ужином рассказывать всякие интересные истории, которые происходили с ними в этот день. А потом, потом она с Эмилем пойдёт спать, и мама поцелует их на ночь. И перед тем как заснуть, Севиль всегда говорила спокойной ночи, обращаясь к никогда ею не виденным родителям. Она чуть ли не каждую секунду думала о них, но у неё никогда не получалось представить их лица. Золотистый цвет волос достался им от мамы или папы? А цвет глаз? А какая была у мамы улыбка?

– Сив, – позвал сестру Эмиль.

– Да? – отозвалась она, встряхнув волосами.

– У меня такое ощущение, что сегодня случиться что-то не поправимое, – признался он.

У Эмиля была такая особенность: предчувствовать. И предчувствия его никогда не обманывали. Если он говорил, что произойдёт что-то хорошее или плохое, то всегда случалось то, что он предсказывал. Он еще ни разу не ошибался. Нет, он не был экстрасенсом или что там ещё бывает. Просто, у него была очень хорошо развита интуиция, (в отличие от сестры) Она никогда его не подводила. Да и, в общем, он был слишком ко всему подозрительным и наблюдательным малым.

– Что, правда? – рассеянно спросила девушка.

– Ага, – кивнул тот. – Сегодня постарайся быть рядом со мной, ладно?

– Ладно, – согласилась девочка. – А как же ночью?

Эмиль призадумался. Что же делать ночью? Он был в одной комнате с Шарлем. А тот был нормальным парнем. Ему можно доверять.

– Тайком проберись в нашу комнату. Будем вместе спать, как в детстве, – наконец нашёлся Миль.

– Ладно. Попробую, – вымолвила она.

– Не ладно, – укоризненно проговорил юноша. – А есть командир.

Севиль хихикнула и встала.

– Пойдём, чем-нибудь перекусим, – обратилась она к брату.

Эмиль тоже встал и потянулся.

– Давай, – согласился он.

Они направились в столовую. Столовая была построена с западной части здания, прилегающая к левому крылу. Столовая была просторным светлым помещением, с огромными окнами и круглыми столами и стульями, разбросанными по всему залу.

Сив уселась у столика у окна. Эмиль направился к кухарке бабе Вале, хлопотавшей у плит, готовя еду на вечер.

– Баба Валь, – позвал он кухарку, облокотившись о стойку и обворожительно улыбнулся, продемонстрировав ямочки на выпуклых щеках, когда кухарка повернулась, дабы узреть посетителя.

– Чего тебе? – недовольно пробурчала старушка, нарезая тонкими кругами морковку. Она хотела испечь морковный пирог.

– Баб Валь, ну дай булочку, а? И чаёк, – попросил парень, пытаясь выглядеть самым милым и невинным ребёнком на свете.

Кухарка искоса поглядела на Эмиля. Тот выглядел самым милым и невинным ребёнком на свете. Умилилась. Она давала себе слово, что не будет попадаться на трюки а-ля милая мордашка, и не раз давала, между прочим. Но каждый раз попадалась.

– Ну, хорошо, – смилостивилась она и положила в белую тарелку целых четыре булочки. Две с маком, две с яблочным джемом.

– И две чашки чая, – напомнил Эмиль. – Если вам не трудно.

– Что и для сестрёнки? – усмехнулась старушка, наливая чай в пластиковые стаканчики.

– Ага, – кивнул юноша.

Поблагодарил кухарку, поставил всё честно нажитое добро на поднос и отнёс к столу, где сидела сестра.

Та похлопала в ладоши, предвкушая вкусные тёплые булочки бабы Вали.

– Две с маком, две с джемом, – сообщил Эмиль, водрузив на стол поднос и уселся сам. – Те, что покрыты белой стружкой – с джемом.

– Мм… повидло какое?

– Яблочное.

Парень взял одну из булок. Это была булка с маком. Откусил не хилый кусок и принялся энергично жевать. Севиль остановила выбор, как и брат на булке с маком. Засунула сперва кончик булки в чай, а потом надкусила, только кусок поменьше. Не из-за того, что она была девчонкой, и надо было соблюдать приличия и всё такое. Просто рот побольше не открывался. Он у неё был меньше, чем у брата. Она не любила заморачиваться всякими девчачьими штучками.

В помещение ввалилось ещё парочку ребят и расселись на соседних столах. Это были модница Мальвина, Ирена по прозвищу Сирена, (из-за голоса у неё было такое прозвище) а рядом с подружками развалился Юнг. Они о чём-то болтали. Люций что-то сказал девчонкам и встал. Подошёл к кухарке и хотел выпросить у той пару сдобных булочек, но у него ничего не получилось. Он раздражительно передёрнул плечами и повернулся на сто восемьдесят градусов. Заметил близнецов и две целёхонькие булочки засахаренные сверху. Развязной походкой и противной улыбочкой на губах подошёл к ним.

– Так, Спица, а не лопнешь от такого количества булок? – осведомился он.

Тот не удостоил Юнга даже взглядом.

– Нет, – сказал он и запихнул остаток булочки в рот.

Хотел было взять следующую, но Юнг с молниеносной быстротой схватил тарелку.

– Я же сказал, лопнешь, – учительским тоном произнёс парень.

– Верни булки, – вставая, проговорил Эмиль.

Севиль тоже встала, поправила кофточку.

– Юнг, – позвала она Юнга. – Это вообще-то не твои булочки.

– Милая Сив, фигуру испортишь, если будешь столько лопать. Я же о тебе забочусь, – елейным голоском отозвался тот.

Мальвина с Иреной заинтригованно следили за нарастающей потасовкой. Кухарка была в этот момент в кладовке и ничего не видела и не слышала и не знала.

– Не смей так говорить с моей сестрой! – крикнул Эмиль, покраснев от злости.

Люций с любопытством взглянул на пацана.

– А то что, заноза кое-где? Ударишь меня? Смотри, а то сегодня поговаривают, страшная ночка будет. Как сестричку не похитила бы, – он ухмыльнулся и добавил. – Как дражайшую Тиону.

Эмиль не сдержался и заехал кулаком по физиономии Юнга. Напал на него, и стал колотить, куда попало. Девочки завизжали, от чего из кладовки выбежала кухарка и ахнула, да охнула.

Юнг пытался отбиться от Эмиля. Он думал, что сможет побить того и превратить в сухомятку, но просчитался. Прогневав Миля, он не подумал, что у того случиться прилив сил.

В столовую вбежали учителя и другие дети. Учитель химии и биологии Анислав Зелинский, схватил Эмиля за шиворот и еле оттащил. Юнга оттащил Радослав Войцеховский.

– Что здесь происходит? – строго осведомилась Марила Вишневская.

– Этот, придурок напал на меня! – вскричал Люций, выплёвывая изо рта кровь.

– Неправда! – заорал Эмиль, всё ещё пытаясь высвободиться из хватки учителя.

Марила Вишневская посмотрела на целёхонького Эмиля, лишь с маленькой ссадиной на щеке. Перевела взгляд на Люция. У того кровоточила щека, виднелся нехилый фингал, под правым глазом и футболка была порвана.

– Так Эмиль, – в конец сказала директриса. – Выходные будешь под домашним арестом. Начиная с этого момента. А также будешь целую неделю помогать сторожу Валиславу, в его работах с шести до восьми вечера.

– Но Марила Вишневская! – возмутился такой не справедливостью провинившийся.

– Так! Немедленно в свою комнату! – тоном, не терпящим возражения, сказала директриса.

И Эмилю ничего не оставалось, как поджать губы и повиноваться.

– А ты, Люций, быстро в медпункт, – велела она после ухода Эмиля.

– Слушаюсь Марила Вишневская, – чопорно проговорил Юнг и вышел из столовой.

Медпунктом заведовала Августина. Медицинская комната находилась на первом этаже правого крыла. Юнгу нравилась Августина, пусть даже та была старше его на три года.

– Манила Вишневская, – подала голос, до сих пор молчавшая Севиль. – Вы несправедливы! – заявила она.

– Севиль! – воскликнула директриса, поражённая до глубины души таким поведением девчонки. – Ты грубишь взрослым?

– Я не грублю. Я говорю правду, – ответила девочка, гордо подняв голову и смотря прямо в глаза пожилой женщине.

– Ох! – только и вымолвила пожилая женщина. – Вы с братом одна лишь головная боль! В каждой передряге только вы!

– Не нравиться, так не держите нас в приюте! – огрызнулась та.